пещера девичьих стонов

Munknörr - Dagaz Munknörr - Deyja Земля в этих местах покрыта зеленью. Порой от неё рябит в глазах. Она вырастает высокой и жёсткой, и, если пробежаться, колосья будут хлестать колени и кожа будет неприятно зудеть, словно её облепили назойливые москиты. Зелёные поля вскоре сменяются целыми равнинами, устланными чертополохом. Они обтягивают торчащие из-под земли камни, укрывая собой, смягчая их острые углы. Гермионе давно уже нравилось, как один цвет контрастирует с другим. Все эти растения кажутся ей большими кляксами, и она не может сдержать улыбки, видя эту безмолвную красоту. Ближе к морю камни обнажаются, выходя из-под слоя травы, отделяя таким образом береговую линию от остальной суши. После этой каменной полосы возникает песок, по которому можно войти в море. Конечно, пройдя по длине всей береговой линии, можно обнаружить несколько каменистых участков и песчаных. Вдалеке, например, совсем нет песка – сплошные камни. По ним, ловко расставляя небольшие ступни, идёт Тельма, держа в руках налитое соком яблоко. Гермиона оборачивается, осматривая безлюдное поле, оставшееся позади; там покачиваются растения в такт бриза. Она окидывает взглядом стоящую рядом Беллатрикс, сосредоточившую своё внимание на приближающейся троице, и поворачивает голову в ту же сторону. Тельма хихикает, увидев знакомых, Льюис приветственно машет рукой, Минерва с довольным выражением лица кусает яблоко. – Не из моего ли сада эти яблоки? – кричит Беллатрикс такой радостной главе семейства. Тельма прячется за Макгонагалл, корчит рожицу и спешит к брату, нашедшему что-то между камней. Гермиона здоровается с подошедшей женщиной. – Льюис сорвал парочку, – говорит Минерва, поднимая брови, будто бы кто-то другой проник в сад Блэк. – Они грозились упасть, – и пожимает плечами, словно это не она грозный Морской Дьявол, отважнейшая из рыбаков. Блэк хмурится. – Что-то мне подсказывает, что не Льюису пришла в голову идея проникать в мой сад на рассвете, точно зная, что я буду спать, – МакГонагалл раскрывает глаза, разводит руками, разыгрывая непонимание, но в её глазах читается озорство. – Я много раз предупреждала тебя, Белла: спать по утрам – небезопасно, – и смеётся, зная, что ей простят эту выходку. Она шире разводит руки, крепко обнимая черноволосую женщину, а затем и Гермиону, зовёт детей, и они вместе продолжают прогулку. Недалеко от них красуется недавно отремонтированный дом, стоящий на сваях прямо над водой. К этому дому причаливают моряки, там оставляют улов и получают выручку. Случается нередко, правда, что тот или иной рыбак, вернувшись из моря, отказывается от выручки и обменивает свой улов на какую-нибудь необходимую ему вещицу. Часть привезённого улова оставляется хозяину дома, а остальное направляет в лавку, в которой только рады заниматься торговлей, в отличие от старика Джонса. Старик Джонс уже много лет живёт в доме на сваях. Это добродушный мужчина с проседью в жёсткой бороде, не выпускающий трубку из зубов. Гермиона, придя впервые в его дом, почувствовала себя самым счастливым ребёнком: с его лица не сползает улыбка, а смех утробный и раскатистый. От такого смеха самому хочется засмеяться и Гермиона смеялась. В своей речи старик Джонс использует давно забытые обороты и забавно кряхтит, когда не хочет вставать с насиженного места, но нуждается в какой-нибудь вещице, лежащей далеко. Раньше он был Морским Дьяволом, но что-то случилось много лет назад, после чего он перестал выходить в море, и рыболовство в деревне сошло на нет. Конечно, с появлением Макгонагалл промысел был возобновлён: она заразила местных жителей своим бесстрашием и энтузиазмом, но среди пожилых людей ещё ходила история старика Джонса. Говорили, что у него была жена, которую он встретил в море. Она была совершенно одна, наверное, из соседнего населённого пункта, и так же, как он, ловила рыбу. Джонс открыто надсмехался над рыбачкой, считая, что женщине не место в море, однако её улов был гораздо удачнее его собственного, а застав шторм, она и вовсе спасла ему жизнь. Говорили, что много лет не было рыбаков удачливее и опытнее четы Джонсов, заплывавшим неслыханно далеко, не имевшим ни одного неудачного выхода в море. Сам старик Джонс не рассказывал историю, изменившую его жизнь, только кусок: он рассказывал, как море вспенилось и разбушевалось, будто со дна восставал могущественный и древний Кракен. Как волна преобразилась в гигантскую человеческую руку и утянула его супругу в пучину вод. Он не видел существа, управлявшего стихией, но был уверен, что это было всё то же чудовище, живущее в пещерах. Вода была ему подвластна и не должно было быть морских дьяволов, кроме него. История эта стала легендой: старик Джонс оправился от потери и предпочитал теперь сушу воде. Гермиона слышала от соседей, что старик Джонс иногда навещал старых друзей, но чаще его можно было встретить на утёсе, на каком-нибудь холме или на каменистой части пляжа: он с тоской смотрел в синеющую даль, и улыбка сползала с его лица. Он шептал молитвы и крестился, отдавая дань своей непогребённой жене. На следующий день после падения Гермиона встретила Беллатрикс на закате: та всего лишь поинтересовалась о её самочувствии, но каким-то образом они провели за беседой несколько часов и с тех пор часто встречались. Беллатрикс хорошо знала местность на протяжении многих миль и каждый раз уводила девушку в незнакомые ей места. Гермиона же, имея определённую страсть к познанию всего нового, не могла скрывать своей радости по этому поводу. Что касается Федры, то она просила племянницу быть осторожнее, отходя далеко от деревни, и возвращаться до наступлении ночи. Конечно, она пожурила Гермиону за царапины, с которыми та явилась после падения, но скорее для виду, потому что через секунду сочувственно улыбнулась, разворошила её волосы и вернулась с мазью. У Федры, как и матери Гермионы, был необычайный талант к целительству: она всегда будто чувствовала растения, поэтому находила нужные. Эта особенность передалась и Гермионе, поэтому ей нравилось проводить время с тётей в саду и теплицах, где та выращивала самые различные растения. Федра обладала обширными познаниями в ботанике и медицине. Нет, ни она, ни её сестра не посещали никаких специальных учебных заведений, однако в детстве и юности рядом с ними жил самый настоящий врач и научный деятель. Правда, от дел он отошёл, поэтому и перебрался подальше от города, надеясь обрести покой, хоть и продолжал лечить местных жителей. Он был крайне удивлён умениям миссис Григ обращаться с растениями. Эти умения, по её словам, передавались из поколения в поколение в её семье и передались обеим её дочерям. Так они стали и его ученицами, и любимицами. В каждой из них он не чаял души и с радостью делился своими знаниями, как мать впоследствии делилась знаниями с Гермионой, как и Федра делала это сейчас. Они могли часами разбирать засушенные травы, источающие странные ароматы, толочь их в деревянных и глиняных посудах, смешивать, отмачивать, порой даже варить. Гермиона вполне могла бы стать второй местной целительницей при желании, но Федра пока давала племяннице освоиться. Это было необходимо для ребёнка, не так давно лишившегося второго родителя. Вчера они засиделись в теплице до поздней ночи, споря о действии редкого цветка. Джинни, увидь она эту сцену, закатила бы глаза и махнула бы на них рукой: коренья, листья и стебли были ей ни капельки не интересны, а Гермиона рьяно отстаивала своё мнение и была готова биться в этой словесной схватке до смерти, хотя Федра ей, конечно же, этого бы никогда не позволила. Женщина была действительно талантливым оппонентом, способным вести спор, как дискуссию, не повышая тона, не заводясь. Напротив, ей было приятно подобное проявление заинтересованности племянницы в ботанике. Честно говоря, Федра настолько увлеклась ведением этого диалога и огнём, вспыхнувшем в глазах Гермионы, что забыла о времени. Когда девушка приехала в деревню, Федра пообещала себе соответствовать планке, заданной её сестрой. Она не стремилась навязать племяннице какие-либо истины, не пыталась быть строгой или непреклонной, её целью было помочь девочке, стать ей другом. И нельзя сказать, что ей это не удалось. Несмотря на то, что в прошлом они общались немного, у них всегда были только тёплые отношения, и сейчас, став жить под одной крышей, они стали близки. Гермиона просыпается на рассвете и тут же вспоминает о том, что они с Джинни условились встретиться сегодня утром. Застаёт она девушку с уже наполненными вёдрами и светящуюся от радости. Гермиона почему-то чувствует присутствие Дина. Вероятно, он был здесь незадолго до неё, иначе по какой ещё причине щёки Джинни покраснели. Младшая Уизли пытается сосредоточиться, но получается у неё это лишь спустя какое-то время. У Норы Гермиону начинает тошнить, и она вспоминает, чем обусловлена такая реакция. Она старается быть как можно убедительнее, когда отказывается зайти в дом, посмотреть на чудесного мальчика. Джинни надеется увидеть подругу на вечерних плясках, и Гермиона понимает, что совершенно забыла о них. Ночь подкрадывается незаметно. У неё длинные щупальца, которыми она обнимает землю, ложась на неё, присасываясь. Воздух от такого контакта становится холоднее, а ветер – резче. Гермионе приятно вдыхать. Это особенный вечер. У обрыва собрались все, за исключением разве что Отца Грюма, его маленького сына, Флёр и Билла, которые предпочли остаться с новорождённым. Минерва стоит рядом с Беллатрикс и Аберфортом, так неожиданно решившим посетить их, Молли и Артур сияют от радости. Гермиона обводит собравшихся взглядом: Оливер играет с сыном, Федра общается с их соседями, Джинни оглядывается по сторонам, очевидно, ища Дина. Наконец Грейнджер видит Дамблдора-старшего. Он также осматривает собравшихся, ожидая, когда разожгут костёр. Его лицо смягчается, и девушка прослеживает его взгляд, находя Аберфорта, смотрящего прямо брату в глаза. Даже в темноте видно, как он вмиг напрягается. Словно испытывая омерзение, младший брат отводит взор, а Альбус набирает полную грудь воздуха. Что-то в нём отталкивает Гермиону. Вспыхивает огонь. В этот раз всё происходит по-другому: люди меньше поют и больше мычат, держась за руки, Гермиона ещё больше чувствует себя частью этого круга. Воздух вокруг пахнет жжёной древесиной и яствами. Запахи, наполняющие её грудь теплом, в руках она чувствует вспотевшие ладони, создающие подобие прочного каната, соединившего собравшихся. Девушка сосредотачивает своё внимание на Беллатрикс. Та стоит напротив с закрытыми глазами и чуть запрокинутой головой, покачиваясь из стороны в сторону. Пространство вокруг неё дребезжит голубоватыми бликами, и бледная кожа выделяется в ночном мраке. Непокорные кудри разлетаются в стороны, двигаясь, словно змеи. Женщина, пожалуй, впервые оказывается участником этого действия, и с её приходом картина кажется завершённой и полноценной. Дым взвивается над пламенем и танцует, образуя витиеватые узоры. Ветер подхватывает его и уносит к морю. Блэк открывает глаза и тянется за трубкой. Гермиона наблюдает за ней, вспоминая почему-то маленькие алые ягоды, которые её мама выращивала в теплицах. Кроваво-красные. Она раскатывает призрачные плоды по зубам, ощущая, как кожура натягивается вокруг мякоти, а затем она смыкает челюсти, и сок брызжет на язык. Она помнит эту сладость и кислоту, содержащуюся в ягодах. Женщины и девушки берутся за руки, создавая подобие круга подле костра. Беллатрикс выпускает дым изо рта и прячет трубку в складках своих чёрных одежд. Прожигая Гермиону взглядом, она вливается в круг. Одна лишь Федра замечает эти уже явно не тайные переглядывания и ощущает силу, исходящую от Блэк. Вся её мощь направлена на Грейнджер, этот взгляд агрессивен. Он раздирает в клочья, обнажает потаённые страхи и желания, но Гермиону он лишь греет, и она чувствует небывалую лёгкость. Девушка может винить в этом ритуальный напиток, чей жалящий вкус остался у неё в гортани. Она вновь пытается разобраться, из чего он сделан: ингредиенты, заставляющие чувствовать себя расслабленно, отдающие горечью, названия которых она не знает, травы, вываренные в котле, и яблоки, оттеняющие остальные вкусы. Музыканты продолжают играть. Воздух плавится над кругом. Перси Уизли никогда не нравился Гермионе, но барабан, обтянутый кожей, становится ограненным алмазом в его руках. Он пристально следит за одной девушкой, улавливая малейшие изменения в её движениях, и интуитивно наращивает темп. Внезапно запевает женщина, которую Гермиона видела несколько раз разговаривающей с тётей. В голосе её отражается какая-то глухая боль, бьющая ключом в каждом из жителей этой деревни. Не песню — плач подхватывают, кажется, все без исключения, и тонкий голос сливается в пожаре иных голосов. Одна Беллатрикс не поёт. Свою боль она никому не покажет и будет удерживать её, пока та не польётся через поры. Внезапно женщина высвобождает руку и оборачивается, протягивая её бледному мужчине в изумрудно-серебряном килте. Гермиона вспоминает рассказ своей бабушки об искусной ткачихе Арахне, которая, бросив вызов самой богине Афине, была обращена в паука, чтобы вечно ткать. И сейчас Беллатрикс ткала, подобно Арахне, используя, правда, не ткани, а необъяснимые методы воздействия на людей. Мужчину этого девушка помнит: он сторонился людей, но только не Беллатрикс. Не без вздоха Северус Снейп принимает худую руку, и впервые женский танец становится общим. Круг расширяется, приобретая непонятную форму, растягивается, колышется. Песни сливаются с музыкой и криками. Атмосфера оказывается накалена до предела, души натянуты до предела. Дым всё вьётся и вьётся, устремляясь ввысь. Круг разрывается, и люди резко отрываются друг от друга, одновременно выдыхая. Подобное единение разгорячило их, наступает время отдышаться и помолчать. Ритуал подходит к концу. Гермиона чувствует, как горят её щеки и по вискам стекает пот, но она улыбается этой усталости. Случайно взгляд её поднимается к небу, усыпанному звёздами. Прямо над этим местом находится полная луна. Идеально круглая. Девушка замирает, рассматривает жёлто-серый шар, а когда возвращает внимание на землю, понимает, что Джинни куда-то запропастилась и Блэк тоже смотрит на луну. Беллатрикс, очевидно, хорошо знает, когда на неё смотрят, поэтому мгновенно отвечает на взгляд Грейнджер, не собираясь упускать возможности испытать её выдержку одним из своих фирменных взглядов с усмешкой. Но Гермиона лишь улыбается: её это не пугает и не отягощает. Эти тёмные глаза мягко щекочут, не доставляя хлопот, поэтому вскоре она продолжает выискивать Джинни. Когда же в темноте она замечает силуэт, спешащий к ним, ловит себя на том, что слышит хмыканье, которого сама не издавала: это Блэк, будто поняв причину отсутствия младшей Уизли, ухмыляется. К Гермионе подходит Федра, озабоченная безмолвным диалогом между племянницей и Беллатрикс. Она не имеет ничего против этой дружбы, чувствуя даже расположенность старшей женщины к младшей и заботу, которая та оказывает; но также она чувствует тьму, сочащуюся из самого нутра Блэк. Гермиона оборачивается, ощущая, как тёплая рука ложится на её плечо, и улыбается, поняв, что это тётя. За ней мелькает удаляющаяся спина Беллатрикс, и в ту же минуту лицо Джинни появляется из тени.