Остаток недели прошёл для Стайлза так же, как и первый день. Гонимый желанием доказать шерифу свою пользу, он вставал ни свет ни заря и старался сделать всё лучше, чем накануне. Он помогал по хозяйству, готовил завтрак, мыл посуду, а потом встречался со Скоттом. По мере того, как развивалась их дружба, непродолжительный путь до школы стал одним из немногих действительно радостных моментов учебного дня. Как же здорово оказалось обрести единомышленника! Стайлз не смог ни с кем подружиться ни в Хоуптауне, ни в семьях, в которых жил, но в Скотте он обрёл настоящего друга. Такого, с которым можно было оставаться самим собой.
Но радость от утренних прогулок быстро сходила на нет, стоило им со Скоттом войти в класс. Мистер Харрис недолюбливал их обоих, но над Стайлзом издевался с особым удовольствием. Шериф сказал, что единственный способ задеть его за живое — стать самым лучшим и прилежным учеником класса, и Стайлз упорно придерживался этой тактики, изо всех сил стараясь не грубить в ответ, даже если от усилий приходилось прикусывать до крови собственные губы.
Регулярные занятия, безопасный кров с возможностью выспаться, подстёгивающие к учёбе одноклассники, горячая и сытная пища три раза в день — заботливая миссис Клэй, питавшая слабость к овдовевшему шерифу, любезно кормила их обедом и ужином — довольно быстро помогли Стайлзу оказаться в лидерах класса. К большому ужасу мистера Харриса и — не без гордости отметил для себя Стайлз — Лидии Мартин. Все знали, что она была лучшей ученицей, но почти по всем предметам он либо превосходил её, либо держался на том же уровне. Единственным предметом, по которому она совершенно не собиралась уступать первенство, стала математика. Стайлз заметил, что мистер Харрис принёс ей продвинутый учебник, и случайно услышал — ну, или подслушал, — что он из университетского курса по математической теории.
Судя по всему, мистер Харрис ничего в этом не смыслил — всё, что выходило за рамки школьной программы по математике, казалось, ставило его в тупик. Но он умело скрывал это за почтительным отношением к Лидии Мартин, у которой был ответ на любой вопрос.
За всё это время Стайлз ни разу не видел того красивого юношу с зелёными глазами — ни в школе, ни в городе не было ни малейшего признака его появления. Он даже подумывал у кого-нибудь о нём спросить, но отбросил эту мысль, опасаясь, что его снова начнут за спиной звать чудилой, а ведь Стайлз был полон решимости заставить шерифа гордиться им, причём настолько, чтобы тот решил оставить его в семье Стилински.
После школы они со Скоттом обычно либо прогуливались по лесу — «предавались праздным фантазиям», как однажды, добродушно улыбаясь, выразилась вдова Макколл, — либо направлялись в участок и помогали шерифу со всякой мелочёвкой: заправляли и полировали уличные газовые лампы, перебирали на стеллаже свёрнутые в рулон документы или, намного реже, изучали нераскрытые дела, пытаясь их распутать.
Когда они дорывались до «висяков» и принимались выдвигать различные теории, шериф зачастую только закатывал глаза и качал головой. Но Стайлз уже понял, что ему на самом деле нравится их слушать — это было видно по еле заметной улыбке, которую тот старательно прятал. А морщинки в уголках его глаз и сжатые в тонкую линию губы и вовсе означали, что они на верном пути.
Бывало и так, что они со Скоттом брали на себя труд повторных расследований некоторых из дел. Отчаянно желавший доказать свою пользу Стайлз не раз и не два попадался на «сборе улик», будучи в частных владениях. К сожалению, попадался он лично шерифу в руки.
— Стайлз, — вздохнул шериф, заглядывая в небольшое строение. — Мистер Слоун говорит, что вы со Скоттом весь день просидели в этом курятнике, и он хочет знать, зачем.
Он снова вздохнул и устало провёл по лицу ладонью, когда Стайлз попытался спрятать за спину одну из разбушевавшихся куриц: — Должен признаться, мне и самому интересно...
Скотт, сидевший скрестив ноги в углу, перевёл на Стайлза взгляд. Тот шумно выпустил воздух, привстал на колени и едва не задел сидевших над ним наседок — те мигом закудахтали и захлопали крыльями, поднимая в воздух ворох пуха и перьев.
— Мистер Слоун обвинил Томми Коттона в краже яиц, верно?
Шериф кивнул. Стайлз снял прилипшее к губе перо и продолжил.
— В его показаниях говорилось, что куры регулярно откладывают по тридцать яиц в день. Мистер Слоун сказал, что не досчитался двенадцати яиц, и в тот же день, не имея ни единого доказательства причастности, выдвинул против Томми Коттона обвинение.
— Ни единого? — пробормотал шериф себе под нос.
— Так вот, — продолжил Стайлз, — мы провели тут весь день…
— И вчера почти весь день просидели! — влез Скотт. — Мы всю неделю заглядывали сюда по утрам перед школой, чтобы посчитать количество яиц.
Скотт, очевидно, хотел помочь, но Стайлз куда лучше считывал эмоции шерифа и видел, как в его глазах нарастало разочарование. А ещё Стайлз прекрасно понимал, что может с ним случиться, если шериф разозлится, поэтому бросил на Скотта предупреждающий взгляд и быстро затараторил срывающимся от волнения голосом:
— И эти куры несут только пару десятков. Вчера было двадцать два яйца, почти всю неделю — тоже. Но чтобы тридцать — ни разу. Мистеру Слоуну нужно кое-что пояснить, чтобы его показания не сочли неуважением к суду.
— Стайлз, это не является неуважением к суду, если дело не дошло до судебного процесса.
Стайлз опустился обратно на пятки.
— О. Ну, это не важно, — махнул он рукой, снова напугав нескольких куриц. — Главное — это числа. А числа, в отличие от людей, не лгут. К тому же...
— О, ради всего святого… — пробурчал шериф, потирая глаза.
—
К тому же, — продолжил Стайлз решительно, — у меня есть доказательство, что Томми Коттон не крал яиц, а мистер Слоун скрыл, что некоторые из его несушек просто перестали нестись.
Стайлз улыбнулся, надеясь, что оказался прав. Скотт похлопал его по плечу, и улыбка стала ещё шире.
— Стайлз, — шериф уткнулся лицом в сгиб локтя и тяжело вздохнул. — Миссис Слоун призналась, что тайком откладывает около полдюжины яиц в день для детей Томми Коттона, так как его жена сильно больна и у него нет постоянной работы.
— О, очень мило с её стороны, — заметил Скотт, поглаживая одну из симпатичных несушек породы Анкона, привязавшихся к нему за минувшие несколько дней. Стайлз любезно игнорировал тот факт, что Скотт стал звать её Эллисон, и упорно не соглашался с тем, что вмятинки на клюве курицы были похожи на её ямочки.
Стайлз глянул на Скотта — тот явно не понимал, на что нужно обращать внимание, — и снова повернулся к шерифу.
— Можно поинтересоваться, почему это не указано в материалах дела?
Шериф несколько раз медленно моргнул.
— Вот и внесёшь это в дело, когда придёшь в участок, — он осмотрел Стайлза с головы до пят. — Эта курица только что развязала шнурок на твоём ботинке.
Стайлз опустил взгляд на пятнистую бело-голубую курицу, облюбовавшую его шнурки. Краем уха он услышал, как хихикнул шериф, спускаясь по узкому пандусу курятника.
Что ж, по крайней мере, он не злился.
— А вы, ребята, вылезайте оттуда и приведите себя в порядок. И я надеюсь, что вы оба напишете мистеру Слоуну по письму с извинениями.
— Да, сэр, — отозвались они хором. Скотт при этом звучал менее расстроенно, чем Стайлз. Может, потому, что пернатая Эллисон клевала пуговицы его рубахи и негромко кудахтала. А может, потому, что у него, в отличие от Стайлза, был постоянный дом.
Если подумать, он был даже у курицы.
Спотыкаясь обо всё подряд, Стайлз выбрался из курятника и принялся отряхивать штаны от перьев и пуха. Последовавший за ним Скотт в это время пытался аккуратно запихнуть обратно в курятник вылезших наружу несушек — кажется, они были в восторге от его готовности гладить их по первому требованию и не желали расставаться. Стайлз крутанулся на месте, пытаясь стряхнуть со спины налипшую грязь, но запутался из-за так и незавязанного шнурка и рухнул к ногам шерифа, издав при этом нечто среднее между «Воу!» и звуком отрыжки.
— Впервые вижу такое точное попадание ситуации в характер, — пробурчал шериф себе под нос.
*
После нескольких недель школьно-рабочей рутины со Скоттом и просьбы шерифа помочь с упорядочением организационной системы участка Стайлз чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы совать свой нос куда захочется. Как-то раз он взялся за одно из дел с пометкой «Закрыто — возобновлено». Он достал его из шкафа, насвистывая под нос какую-то мелодию, придвинул стул к столу шерифа, устраиваясь напротив, и заглянул в бумаги, которыми тот был так увлечён: это была чья-то жалоба на безумную джерсийскую корову, которая вытоптала весь соседский овёс и куда-то исчезла. Шериф хмыкнул, давая понять, что заметил его любопытство, и с усмешкой толкнул его назад прямо через стол, возвращая на своё место.
Дело, которое выбрал Стайлз, выглядело довольно потрёпанным, хотя ему была только пара лет. На первый взгляд оно походило на обычный рапорт о пожаре. Стайлз принялся раскладывать страницы — бумаг было довольно много — и быстро понял, что это не было типичным случаем возгорания. Пострадавшие: целая семья и гость поместья. Все сгорели заживо, выжили только двое детей. Стайлз сразу заподозрил что-то неладное, и тут в показаниях опрошенных людей ему попалось знакомое имя: Адриан Харрис.
— Мистер Харрис? — прошептал Стайлз, вытаскивая страницу из стопки.
Шериф поднял взгляд, сообразив, на что тот смотрит, и выхватил у него листок.
— Только не это, Стайлз, — возразил он несколько печальным, но суровым голосом.
— Но…
— Нет, я не могу дать тебе это дело, — шериф собрал все бумаги и убрал их подальше. — В нём есть… детали и обвинения, которые так и не были обнародованы, и они не предназначены для такого юного ума, как твой.
Стайлз с силой откинулся на спинку стула.
— Но я же могу помочь!
Лицо шерифа смягчилось, губы тронула лёгкая улыбка.
— Ты не просто можешь помочь, уверен — ты точно попытаешься. Но, Стайлз, некоторым книгам лучше оставаться закрытыми.
Вздор.
Это шло вразрез со всем, во что он верил!
— Стайлз, теперь я говорю со всей серьёзностью, — шериф смотрел на него пристально. — Я хочу, чтобы ты дал мне обещание: я никогда больше не узнаю, что ты копался в этом деле.
Ну вот, у него не было выхода. С другой стороны, он же может продолжить заниматься этим делом и дальше, главное — не дать шерифу об этом знать. Просто придётся заставить Скотта поклясться держать язык за зубами. Если бы у него получилось раскрыть это дело, он бы всем доказал, что заслуживает жить в Бикон-Хиллз.
— Я обещаю.
Шериф облегчённо выдохнул.
— Хорошо. Что думаешь о том, чтобы уехать отсюда пораньше и рассказать мне всё, что тебе известно о джерсийских коровах?
При мысли о вранье у Стайлза скрутило все внутренности. Хотя, если не думать об этом в том ключе, который подразумевал шериф, враньём это как раз не было.
Но Стайлз быстро об этом забыл, переключившись на дело о джерсийской корове, которое принялся пересказывать шериф.
К тому времени, когда двое мужчин устроились за ужином, поедая вкусный пастуший пирог¹, любезно предоставленный миссис Клэй, а небольшой и уютный домик наполнился нелепыми историями жителей Бикон-Хиллз и негромким смехом, дело о пожаре в доме Хейлов было уже забыто.
______________________________________________
ПРИМЕЧАНИЯ:
¹ Пастуший пирог (ориг. Shepherd's Pie) — слоёная запеканка из баранины с покрытием из картофельного пюре, традиционное блюдо британской кухни.
Переводческое примечание №2: решили опустить в тексте один абзац ввиду его повышенной мудрёности и пониженной ценности для смысла рассказа. Если вам очень уж интересен комедийно-детективный фрагмент о ругани соседей из-за собственной тупости и очень прожорливой коровы, то вот он:
«К пострадавшей стороне на участок трижды влезала соседская корова, умудрившись в последний раз пожрать половину поля овса и лоток капусты на продажу. Потом выяснилось, что в первые два раза на поле ходила не соседская корова, а их собственная, которую они привели по ошибке к соседям как чужую, но вернуть её уже не представлялось возможным, так как те соседи умудрились её довольно быстро продать. Как итог: хозяева пострадавшего урожая обвиняют соседей в воровстве. Причём и коровы, и урожая».
Фрагмент находился в конце главы, на месте предпоследнего абзаца. Теперь вы понимаете, почему мы его убрали :D
