пещера девичьих стонов

RY X - Thunder Первое, что видит Гермиона, открыв глаза, – это Живоглот, облизывающий одну из задних лап с особой тщательностью. Шерсть у него, как и прежде, как и всегда, спутанная, кое-где виднеются огромные, даже для его крупного телосложения, колтуны, которые, конечно же, придётся выстригать. Стричь Живоглота не мог никто, кто бы ни пытался, а пытались многие, ведь всю свою жизнь до приезда Грейнджер кот находил временные приюты под крышами многих местных домов. Сложно сказать, у кого он не побывал, не провёл хотя бы одной ночи. Шерсть его всегда была густой, рыжей и спутанной. Никто не мог поймать его, едва он видел ножницы, но Гермионе он позволял это после недолгих уговоров и ласк. Ей он вообще удивительным образом доверял с момента их встречи. Однако сейчас внимание девушки не столько привлекают комья шерсти, переплетённых между собой, сколько солнечные лучи, ложащиеся прямо на кривую морду животного. Солнце... – думает Гермиона и ощущает, как тепло разливается по её собственному телу. Живоглот, услышав движения со стороны кровати, отрывается от вылизывания и смотрит на Грейнджер, тихо мяукая, будто бы боясь нарушить её расслабленное состояние слишком громким приветствием, и тут же возвращается к прежнему занятию. Гермиона ложится на спину, прикрывая глаза. Голова её тяжела, словно к черепу привязали несколько камней. Тем не менее боли нет – лишь усталость. Сквозь опущенные ресницы она различает силуэты дома, её дома. Эта мысль не даётся ей с трудом: теперь она владелица этого жилища и каждой вещи, находящейся в нём. Она смотрит на тонкую линию янтарного луча. Родители нередко наперебой рассказывали ей о чудесных существах с золотыми головами грозных львов, туловищами коз и хвостами в виде змей. Они говорили, что существа эти – химеры, и что они дышат огнём. Девочке очень хотелось тогда встретить, быть может, однажды, такого зверя, и посмотреть, как оно передвигается, дышит, добывает пищу, как живёт. Золотая грива льва – повторяет про себя Гермиона, – Золотая грива льва. Какая она? Мягкая? Жёсткая? Путается ли его шерсть так же, как путается у Живоглота? Насколько опасен этот хищник? Ей вспоминается, что туловище у химеры – козье. Это совершенно точно невозможно. Живи такое существо неподалёку, пренепременно стало бы достоянием общественности. А может, и не стало бы, ведь охотники тут же ринулись бы за шкурами, гривами, клыками этой сказочной твари. Оно не смогло бы выжить – заключает про себя девушка, – сказочные твари не могут выжить в этом мире. Она глубоко вдыхает, потому что глубоко внутри знает, что одно из таких фантастических существ живёт здесь, у неё под боком, и ни один охотник не может его не убить даже – увидеть хотя бы тень. А она видела не единожды, смотрела в его глаза, хоть их и не помнит, но точно знает, что видела. Она помнит холод, страх, как и помнит его способность изменять пространство, материи, даже воспоминания. Она не хочет думать об этом: магия чудовища сходится внутри неё с магией Долины слёз, и вторая не даёт ей кануть в пучину боли и пустоты. Девушка дышит ровно. Дверь открывается без стука, на что Гермиона поворачивает голову. – Я бы ушла, если бы ты спала, – говорит женщина, облачённая в чёрное, бледная, как всегда, с обеспокоенным лицом и залёгшими под глазами тёмными синяками. – Я бы проснулась, узнав, что ты здесь, – отвечает девушка, улыбнувшись, и с приходом Блэк она чувствует облегчение. Свешивает ноги и растирает виски́. – Болит? – интересуется Беллатрикс. Грейнджер кивает. – Дай мне, – и Гермиона учтиво приближает лицо к длинным пальцам Блэк. Пальцы у неё сильные и холодные. Она повторяет движения девушки, медленно растирая ей ноющие виски́. Прикосновение кожи к коже оказывается приятным, кажется, давно забытым ощущением. – Мы сходим ещё раз в то место? – глаза Гермионы закрыты, все мышцы расслаблены. – Это место, – начинает гостья, тщательно подбирая слова, – Как ты могла заметить, – ей надо точно знать и понимать, в каком состоянии находится собеседница, чтобы не ввергнуть её в пучину скорби и вездесущей боли, но и не разрушить чары, даровавшие ей спокойствие. Их колени едва ощутимо соприкасаются. – Определённым образом воздействует на людей, – Гермиона внимательно слушает. Тон говорящей становится увереннее и твёрже: – Сейчас тебе лучше, однако… – Беллатрикс стискивает зубы и убирает руки от лица девушки, которая открывает глаза, лишившись прикосновений. Взгляд тёмных глаз манит. – Это место лишит тебя рассудка, если ты пробудешь там слишком долго, – Гермиона молчит. Она думает о том, что Долина слёз разделила её жизнь на две части; Беллатрикс — о том, что раньше они не находились так близко друг к другу. Грейнджер замечает фиолетовые синяки под глазами женщины напротив. Точно почувствовав эти непроизнесённые слова, Блэк отводит взгляд в сторону и удивляется, увидев знакомые ей книги. – Грюм одолжил их тебе? – спрашивает она с какой-то странной надменной гримасой, становящейся в итоге самодовольной при упоминании Грюма. Гермиона вспоминает, что обещала вернуть их к сегодняшнему дню или даже вчерашнему. Она кивает и отвечает, растягивая слова так, будто не говорила несколько дней. – Я должна была вернуть их… вчера, – наверное, Святой отец поймёт её, впрочем, книги всё равно следует вернуть. – Я могу сделать это, – Гермиона смотрит на неё поначалу непонимающе, а после кивает: ей не хочется покидать дом сегодня или слушать кого-либо, а книги она прочла за несколько дней после того, как они оказались у неё в руках. Повисшее молчание затягивается в прочный узел, поэтому Блэк решает оставить девушку одну и встаёт, направляясь к книгам. – Ты бы хотела увидеть химеру? – неожиданно раздаётся из-за её спины. Блэк замирает и даже дёргается. – Химеру? – переспрашивает она, медленно поворачиваясь. Брови её смешно сведены. Почему Гермиона спрашивает о химере? – Да, – как ни в чём не бывало отвечает Грейнджер, пожимая плечами. Беллатрикс медлит с ответом. – Нет, не хотела бы, – дальнейших расспросов не следует, так как Гермиона продолжает задумчиво разглядывать стену напротив, поэтому её гостья уходит. Грейнджер напоминает ей Полумну, всегда говорившую внезапно о самых неожиданных вещах. Всякий раз, когда Блэк навещает Грюма, она получает истинное наслаждение, потому как каждый раз язвит, подкалывает или провоцирует его. Видеть священника, сдерживающего поток ругательств, так и норовящих сорваться с языка, видеть его жалким, расстроенным, уязвимым, поднимает ей настроение. Сейчас же ей безразличен он: пока она стояла там, у кровати Грейнджер, ей захотелось сесть подле неё, взять за руки, провести по волосам. Беллатрикс знает, что влияние Долины слёз распространяется по венам девушки, приводит её сознание в норму, и она надеется, что этого будет достаточно, чтобы, если не излечить её раны и боль, то хотя бы уменьшить до приемлемого уровня. С этими мыслями Беллатрикс продолжает путь. Она издалека замечает несколько ярко-рыжих голов и закатывает глаза: ей непременно понадобилось явиться сюда именно тогда, когда почти половина семейства Уизли решила навестить священника. Семейство Уизли никогда не было дружелюбно к ней. Слышится голос Молли, один из её сыновей бесцельно околачивается по саду, а единственная дочь стоит, прислонившись к стене здания, явно недовольная посещением этого места. Завидев Беллатрикс, девушка словно срывается с цепи и вихрем мчится к ней. – Я видела, как ты шла с Мионой в лес, что ты с ней сделала, подлая тварь? – она клокочет от ярости, кулаки её сжаты. Она шипит и кричит одновременно, и то, как Блэк безмолвно улыбается ей в ответ, лишь сильнее раззадоривает её гнев. – Я говорила ей не доверять тебе! Где она? – Ты пошла в мать, – только один из бесконечного семейства Уизли обладает таким диким нравом: в этой маленькой девочке Беллатрикс отчётливо видит подрастающую Молли. – Я спросила тебя, что с ней! – не сдерживаясь, кричит Джинни. Блэк лишь вскидывает бровь, медлит и отвечает. Возможно, сегодня Блэк позабавится не с Грюмом. – Почему бы маленькой мисс почемучке не проведать свою подругу самой и не осведомиться о её самочувствии лично? – младшая Уизли подходит почти вплотную к Блэк и тычет пальцем перед лицом. От всего её тела исходит жар. – Если ты что-то с ней сделала, я клянусь, я убью тебя, грязная лживая сука! – Джиневра Уизли! – едва девушка закрывает рот, изливая поток желчи, твёрдый голос матери семейства раздаётся из-за её спины. Молли Уизли, добродушная хранительница очага, при своём небольшом росте в этот момент возвышается подобно скале. Она говорит быстрее, чем Блэк успевает отреагировать на очередное оскорбление. – Ты сейчас же извинишься перед Беллатрикс или, клянусь, тебя ожидают большие неприятности! – повторяет формулировку дочери старшая Уизли. Как бы она не относилась к Блэк, она не позволит своему отпрыску выражаться в таких формулировках, тем более на этой земле. – Но… – с прежним пылом начинает Джинни, однако её жёстко осаждают. – Ты извинишься перед Беллатрикс! Сейчас же, – Молли произносит слова медленно, разборчиво и тихо. Ей невозможно перечить. Беллатрикс не удивляется силе, вложенной в эти слова, её удивляет то, как сама Молли Уизли называет её по имени. Джинни медлит, считая унизительным публичное извинение перед Блэк. Беллатрикс замечает Грюма, и пока они многозначительно смотрят друг другу в глаза, сквозь стиснутые зубы девушка с ненавистью всё же выталкивает. – Я очень сожалею о случившемся, Беллатрикс, – повторяя за матерью, она называет женщину по имени, и сколько же ненависти разливается в воздухе между ними. Блэк ликует. Раздаётся оглушительный треск: младший из сыновей Уизли случайно разбил какой-то горшок. – Рональд! – кричит Молли и спешно направляется к долговязому юноше. Грюм предпочитает оставить женщин наедине, хромая к месту происшествия. Едва Джинни открывает рот, готовая высказать то, что она действительно думает о случившемся, Беллатрикс опережает её, говоря обманчиво спокойным тоном. – Рекомендую осторожнее выбирать формулировки, – Блэк хватает её за предплечье, удерживая от побега, и шепчет прямо в ухо, – Если я убила собственного мужа, что по-твоему я могу сделать с такой слабой девчонкой, как ты, Джиневра? – она отпускает её руку и смотрит ей прямо в глаза, выпрямляясь. – А если твоя матушка, по воле случая, услышит о некоем мистере Дине Томасе и о ваших милейших встречах под луной, мне не придётся убивать тебя, – Джинни бледнеет, – это сделает кто-то другой, – Она знает, что Гермиона никогда не сказала бы никому, а это значит, что Блэк выведала всё сама. Заметила, услышала, проследила. Им надо быть осторожнее. Беллатрикс по-дружески улыбается, хотя Джинни и воспринимает это как победоносный оскал, её хлопают по плечу. Подолы чёрных одежд свистят мимо младшей Уизли: Беллатрикс направляется к Грюму, всё-таки она должна отдать ему книги.