пещера девичьих стонов

Lindy-Fay Hella - Seafarer — Я не понимаю, зачем она врала мне? — спрашивает Гермиона у Джинни, пока они идут к береговой линии среди толпы. Сегодня прибывают моряки, поэтому практически все жители деревни направляются встречать их. Гермиона не злится на Федру за то, что та скрыла от неё свою заботу о Генри Вуде, который сейчас шёл с ней за руку где-то позади. Его отец — Оливер прибывал сегодня с остальными моряками. — Боялась? — предполагает Джинни. Когда Гермиона заглянула к ней вчера, она принялась осматривать подругу с неприсущей ей дотошностью. Уизли боялась, что девушка околдована, проклята, отравлена или избита. Гермиона поведала ей все события, произошедшие за время отсутствия Джинни. Когда они познакомились, Грейнджер казалась Уизли той, кто знает всё и всегда следует правилам. Очень скоро она убедилась в том, что обширные знания Гермионы нисколько не мешают ей чудить и совершать безумные поступки, на которые даже сама Джинни порой была не способна. Девушка, конечно же, не дала Гермионе поделиться новостью про ещё одно знакомство, так как начала расспрашивать её о Чёрной Леди. Гермиона хихикала, но всё-таки отвечала. Это заняло достаточно времени, однако в конце концов Грейнджер удалось поведать о знакомстве с младшим Вудом. — Неужели я могла порицать её поступок? — удивляется Гермиона. Она искренне не понимает причину, хотя бы одну причину, по которой Федра могла бы скрывать свою заботу о Генри. Ведь тётя не делает ничего дурного, напротив, это доброе дело: ухаживать за ребёнком, чьи родители не находятся рядом. Джинни думает, что мисс Григ опасалась, что племянница будет ревновать или обидится, но Гермионе такие догадки кажутся откровенной чушью. Толпа начинает замедляться и больше шуметь. Почти никто не спускается к береговой линии, куда причаливают мелкие и крупные лодки. Из них выходят улыбающиеся люди, машущие тем, кто стоит на вершине крутого холма. В этот раз они не возвращаются с пустыми руками и каждому хочется поскорее похвастаться уловом. — Наверное поэтому они задержались, — говорит Джинни. Иногда моряки могли заночевать на каком-нибудь клочке земли, если в открытом море ловля не шла хорошо, и сегодня эта задержка того стоила. Гермионе, прежде не видевшей ничего подобного, хочется рассмотреть действо поближе. Ей не запрещают спуститься по извилистой дорожке, ведущей к песчаному пляжу. Мимо неё проносятся две девочки, спешащие к своему отцу, и она улыбается, глядя им в след. Но, скользя взглядом по новым лицам, она замечает одно уже известное ей: Беллатрикс, скрестив руки под грудью, с наигранно недовольным выражением лица направляется к одному из моряков. Девушка подбегает к ней и они продолжают движение вместе. — Добрый день, Беллатрикс, — приветствует её Гермиона, сияя улыбкой. Блэк выглядит сонной и недовольной. — Я думала сейчас утро, — бурчит она, явно не проснувшись окончательно. Моряк, стоявший спиной к ним, оборачивается, краем уха услышав то ли имя, то ли голос, и только теперь Гермиона обращает внимание на него, точнее… на неё. Перед ней оказывается никто иной, как Морской Дьявол. — Белла! — игриво вскидывая брови и разводя руки для объятий, говорит женщина. Беллатрикс с неохотой принимает жаркие объятия, явно не понимая, зачем понадобилось так громко восклицать. — Минерва, — отвечает она, и Минерва уже крепко сжимает её плечи, и, кажется, что-то хрустит. Беллатрикс жмурится и легко хлопает её по спине в ответ. Новоприбывшая женщина с морщинистым загорелым лицом широко улыбается, оглядывая Блэк с ног до головы, удостоверяясь, что та всё также предпочитает чёрный цвет. Макгонагалл никогда не осуждала желание Беллатрикс укутываться в чёрный, возможно, потому что она сама носила нестандартные по местным меркам одежды — штаны, которые вслед за ней стали носить все моряки. Из-за спины Морского Дьявола выглядывает высокий четырнадцатилетний мальчик по имени Льюис и, видя Блэк, почтительно здоровается. Откуда-то высовывается совсем ещё юная девочка, норовящая убежать от Льюиса. Он кличет её Тельмой. Гермиона улыбается, наблюдая за взаимодействием детей. Минерва, в свою очередь, приглядывается к девушке. Она не привыкла к новым лицам. Грейнджер не замечает изучающего взгляда на себе, но его замечает Беллатрикс, поэтому спешно представляет Грейнджер. — Это Гермиона — племянница мисс Григ. Приехала, пока вы отсутствовали, — Гермиона прекращает смотреть, как Льюис наконец ловит, очевидно, сестру и кружит её на своих руках. Девочка заливисто смеётся, и этот смех почему-то напоминает Гермионе о том, что солнце сегодня необычайно ласковое. Макгонагалл поднимает бровь, разыскивая в лице незнакомки черты Федры: она находит лишь схожую текстуру волос, хотя у младшей Григ, как нарекает Гермиону про себя Минерва, кудри неукротимее, чем у старшей, у них также схожие очертания скул и одинаковая форма глаз. — Минерва Макгонагалл, — представляется Морской Дьявол, протягивая руку. Гермиона, улыбаясь, жмёт её. Она знает, что Макгонагалл ещё не привыкла к ней и потому относится с опаской, но также у неё есть чувство, что женщина на самом деле добродушна, просто ей нужно немного времени, чтобы привыкнуть к новому человеку. — Вы знакомы?! — скорее утверждает, чем спрашивает Минерва, не понимая, откуда Беллатрикс, отчаянно сторонившаяся людей, знает эту девушку. Блэк недовольно смотрит на Гермиону, слегка покачивая головой, будто бы журя её за какой-то проступок. И наконец отвечает. Минерва даже теряется на мгновение от следующих слов. — Да, мы приятели, — Гермиона сдавленно хихикает, вспоминая обстоятельства их первой встречи. Не зря она не верила глупым слухам, касающихся Беллатрикс, ведь сейчас эта женщина соврала, чтобы не поставить её в неловкое положение. Минерва приглашает их к себе, доверяя Льюису и Тельме содержимое лодки. Прежде чем покинуть берег, она оборачивается и находит в шумной толпе мужчину. — Эй, Вуд! Хватит мяться! Поздоровайся с племянницей Федры! И тащи наконец свой зад к сыну! — к ним подходит отец Генри. У него очень милое лицо, а ещё он кажется чрезвычайно стеснительным. При упоминании Федры он часто моргает и тоже силится отыскать схожести между ней и Гермионой. После обмена любезностями он уходит, а к нему навстречу уже бежит мальчонка, за которым пытается угнаться Федра. Дом у Минервы оказывается уютным. Из-за долгого отсутствия обитателей вся мебель покрылась слоем пыли, но по расположению предметов можно понять, что здесь живёт достаточно педантичный человек. На стенах красуются гарпуны и снасти. Льюис и Тельма, как успевает шепнуть ей Беллатрикс, которых Минерва приютила, ещё не вернулись, задержавшись у моря. Оба ребёнка остались круглыми сиротами, а сама Минерва — вдовой с большим сердцем, поэтому она взяла на воспитание этих двух, как собственных детей. Макгонагалл привычными, отточенными движениями сразу же ставит чайник и садится за стол, слишком устав, чтобы смахнуть пыль. Весь её вид говорит об усталости: поникшие плечи, тяжелеющие веки и взгляд, направленный в одну точку. — Кто-нибудь ушёл? — спрашивает она, смотря на Беллатрикс. Выражение её лица остаётся нечитаемым ровно до того момента, как Беллатрикс не называет имя Полумны. И только после этого Морской Дьявол сокрушённо выдыхает. Ей нравилась эта странная девушка Лавгуд. И внезапно для Гермионы она начинает рассказывать. — Ты знаешь о нашем чудовище? — Гермиона кивает. "Наше" чудовище звучит как-то неправильно, будто бы местные жители приручили кого-то дикого и необузданного, наладили с ним контакт, а девушек отдавали в качестве дара, хотя в действительности всё было наоборот. — Когда-то и я была выбрана, — Гермиона напрягается от этой формулировки ещё больше. Ей неприятна сама мысль о том, чтобы быть выбранным для смерти. Она морщится. — Я пришла в эту пещеру. Я стояла перед ним, — взгляд Макгонагалл сталкивается со взглядом младшей Григ, и эта сильная женщина уже и не кажется такой сильной и несломимой. — Я единственная, кто вернулся, — говорит она, не хвастаясь. — Все называют его чудовищем, но оно куда человечнее, чем мы думаем. — Вы знаете, что это за зверь? — Гермиона чуть не подпрыгивает. Неужели она сможет узнать, кто это? Макгонагалл усмехается, мотая головой из стороны в сторону. — Если бы я помнила… Оно сказало мне лишь, что моя участь страшнее его, и поэтому оно отпускает меня, — чудовище не хочет быть одиноким в своём страдании — остаётся неозвученным конец фразы, но все трое понимают эту невербальную часть одинаково верно. — Так как вы познакомились? — очнувшись от воспоминаний, интересуется Минерва, переводя взгляд с одной гостьи, на другую. Обе подозрительно молчат. — Она пришла к моему дому, — отвечает Беллатрикс, не раскрывая всей правды, и Морской Дьявол смеётся. Гермиона была абсолютно права, не беспокоясь весь день о Джинни: та пробыла с семьёй и многочисленными приятелями. Обе девушки, даже не будучи рядом, спрашивали у моряков одинаковые вопросы, начиная с главного: каково там, в море? И обе восхищённо слушали о водной глади, обманчивой и хитрой. Моряки рассказывали, как угадать настроение стихии, как бывает она непредсказуема и величественна. Они считали воду и матерью своей, и главной опасностью, и в их словах чувствовалось уважение и преданность. Их лица, обточенные ветром, закалённые солнцем, злым морским воздухом, приобретали одно и то же выражение, когда речь заходила о бурях и грозах: они не понаслышке ведали об этих бедствиях. Бывает, – говорили они, – что молнии будто бы разрезают небеса и вонзаются в самые толщи воды, стремясь разворошить песчаное дно. Говорили, что молнии – неукротимые хищники, чьи острые клыки проникают в плоть жертвы. Они называли стихию жертвой, и от этого Гермиона покрывалась мурашками: одна сила против другой. А самый болтливый моряк рассказывал даже об одной молнии, которая сотрясла землю. Увлёкшись этими дивными историями, Гермиона возвращается домой к вечеру. Федра с толикой смущения сообщает ей, что они приглашены на ужин к Вудам. Гермиона по-доброму улыбается и кружится от радости так, что подолы юбки расходятся, делая её похожей на перевёрнутый бокал. Федра вспоминает свою сестру в этой лёгкости и невинности и тяжело вздыхает: её по-прежнему не хватает. Они были близки, хоть и много лет не жили вместе. Их связь протягивалась сквозь пространство и время, соединяя нитью и судьбы, и сердца. Но теперь эта нить порвана, разрезана злым роком, и Федра чувствует пустошь посреди своей души. Она не подаёт виду, потому что теперь охраняет сокровище своей сестры, свою племянницу — своё сокровище, потому что для неё она должна быть сильной. Гермионе кажется немного подозрительным, как тётя мнётся перед выходом, как сжимает ладони и смотрит в одну точку, стискивая челюсти, словно хочет отказаться от ужина. Федре всё же приходится покинуть жилище, и, хотя она активно участвует в диалоге с племянницей, глаза её иногда бегают, силясь выхватить из окружающей тьмы причину, которая бы задержала её на ещё одно мгновение, вне стен жилища Вудов. Федра подтверждает, что в их деревне грозы свирепы, во много раз свирепее и опаснее тех, что она видела в детстве, в родной деревне. Опаснее тех, что она видела, приезжая погостить у сестры. Так что история про молнию, сотрясшую землю, не кажется ей выдумкой. Она не так привязана к морю, как Гермиона, скорее Григ побаивается его и почему-то недолюбливает. Об этом никто не говорит, но будучи ровесницей племянницы она чуть не утонула однажды. Грейнджер слышала эту историю, но точно знала, что тёте будет неприятно вспоминать тот случай, поэтому не задавала лишних вопросов. В отличие от дома Макгонагалл, где Беллатрикс разделяла скромный ужин с Минервой и двумя детьми, в доме Оливера Вуда нельзя было найти ни одной пылинки. Возможно, он собственноручно навёл порядок, а может быть, это были плоды трудов Федры. Но она так долго осматривает прихожую, что Гермиона принимает это за удивление. Генри, по обыкновению довольный, садится между Федрой и отцом, сжимая их руки в своих. Мальчик светится от счастья, и этот чистый свет ослепляет присутствующих. Он привязан к Федре, как к матери, несмотря на то что знает, что его мать погибла. Он рассказывает гостям о том, какой его отец бесстрашный, а Оливер в это время сутулится, считая себя недостойным подобной похвалы. Он укоряет себя за что-то: Гермиона ясно читает это в его глазах. Наконец, им удаётся посадить Генри за стол, и тогда они приступают к ужину. День, проведённый без пищи, даёт о себе знать, и свежая рыба кажется Гермионе драгоценнейшим из даров, вопреки её нелюбви к рыбе и мясу. Завязывается непринуждённая беседа, но в какой-то момент Генри, возбуждённый возвращением отца, тянет Гермиону в комнаты, показывая рыбачьи принадлежности, прикасаясь к вещам, как к хрустальным вазам. Мальчик очень любопытен и умён, поэтому Гермиона слушает его внимательно, с неподдельным интересом. Взрослые продолжают разговор приглушённо, слегка наклонившись друг к другу. Оливер боится смотреть на Федру, а она не отводит от него взгляда. Наблюдая за ними из-за угла, Гермиона впервые видит в Федре столько напора и в то же время просьбы: привычная тётя не просит, не ропщет, но сейчас её взгляд выражает немую мольбу и в то же время разрушает стены оборонительных крепостей. Наверное, поэтому скромный Оливер не находит в себе сил ответить на него. В какой-то момент он даже закрывает глаза, и Гермионе кажется, что он вот-вот заплачет. Тётя говорит одними губами, но он слышит её, слышит и понимает. У них есть тайна, разделённая на двоих. Генри, как вихрь, врывается в пространство, окутанное мистикой приглушённой беседы, обнимая отца. И когда он произносит слова любви, старший Вуд внезапно отвечает на взгляд Федры, и Гермиону прибивает к полу смесью различных чувств, которые она считывает. Ей кажется, что она свидетельствует момент, когда старая рана трещит по швам и раскрывается, когда уродливо затянувшийся шрам начинает кровоточить. Замечая Гермиону, Федра вытирает идеально чистый рот, прочищает горло, и зло смотрит на старшего Вуда, с укором, презрительно, будто этот уродливый шрам, разошедшийся по краям, – такое же его дитя, как мальчик, прыгающий по дому с деревянным макетом корабля. И в отличие от Генри, это дитя Федра ненавидит.