***
Рыхлый снег путал ноги, а рана ныла, когда девчонка старательно перебирала ножками, прихрамывая на левую, попутно путаясь в подоле своего длинного мужского ханбока, натянутого поверх штанов, которые явно не пристало носить женщинам. Солнце уже зашло, оставив темное небо единственным полотном для высоких гор, так осторожно обнимавших пустынную долину. Шли они уже час и 40 минут, насколько сосчитала в своей голове девушка, то и дело стараясь не уснуть на ходу от боли и нечеловеческой слабости. Чон, время от времени, поглядывал через плечо, осматривал ее подранную ногу, делая вид, что не замечает, как она усердно пытается скрыть свою боль. Его чувства были притуплены. Да, он славился безжалостным убийцей, разрушающим все на своем пути, но человеческие чувства не были ему чужды. Ему не было жаль ее, так он сам убеждал себя, все больше и больше вглядываясь в темноту снежной глуши, но все же думал о том, к кому бы усадить ее на лошадь, чтобы ей не пришлось хромать всю ночь, замедляя их ход. Девушка силилась, стараясь не наступать полной ступней, стискивала зубы, когда резкое движение резало ей ногу, она просто считала минуты в голове, до того, как упадет. Она понимала, что если силы оставят ее, то никто не кинется спасать девчушку, которая и так то особо никому не сдалась, по этому она всеми силами вышагивала так ровно, как только могла, уже не ощущая холода и боли от сухих путов на ее руках. Вдруг она уловила тихое движение подле себя, силясь повернуть голову в сторону, подъезжавшей к ней все ближе лошадке, которая плелась чуть позади несколько минут назад. Слегка обернувшись, она, наконец, увидела, что это был Мэн Хо. Здоровяк, ехал верхом на бурой лошадке, все продолжая внимательно изучать девушку взглядом. — Как твое имя? — вдруг выдал он, осмелившись, наконец, заговорить и нарушить приказ Господина, — Он нас не слышит, можешь сказать мне — прошептал он тихо, слегка посмеиваясь, указывая головой на Чонгука, который даже и не думал обращать на них внимания, глубоко погруженный в свои мысли. — Тиен, — из последних сил выдавила девушка, стараясь не потерять сознание. — Красивое имя, — неожиданно для нее выдал, казалось бы, такой угрюмый мужчина, — Если я не ошибаюсь, оно означает — Дух, или же фея? Но такими именами не зовут простых отшельников, откуда ты? — он все продолжал говорить, стараясь заставить девушку отвечать на его слова, чтобы она не нароком не упала на холодный снег. — Я…Я родом из маньчжурского племени на севере, — выдавила сквозь боль Тиен. В эту минуту она чувствовала, что терять уже не чего, пусть знает все, ведь ей не долго осталось. — Но это же так далеко! Как ты оказалась в этих краях? Что привело тебя… — на этом вопросе Мэн Хо, услышал, как снег мягко принял в свои обьятья тело девчушки, окутывая ее так крепко, словно забирая в другой мир. Она упала, потеряв сознание, больше не в силах идти и даже считать время. Она что-то слышала, низкий и громкий крик Мэн Хо, который отдавался где-то в уходящем сознании гулким эхом, она чувствовала, как тянувшая ее по снегу лошадь, остановилась. Она даже чувствовала, как кто-то взял ее на руки и куда-то понес, но больше она ничего не ощущала, лишь холод и тишину, давящую на тело и забирающую далеко с собой, укачивая колыбельной маленькую девочку, когда-то очень давно потерявшую все.***
Тепло… Это было первым, что она ощутила, слегка приоткрывая тяжелые веки. Она куда-то ехала, ехала верхом, картинки плыли перед глазами, мелькали и пылали огнем, солнечными лучами поблескивал снег, а кожу приятно щекотал чей-то мех накинутый на плечи, когда девушка попыталась слегка выпрямиться. — Не двигайся! — вдруг услышала она грубое высказывание за спиной, четко ощутив картину происходящего, — Мне и так не удобно, так еще и тебя держать приходится, лучше не шевелись и сиди спокойно, пока я тебя не привязал обратно к седлу! — Чонгук сидел сзади, обвивая ее одной рукой за талию, а второй крепко держа поводья своего черного коня, все крепче прижимая девушку к себе и, кажется не собираясь отпускать. Она бы высказалась сейчас, выкинула бы колкое — «Больно надо» и слезла бы с лошади пойдя пешком, лишь бы не сидеть так близко к этому дикарю. Но слабость была куда сильнее. Едва открыв рот, чтобы что-то ответить, Тиен ощутила резкую боль в ноге, что заставило ее стиснуть зубы по крепче, насколько хватало сил и замолчать, напрягшись всем телом, чтобы не прижиматься так близко к мужчине. Она ощущала его горячее дыхание за совей спиной, что не могло не напрягать ее еще больше, ощущала его запах, который терпким шлейфом пробивался в самые легкие, оставляя мятное послевкусие на языке, осознавала, что его меховая накидка мирно покоится на ее плечах, а сам он едет лишь в кожаном одеянии, подставляясь под падающий хлопьями снег. — Вы… Вы можете… Можете забрать свою вещь, мне она не к чему, — насколько было сил выкинула Тиен, понимая, что больше не может ощущать этот запах, который заставлял ее машинально закрывать глаза, лишь только стоило меху коснуться ее маленького носика. — Я разве не просил тебя помолчать? — только и выдал Чон, не послушав ее претензии, — Ты слишком проблемная, нужно было тебя убить. Больше он ничего не сказал, но его слова, они повторялись. Каждый раз он произносил одно и тоже, что вводило девушку в ступор. Она не хотела думать, что с ней сделают по приезду и для чего вообще ее взяли, но одно она заняла точно, если ее не убили спустя такое время, значит не ее жизнь им нужна, иначе ее давно бы уже скинули в один из оврагов, которые она видела по пути, пока была в сознании. До лагеря оставалось совсем немного, так как на горизонте уже виднелся дым. Мужчины приободрились, ускорив своих скакунов и лишь Мэн Хо, проезжавший мимо, легонько подмигнул Тиен, заметив, что она пришла в себя. Чонгук же угрюмо взглянул на здоровяка, неодобрительно покачав головой, но ничего не сказал, продолжая двигаться к лагерю вместе с остальными. Когда из-за деревьев появился первый шатер, девушка, оживилась. Она думала, что ее везут в темный лес, в котором эти дикари спят на шкурах убитых животных, но все оказалось совсем иначе. Это был просторный лагерь, чем то напоминающий маленькое поселение. Людей там было не мого, пару женщин готовили что-то у костра, не молодых лет 50, около 5 мужчин, лет 30 и 2 детей, играющих в снежки за большим шатром. Вся поляна, была окружена густым лесом, а позади возвышался горный перевал, отыскать это место было бы очень сложно, а может и совсем невозможно, учитывая его географическое положение. В далеке были оборудованы стойла для коней, накрываемые небольшим шатерком от холода и ветра, а так же, в стойле стояла пара баранов и один осел, по всей видимости таскавший туда сюда провизию. Когда они были на месте, люди оживились. С радостными криками они походили к уже знакомым ей мужчинам, обнимая их и помогая разобрать добытое. Все это казалось Тиен знакомым и родным, таким как было дома. Но только здесь все было меньше, но атмосфера царила похожая. — Мэн Хо, — вдруг выкрикнул Чонгук и Тиен вздрогнула, от громкого голоса прямо за ее ухом, — Гляжу ты уже подружился с нашей пленницей, так что давай, снимай ее с моей лошади и отведи к знахарке, путь делает с ней, что хочет, — он резко отпустил руку с талии девушки, от чего она, будучи слишком обессиленной, стала соскальзывать с коня. Больная нога поехала в низ и девушка, под силой тяжести, стала крениться к земле, но сильная рука Чонгука, резко обхватила ее тонкое плечо, рывком потянув на себя. — Дура! — выкрикнул он, смотря как его меховая накидка падает на белый снег с хрупких плеч девчушки, — То пытаешься слезть, когда я прошу не шевелиться, то попадаешь, когда я говорю сидеть ровно, ты вообще хоть что-нибудь нормально можешь делать? Или только быть такой беспомощной? — он был зол, в его глазах пылал огонь, который испугал бы любого в этом поселении, но только не Тиен. Она обернулась на него, уже опираясь на широкие плечи подбежавшего к ней Мэн Хо и, принимая помощь, чтобы спуститься с коня, спокойно произнесла: — Может быть я и беспомощна с раненой ногой и без сил и не могу даже усидеть ровно на вашей лошади, но уж поверьте мне, я далеко не такая дура, каковой вы меня считаете, Господин, будьте уверены! — последнее она сказала с нескрываемой злобой и легкими нотками сарказма в голосе, на что женщины и мужчины, окружающие их и смотревшие с нескрываемым любопытством, опустили глаза, ожидая что Господин разгневается и начент рвать и метать, но все было иначе. Он лишь слез с коня, подняв меховой предмет одежды с земли и накинув его на одно плечо, даже не оттряхивая от снега, с легкой долей иронии проронил: — Хочешь доказать всем, что ты не беспомощна? Тогда пусть то время которые ты отнимешь у меня, пока будешь идти на поправку не займет больше трех дней, после, ты должна будешь доказать мне свою нужность, иначе. — но она вновь перебила его, не дав договорить и слова. — Иначе, что? Убьете меня? — она продолжала сверлить его взглядом, а он лишь усмехнулся и с улыбкой подобно королю, произнес, возвысившись над ней: — Иначе я не отпущу тебя домой, — это было неожиданно и странно для всех, — Ты сможешь уйти только тогда, когда я буду уверен, что ты отплатила мне за мою доброту и твою спасенную жизнь, а пока можешь идти в лазарет, там тебе помогут. На этих словах он развернулся и, кинув на девушку последний взгляд, скрылся за пологами самого большого шатра. И только в эту минуту она осознала, насколько сильно была беспомощна в этой ситуации. Да, она могла бы сбежать будь у нее оружие и целые конечности, могла бы уйти в ночи и скрыться, будь у нее силы и провизия, могла бы убить его ночью, будь он настоящим злодеем, но он им не был. Его уважали, это было видно. Он кормил и оберегал этих людей и они жили в спокойствии и благополучии, в конце концов, он не стал убивать незнакомую себе девушку и вместо этого привез ее к себе в лагерь, показав где находится, пусть она и не запомнила дороги. Она хотела бы уйти прямо сейчас, но понимала, что лучшим выходом из всего этого будет переждать здесь, засесть на время в логове зверя, притворившись покорной, дабы уйти после своей дорогой. Уйти во свояси туда, где она будет одна в тишине лесов и в мягком одеяле неба, туда где ее будет ждать одна пустота полей и равнин. Туда, где ее глаза не будут видеть омута черных глаз, в которых не видно ничего, кроме собственного отражения.