О чем говорят звезды

…Если два сердца бьются в унисон из покон веков, то и остановиться им суждено в один час, ибо вечная любовь будет жить даже после смерти… Хруст снега под ногами заглушал посторонние шумы леса, когда девушка плелась следом за мужчинами, с крепко стянутыми веревкой руками. Она старалась угнаться за их шагом, но боль в ноге была сильнее ее воли и она, то и дело, спотыкалась на каждом шагу, чуть ли не падая в рыхлый снег, заставляя мужчин злиться и прикрикивать на нее называя бестолковой и слишком упрямой. — Я раз шёл через горный перевал с открытой раной на брюхе, — заикнулся один, следуя прямо за спиной, еле перебирающей ногами, девушки, — Так я шел около 40 часов пешком, у меня кишки вываливались, а она тут плетется, словно подбитая лань. Мужчина был довольно высок. Его плечи полностью закрывали тело девушки, так, что она при любом желании не смогла бы сбежать от него, да, что там сбежать, она бы его даже обойти не смогла нормально, что уж говорить о совершении побега. Ростом в 3 аршины, он больше походил на огромный шкаф, чем на человека, по этому было не сложно представить, почему он выжил с открытой раной. — Да вас даже медведь не одолеет, что говорить о выпавших из брюха кишках, — вдруг отозвалась девчонка и по отряду полился раскатистый смех, — Думаю, что лешись вы половины из них, все равно бы продолжали шагать так, словно вас кошка укусила за пятку, — она обернулась на него, заметив улыбку на его, казалось, свирепом лице, что не могло не радовать ее. На вид такие злобные, в душе, они все же были добряками, ну или так ей показалось, но все равно улыбка здоровяка, дала ей надежду, хоть и маленькую, но на спасение. Вдруг ее позитивную мысль оборвали, заставив вернуться в реальность. Грозный голос ударил по ушам и девушка слегка вздрогнула, осознавая, что шутки все же не уместны. — Хватит с ней разговаривать, Мэн Хо, — прошипел Чонгук и смех вдруг прекратился, заставляя мужчин посмотреть себе под ноги, — Я вам не няньку нашел, чтобы с ней шутки шутить и душу ей раскрывать! — за тем его взгляд коснулся девушки. Он сверлил ее свирепым взглядом, явно не довольный вольным поведением этой особы. — Не могла бы ты помолчать и не вносить смуту в мои ряды, — выдал он все так же вглядываясь в ее лицо, — Иначе я отрежу тебе язык, он тебе все равно не пригодится, не для разговоров и задушевных бесед я тебя с собой взял! — А я и не соглашалась идти! — выпалила она на одном дыхании, не опуская головы, что совсем выбило Чонгука из колеи, — Я была уже готова к отсечению моей бесполезной, как вам кажется, головы с моих плеч, но вы решили, что я должна идти в путь, так почему бы мне не завести разговор с теми, кому я стану рабыней? — она гордо подняла голову, оглядев каждого присутствующего из мужчин, кажется, заставив их задуматься, — Я не молила вас о пощаде и вы не даровали мне ее, по этому я вам ничего не должна и ничем не обязана! Тогда ответьте мне, разве я не достойна даже разговора? Ее взгляд был сверлящим, тяжелым. Она заставляла их, раз за разом, опускать головы вниз, приклоняя их взгляды перед собой, но лишь один смотрел на нее без чувства свербящей совести где-то в глубине души. Лишь один, все так же продолжал поглощать ее энергию своими черными глазами. И лишь только один, сделал два шага ей на встречу и, не касаясь ее, указал пальцем на ногу девушки. — Ты бы умерла там на снегу, как жалкая жертва, истекающая кровью, если бы я не заставил тебя встать, — он смотрел прямо, приводя свои аргументы, — Думаешь, что смогла бы сама зашить эту рану? Думаешь смогла бы доползти до дома, если бы тебя не подгонял страх лишиться головы? Да ты и сейчас то бледная как смерть и если ты не сдохнешь по дороге, то мы подлатаем тебя, за это ты уже должна быть мне благодарна! Вмиг, он резким движением схватил ее за подбородок, крепко зажимая нежную плоть между длинными пальцами, окутанными в черные кожаные перчатки. Боль пронзила ее, но девушка не подала виду, все так же продолжая смотреть в омут его черных глаз, не собираясь быть покорной. Тогда он лишь сильнее сжал ее подбородок, на что она слегка взвизгнула, ударив его связанными руками в левое плечо. Но он даже и не думал разжимать хватку, все продолжая держать ее лицо в направлении своему, осматривая каждый миллиметр ее белой, уже от потери крови, кожи. — Перестань себя так вести и заткнись, наконец! — резко выдал Чонгук отпустив нежную кожу, на которой остались красные пятна от его цепких пальцев. — А теперь идемте, и не слова больше! От этой девицы у меня разболелась голова! — скомандовал Чонгук даже не смотря на девушку и все покорно замолчали, продолжая свой путь в компании одних лишь мыслей. Он раздражал ее, страшно раздражал, нервировал до мозга костей, заставляя уже с первых минут открыто воспылать ненавистью к его персоне. Идя впереди всех, он осторожно оставлял на снегу следы, по которым ровным строем за ним шли его друзья, но она не могла, оставляя кривые дорожки на их ровной линии. Слабость брала верх, но девушка держалась, все продолжая идти в конце небольшого отряда, волочась за длинной веревкой, на которой ее вел идущий впереди мужчина. Она было хотела попросить идти по медленнее, хотела попросить ослабить шаг, но этому было не суждено случиться. Будь она даже принцессой, этот деспот все равно бы не позволил ей отдохнуть. Когда из-за деревьев показались кони, девушка немного взбодрилась, но сообразив, что ей придется ехать с одним из этих мужчин на одной лошади, сидя к чужому телу почти в плотную, она заставила эту мысль умереть сразу же на подкорках своего сознания. Как только они были на месте и загрузили всю провизию на своих коней, Чонгук вдруг спросил, уже мягче обратившись к своим соратникам: — Кто возьмет ее на своего коня? — голос его был обычным, он не выказывал недовольства как пару минут назад, казалось, что он уже и забыл о том, что просил девчонку заткнуться таким грубым образом. — Господин, мы не можем загрузить на коней еще и ее, — вдруг выдал Му Хен, обводя рукой до верху нагруженных провизией коней, — Нам ехать всю ночь, наши кони просто не выдержат большей ноши. Чонгук окинул взглядом ездовых. И впрямь, они были до верху набиты мешками и котомками, так еще и девицу пришлось бы вмещать. На его коне, так же красовались огромные связки, но место все же было, но ехать в тесноте рядом с ней, парню явно не хотелось. Представив только то, насколько близко она будет сидеть рядом, он мимолетно отпустил эту мысль в небо и тихим голосом сказал: — Тогда ей придется идти пешком — отвернувшись он подошел к своей лошади, взяв в руки путы, окутывающие ее запястья и, в одно движение, привязал длинную часть веревки к своему седлу. Даже не смотря на девушку. — Но, Господин, — вдруг отозвался здоровяк, явно не понимающий, его действий, — Она же ранена, а идти всю ночь, она же попросту не сможет идти за лошадью, — он ожидал ответа на что Чон лишь добавил колкое: — Тебе что жаль ее? Если да, ты так и скажи, я отпущу ее восвояси! — его взгляд был хитрым. Он знал, что Мэн Хо не сможет сказать о своей жалости. Знал это и все равно спросил, дабы поиграть на нервах своих людей. Жалость, что она значила для них? Она являлась слабостью, а слабость, влекла за собой смерть. По этому их с детства растили без жалостными и жестокими, искореняя все чувства еще на ранних стадиях их формирования. Но человек всегда остается человеком. От чувств невозможно спрятаться, джае если ты владеешь масками всех спектров эмоций. — Да нет же, мне совсем не жаль, — вдруг выдал Мэн Хо, растерявшись от хитрости вопроса, — Просто мы не сможем ехать быстро и нам придется добираться домой гораздо дольше, вот и вся причина! — он старался казаться свирепым и жестким, но она видела, что мужчина проникся ей и что-то заставляло его сейчас думать не как головорез, снимающий скальп с оленя с улыбкой на лице, а как человек, как живая душа. — Ну торопиться нам не куда, так что, раз никому не жаль ее, она пойдет дальше пешком! — выдал Чон, развернув свою лошадь в том направлении, где уже заходило солнце, — Выдвигаемся!

***

Рыхлый снег путал ноги, а рана ныла, когда девчонка старательно перебирала ножками, прихрамывая на левую, попутно путаясь в подоле своего длинного мужского ханбока, натянутого поверх штанов, которые явно не пристало носить женщинам. Солнце уже зашло, оставив темное небо единственным полотном для высоких гор, так осторожно обнимавших пустынную долину. Шли они уже час и 40 минут, насколько сосчитала в своей голове девушка, то и дело стараясь не уснуть на ходу от боли и нечеловеческой слабости. Чон, время от времени, поглядывал через плечо, осматривал ее подранную ногу, делая вид, что не замечает, как она усердно пытается скрыть свою боль. Его чувства были притуплены. Да, он славился безжалостным убийцей, разрушающим все на своем пути, но человеческие чувства не были ему чужды. Ему не было жаль ее, так он сам убеждал себя, все больше и больше вглядываясь в темноту снежной глуши, но все же думал о том, к кому бы усадить ее на лошадь, чтобы ей не пришлось хромать всю ночь, замедляя их ход. Девушка силилась, стараясь не наступать полной ступней, стискивала зубы, когда резкое движение резало ей ногу, она просто считала минуты в голове, до того, как упадет. Она понимала, что если силы оставят ее, то никто не кинется спасать девчушку, которая и так то особо никому не сдалась, по этому она всеми силами вышагивала так ровно, как только могла, уже не ощущая холода и боли от сухих путов на ее руках. Вдруг она уловила тихое движение подле себя, силясь повернуть голову в сторону, подъезжавшей к ней все ближе лошадке, которая плелась чуть позади несколько минут назад. Слегка обернувшись, она, наконец, увидела, что это был Мэн Хо. Здоровяк, ехал верхом на бурой лошадке, все продолжая внимательно изучать девушку взглядом. — Как твое имя? — вдруг выдал он, осмелившись, наконец, заговорить и нарушить приказ Господина, — Он нас не слышит, можешь сказать мне — прошептал он тихо, слегка посмеиваясь, указывая головой на Чонгука, который даже и не думал обращать на них внимания, глубоко погруженный в свои мысли. — Тиен, — из последних сил выдавила девушка, стараясь не потерять сознание. — Красивое имя, — неожиданно для нее выдал, казалось бы, такой угрюмый мужчина, — Если я не ошибаюсь, оно означает — Дух, или же фея? Но такими именами не зовут простых отшельников, откуда ты? — он все продолжал говорить, стараясь заставить девушку отвечать на его слова, чтобы она не нароком не упала на холодный снег. — Я…Я родом из маньчжурского племени на севере, — выдавила сквозь боль Тиен. В эту минуту она чувствовала, что терять уже не чего, пусть знает все, ведь ей не долго осталось. — Но это же так далеко! Как ты оказалась в этих краях? Что привело тебя… — на этом вопросе Мэн Хо, услышал, как снег мягко принял в свои обьятья тело девчушки, окутывая ее так крепко, словно забирая в другой мир. Она упала, потеряв сознание, больше не в силах идти и даже считать время. Она что-то слышала, низкий и громкий крик Мэн Хо, который отдавался где-то в уходящем сознании гулким эхом, она чувствовала, как тянувшая ее по снегу лошадь, остановилась. Она даже чувствовала, как кто-то взял ее на руки и куда-то понес, но больше она ничего не ощущала, лишь холод и тишину, давящую на тело и забирающую далеко с собой, укачивая колыбельной маленькую девочку, когда-то очень давно потерявшую все.

***

Тепло… Это было первым, что она ощутила, слегка приоткрывая тяжелые веки. Она куда-то ехала, ехала верхом, картинки плыли перед глазами, мелькали и пылали огнем, солнечными лучами поблескивал снег, а кожу приятно щекотал чей-то мех накинутый на плечи, когда девушка попыталась слегка выпрямиться. — Не двигайся! — вдруг услышала она грубое высказывание за спиной, четко ощутив картину происходящего, — Мне и так не удобно, так еще и тебя держать приходится, лучше не шевелись и сиди спокойно, пока я тебя не привязал обратно к седлу! — Чонгук сидел сзади, обвивая ее одной рукой за талию, а второй крепко держа поводья своего черного коня, все крепче прижимая девушку к себе и, кажется не собираясь отпускать. Она бы высказалась сейчас, выкинула бы колкое — «Больно надо» и слезла бы с лошади пойдя пешком, лишь бы не сидеть так близко к этому дикарю. Но слабость была куда сильнее. Едва открыв рот, чтобы что-то ответить, Тиен ощутила резкую боль в ноге, что заставило ее стиснуть зубы по крепче, насколько хватало сил и замолчать, напрягшись всем телом, чтобы не прижиматься так близко к мужчине. Она ощущала его горячее дыхание за совей спиной, что не могло не напрягать ее еще больше, ощущала его запах, который терпким шлейфом пробивался в самые легкие, оставляя мятное послевкусие на языке, осознавала, что его меховая накидка мирно покоится на ее плечах, а сам он едет лишь в кожаном одеянии, подставляясь под падающий хлопьями снег. — Вы… Вы можете… Можете забрать свою вещь, мне она не к чему, — насколько было сил выкинула Тиен, понимая, что больше не может ощущать этот запах, который заставлял ее машинально закрывать глаза, лишь только стоило меху коснуться ее маленького носика. — Я разве не просил тебя помолчать? — только и выдал Чон, не послушав ее претензии, — Ты слишком проблемная, нужно было тебя убить. Больше он ничего не сказал, но его слова, они повторялись. Каждый раз он произносил одно и тоже, что вводило девушку в ступор. Она не хотела думать, что с ней сделают по приезду и для чего вообще ее взяли, но одно она заняла точно, если ее не убили спустя такое время, значит не ее жизнь им нужна, иначе ее давно бы уже скинули в один из оврагов, которые она видела по пути, пока была в сознании. До лагеря оставалось совсем немного, так как на горизонте уже виднелся дым. Мужчины приободрились, ускорив своих скакунов и лишь Мэн Хо, проезжавший мимо, легонько подмигнул Тиен, заметив, что она пришла в себя. Чонгук же угрюмо взглянул на здоровяка, неодобрительно покачав головой, но ничего не сказал, продолжая двигаться к лагерю вместе с остальными. Когда из-за деревьев появился первый шатер, девушка, оживилась. Она думала, что ее везут в темный лес, в котором эти дикари спят на шкурах убитых животных, но все оказалось совсем иначе. Это был просторный лагерь, чем то напоминающий маленькое поселение. Людей там было не мого, пару женщин готовили что-то у костра, не молодых лет 50, около 5 мужчин, лет 30 и 2 детей, играющих в снежки за большим шатром. Вся поляна, была окружена густым лесом, а позади возвышался горный перевал, отыскать это место было бы очень сложно, а может и совсем невозможно, учитывая его географическое положение. В далеке были оборудованы стойла для коней, накрываемые небольшим шатерком от холода и ветра, а так же, в стойле стояла пара баранов и один осел, по всей видимости таскавший туда сюда провизию. Когда они были на месте, люди оживились. С радостными криками они походили к уже знакомым ей мужчинам, обнимая их и помогая разобрать добытое. Все это казалось Тиен знакомым и родным, таким как было дома. Но только здесь все было меньше, но атмосфера царила похожая. — Мэн Хо, — вдруг выкрикнул Чонгук и Тиен вздрогнула, от громкого голоса прямо за ее ухом, — Гляжу ты уже подружился с нашей пленницей, так что давай, снимай ее с моей лошади и отведи к знахарке, путь делает с ней, что хочет, — он резко отпустил руку с талии девушки, от чего она, будучи слишком обессиленной, стала соскальзывать с коня. Больная нога поехала в низ и девушка, под силой тяжести, стала крениться к земле, но сильная рука Чонгука, резко обхватила ее тонкое плечо, рывком потянув на себя. — Дура! — выкрикнул он, смотря как его меховая накидка падает на белый снег с хрупких плеч девчушки, — То пытаешься слезть, когда я прошу не шевелиться, то попадаешь, когда я говорю сидеть ровно, ты вообще хоть что-нибудь нормально можешь делать? Или только быть такой беспомощной? — он был зол, в его глазах пылал огонь, который испугал бы любого в этом поселении, но только не Тиен. Она обернулась на него, уже опираясь на широкие плечи подбежавшего к ней Мэн Хо и, принимая помощь, чтобы спуститься с коня, спокойно произнесла: — Может быть я и беспомощна с раненой ногой и без сил и не могу даже усидеть ровно на вашей лошади, но уж поверьте мне, я далеко не такая дура, каковой вы меня считаете, Господин, будьте уверены! — последнее она сказала с нескрываемой злобой и легкими нотками сарказма в голосе, на что женщины и мужчины, окружающие их и смотревшие с нескрываемым любопытством, опустили глаза, ожидая что Господин разгневается и начент рвать и метать, но все было иначе. Он лишь слез с коня, подняв меховой предмет одежды с земли и накинув его на одно плечо, даже не оттряхивая от снега, с легкой долей иронии проронил: — Хочешь доказать всем, что ты не беспомощна? Тогда пусть то время которые ты отнимешь у меня, пока будешь идти на поправку не займет больше трех дней, после, ты должна будешь доказать мне свою нужность, иначе. — но она вновь перебила его, не дав договорить и слова. — Иначе, что? Убьете меня? — она продолжала сверлить его взглядом, а он лишь усмехнулся и с улыбкой подобно королю, произнес, возвысившись над ней: — Иначе я не отпущу тебя домой, — это было неожиданно и странно для всех, — Ты сможешь уйти только тогда, когда я буду уверен, что ты отплатила мне за мою доброту и твою спасенную жизнь, а пока можешь идти в лазарет, там тебе помогут. На этих словах он развернулся и, кинув на девушку последний взгляд, скрылся за пологами самого большого шатра. И только в эту минуту она осознала, насколько сильно была беспомощна в этой ситуации. Да, она могла бы сбежать будь у нее оружие и целые конечности, могла бы уйти в ночи и скрыться, будь у нее силы и провизия, могла бы убить его ночью, будь он настоящим злодеем, но он им не был. Его уважали, это было видно. Он кормил и оберегал этих людей и они жили в спокойствии и благополучии, в конце концов, он не стал убивать незнакомую себе девушку и вместо этого привез ее к себе в лагерь, показав где находится, пусть она и не запомнила дороги. Она хотела бы уйти прямо сейчас, но понимала, что лучшим выходом из всего этого будет переждать здесь, засесть на время в логове зверя, притворившись покорной, дабы уйти после своей дорогой. Уйти во свояси туда, где она будет одна в тишине лесов и в мягком одеяле неба, туда где ее будет ждать одна пустота полей и равнин. Туда, где ее глаза не будут видеть омута черных глаз, в которых не видно ничего, кроме собственного отражения.