пещера девичьих стонов

Agnes Obel - Grasshopper Agnes Obel - Familiar Гермионе снится Генри. Повсюду мелькает его счастливое лицо. В её снах он бегает по кромке моря, босыми ногами разбрызгивая прохладную воду. Его подхватывает Оливер и молодая женщина, совсем ещё девушка, с очень красивым лицом и тонкими запястьями. Её лицо кажется Гермионе знакомым, но сцены залиты ярким солнечным светом, и она не может как следует рассмотреть её. Просыпаясь, Гермиона всё ещё слышит звонкий мальчишеский смех, кожей чувствует его радость. За всё это время она несколько раз думала о Генри, но отказывалась от мысли навестить его. Ей доподлинно было известно, что о нём славно заботятся соседи, что он не остаётся одиноким и теперь. Беллатрикс шевелится, плотнее прижимаясь спиной к спине Грейнджер. Гермиона глубоко вдыхает, закрывая глаза и надеясь, что это поможет ей решить тяготившую её проблему: она боится, что, посмотрев на мальчика, вновь увидит, как её тётя собиралась его убить. Она боится, что, вспомнив тётю, ей снова станет нестерпимо больно. – Твои мысли мешают мне ворочаться! – бурчит Беллатрикс, снова не удовлетворённая позой, которую только что приняла. Гермиона с горечью улыбается. На самом деле она давно не спала так крепко, давно не видела обычных человеческих снов. – И тебе доброе утро, Беллатрикс, – Блэк хмыкает, что в переводе означает "К чёрту формальности!", после чего садится довольно бодро, будто только и ожидала пробуждения Гермионы. – К..? – но Гермионе не дают договорить. – Я удивлена, что эта маленькая рыжеволосая бестия не заявилась к твоему порогу с петухами! Хотя, может, она сидит в кустах, как её безмозглые братья, может, мне стоит проверить…?! – Гермиона закатывает глаза: и это её Гэвина назвала занудой? Что ж, видимо, она никогда не общалась с Беллатрикс Блэк, проснувшейся не к закату, а утром. – Почему в этом доме пахнет… – Блэк принюхивается. – Что это? Чертополох? Можжевельник? – Грейнджер не видит её лица, но уверена, что оно сморщено. – И не только… – она переворачивается на другой бок и видит спину Блэк: она даже не ослабила шнуровки на ночь. И как только она уснула в таком тугом корсете? – Здесь также есть… – Не пытайся, девочка, я не в том возрасте, чтобы слушать очередную версию ботанической энциклопедии! Избавь меня от этого! – Гермиона ложится на спину, понимая, почему люди предпочитают обходить Блэк стороной – невозможная женщина! – Господи, в этом доме жутко воняет! Почему бы тебе не выкинуть все эти… прелести? – гостья во всех углах видит развешенные травы, цветки, коренья. – Почему бы тебе не быть поприветливей? – язвительно, с точностью до мелочей, передразнивает её Гермиона. – Мой голос звучит не так! – восклицает Блэк, притворяясь оскорблённой. – Я не могу так пищать, особенно по утрам! – послышался стук. Оказывается, что это вороны тщётно пытаются проникнуть в дом. Беллатрикс распахивает окна, и птицы кружат над ней, расправляя крылья, после чего один усаживается ей на плечо, впиваясь острыми когтями в плечо, а другой – на протянутую руку. Женщина смеётся, поглаживая то одного, то другого по головам. Гермиона настораживается. Вороны – довольно крупные птицы, она не хочет, чтобы они подумали, будто она, подкрадываясь сзади, хочет нанести какой-либо вред их хозяйке, поэтому предпочитает оставаться на месте, но птицы игнорируют её присутствие. – Мунин? Мой сладкий, – воркует Беллатрикс, когда ворон осторожно кладёт ей в руку плоский камень. Грейнджер пребывает в глубочайшем непонимании. – Твоё недоумение ощущают даже мои вороны! Подойди, – командует Беллатрикс, и Гермиона подходит. Теперь же Хугин, сидящий на плече, кажется, принимается разглядывать девушку, но его интерес быстро остывает. – Веди себя прилично, Хугин! Поздоровайся с Гермионой, ну же! – ворон покорно каркает, не смотря на Гермиону, но Беллатрикс всё равно гладит его. – Кажется, я ему не нравлюсь, – Хугин по сравнению с братом выглядит гигантом, молчаливым и устрашающим, прямо как Беллатрикс. – Если бы ты не нравилась ему, он бы уже выклевал тебе глаза, милая, да? – то, как спокойно Блэк говорит о выклёвывании глаз, не заставляет Гермиону сомневаться в том, что такое бывало раньше. В день их знакомства, вспоминает Гермиона, Беллатрикс говорила нечто подобное о Бергамоте. Видимо, все её питомцы могут быть достаточно кровожадными. В это время Мунин каркает и перелетает на голову девушки. Она боится пошевелиться. Этот ворон обладает странным оперением: серым, и выглядит более добродушным. – Я подобрала их в лесу с подбитыми крыльями. Вывалились из гнезда… или остались без матери… был ещё третий, но он не выжил… лежал мёртвый рядом с ними. Они напомнили мне нас, – рассматривая камень, Беллатрикс уходит в свои мысли и говорит, не думая. Мунин взлетает с головы Гермионы и принимается летать по дому. – Нас? – переспрашивает Гермиона, не понимая, о чём идёт речь. – Не бери в голову! Мунин может уничтожить твои зловонные веники. Мунин! – окликает его Беллатрикс, но звучит едва ли грозно, хотя ворон понимает её и перестаёт плотоядно рассматривать засушенные растения. – Что это за камень? – Гермиона решает не обращать внимания на птиц и обратить внимание на то, как её гостья убирает в бесконечные складки своих чёрных одеяний идеально плоский камень. – Не знаю, – пожимает плечами женщина, – это не я поглощаю энциклопедии. Я собираю их. – Собираешь? – как всё-таки мало Гермиона знает о Беллатрикс. – Зачем тебе… – Я выкладываю из них фигуры… Фигурки… Прекрати спрашивать! – расправляя одежды, Блэк осматривается, словно ищет что-то конкретное, но вспоминает, что она не дома. – Со дня на день вернутся рыбаки, – пытаясь преодолеть непривычное ощущение, переводит тему женщина. – Минерва снова будет воровать мои яблоки, – она смотрит на Гермиону, которая всё ещё опасается приближаться к ней из-за Хугина, восседающего на плече. – Он не тронет тебя, пока я не захочу, – с этими словами Беллатрикс выходит из дома, дожидаясь Грейнджер за его пределами. Когда Гермиона догоняет Блэк, вороны уже парят где-то в высоте, выкрикивая пронзительные звуки. Они провожают их издалека, неизменно следуя за ними, то разлетаясь в разные стороны, то кружа совсем рядом. Джинни, как и предсказывала Беллатрикс, ожидает её неподалёку в той же самой компании. – Эти подростки могли бы помогать своим несчастным семьям! – причитает Беллатрикс, едва завидя их вдалеке. Они останавливаются. – Пожалуй, я предпочту оставить тебя, – говорит она, морщась. – Ты обещала научить меня… контролировать сны, – напоминает Гермиона, но Блэк не забыла. – Я могу заглянуть к тебе вечером? Не думаю, что Живоглот перестал клянчить у всех соседей в округе, а одной оставаться… – девушка замолкает, и остаётся, как и надеялась, понятой. – Постучись! – уходя, кричит ей Беллатрикс. У Гермионы на душе легко, словно совсем недавно случилось что-то очень хорошее, и в таком настроении она спешит к друзьям. Гэвина, видевшая чёрный силуэт, мелькавший среди деревьев подле Грейнджер, незамедлительно высказывается о своей неприязни к Блэк, и хотя Джинни полностью поддерживает её, как ни странно, в этом вопросе, она всё же уважает Гермиону и её выбор водить дружбу, пусть даже с Блэк, поэтому незамедлительно корчит недовольную гримасу. К неожиданности всех присутствующих, Виктор, подошедший незадолго до Гермионы, положительно отзывается о Блэк, считая её скорее загадочной и скрытной, нежели опасной. – Если ты продолжишь в том же духе, братец, твой лучший друг получит расположение Мионы быстрее, чем матушка даст мне подзатыльник, – шепчет на ухо Рону Джинни. Ей давно были известны чувственные перипетии, возникшие в их кругу: Рон был очарован Гермионой с первого взгляда, но в силу своей стеснительности и робости, не мог даже слова сказать рядом с ней, чтобы не запнуться. В Рона же давно была влюблена Лаванда. И Джинни всякий раз закатывала глаза, когда эта, по её мнению, лисица и вертихвостка как бы невзначай касалась Рона, пока тот провожал вымученным взглядом Гермиону. – Я думаю, нам надо развеяться! – громко говорит Джинни, зная, что, если они будут сидеть на одном месте, совсем скоро им это наскучит, и тогда придётся возвращаться домой и работать, чего никто, конечно, делать не хотел. – Где можно найти плоские камни? – внезапно спрашивает Гермиона. Это кажется странным, потому что Гермиона ведь знает всё. – На пляже их больше всего, – ни разу не запнувшись, как скороговорку, чеканит Рон, краснея. – Я могу показать, – после лёгкого толчка в плечо от сестры добавляет он. Слышится чей-то оклик. Откуда-то выходит миловидная женщина невысокого роста со светлыми волосами. Гермиона знает эту женщину. Кенина познакомилась с ней в церкви и показалась ей тогда очень приятной и порядочной. Сейчас в этих острых чертах лица она узнаёт кого-то ещё, и когда её оклик становится понятным, Гермиона понимает, что Кенина – не кто иная, как мать Виктора. Юноша извиняется, прощается со всеми и долго посмотрев на Гермиону каким-то печальным взглядом, произнося одними губами "До завтра", спешит к матери. Рон, внезапно обнаруживается, – большой специалист по игре в лягушки: так он прозвал запускание камней на поверхность водной глади. Гермиона, сама не понимая почему, оставшись с ним наедине, пока девочки пререкаются и громогласно спорят, чувствует острую необходимость не допускать между ними тишины. Её слова превращаются в бесконечный поток, она тараторит, не переставая. – В детстве отец много раз пытался научить меня пускать камни… точнее, играть в лягушки, – она бросает на юношу, высматривающего под ногами камни, короткий взгляд и снова отводит его. Потребность в движении возрастает с каждой секундой. – У него так здорово получалось, а я никогда не могла, хотя это странно, потому что движения руки довольно механические, совсем как у циферблата, тик-так, – Гермиона ужасается тому, какой бред несёт. Циферблат? Замечательно. Но Рона это, кажется, не смущает. – Когда Джинни была маленькой, у неё никогда не получалось, но теперь она, – он морщится, слыша громкий возглас Джинни, и оборачивается: Гэвина вцепилась ей в волосы, пока Джинни молотила её по предплечьям. Мхэри, стоявшая у кромки моря, смотрящая, очевидно, на линию горизонта, где небо уходит в воду, оборачивается и не сразу понимает, что происходит. На лице Лаванды отражается и ужас, и удовлетворение, будто она не может понять, боится она своих, впавших в истерию, подруг, или радуется драке, и, не в силах решить, стоит на месте, ничего решительно не предпринимая. Рон качает головой, усмехаясь: Джинни действительно вздорная девушка, пылкая, он давно привык к тому, что, проведя детство среди многочисленных братьев, она научилась у них и склокам, и дракам, (что, безусловно, приводило в ужас бедную миссис Уизли, надеявшуюся, что её единственная дочь будет кроткой и послушной). Он не боится, что его сестра пострадает, скорее напротив, как бы сильна ни была Гэвина, ей не стоило ввязываться в схватку с Джинни Уизли, но он всё-таки направляется разнимать их. – Безмозглая ревнивица! – вопит Джинни, задыхаясь от смеха. Видно, что она не прикладывает никаких усилий, даже не пытается как-либо противостоять Гэвине. Она забавляется с ней. – Подумай о том, как он будет рад, узнав, что ты вцепилась в волосы Джинни Уизли, ха-ха-ха! – Гэвина рычит, готовая вот-вот удушить Уизли. – Джинни, – мягко говорит Рон, зная, что сестра может прекратить борьбу в любой момент. – Вырвала пару волосинок, какая досада! – даже в этом положении Джинни остаётся верна своей язвительности. – Джинни! – твёрже повторяет Рон, и она закатывает глаза. Будучи одним из самых высоких сыновей, Рональд оставался куда более спокойным, чем Джинни. Временами чудилось, словно, если бы не их огненно-рыжие волосы, они были бы совершенно не похожи. – Ну всё! – Джинни одним ловким движением возвращает себе свободу и в следующий же миг заламывает Джонс руку, наклоняясь к её уху. – Либо действуй, либо не мешай людям жить, – она заламывает руку сильнее, демонстрируя свою власть, отчего Гэвина морщится, от боли и унижения, после чего Джинни с триумфом отпускает девушку, разводя руки и пожимая плечами. – Камушки? – спрашивает она, поднимая невзрачный камень. Рон качает головой. К Гэвине подходит Лаванда, но Джонс лишь отмахивается от предложенной помощи. – Она всегда была такой, – говорит он Гермионе, поравнявшейся с ним. – Острой на язык? – Грейнджер никогда не одобряла решение конфликтов с помощью силы, считая этот способ самым неэффективным, но переубеждать Джинни не было никакого смысла: её целью не было нанести противнику урон, это было для неё всего лишь игрой, возможно, даже способом общения в некотором роде. Они с Дином часто боролись в шутку, конечно, но тем не менее. – Сильной, – Рон на этот раз безбоязненно смотрит на Гермиону, с мужеством выдерживая её взгляд. Джинни и Мхэри начинают бросать в воду камни, не пытаясь играть в лягушек. – Ей не составляло труда побороть Перси или меня, Фред и Джордж, правда, всегда нападали вместе, поэтому ни для кого кроме, разве что, наверное, Чарли, оставались непобедимыми, – Гермиона слышала что-то о Чарли Уизли, уехавшем из деревни несколько лет назад, и была готова поклясться, что видела его собственными глазами, когда они жили с мамой. Фред и Джордж уехали тоже, но, судя по рассказам, они были такими же невозможными, как их маленькая сестра, с тем отличием лишь, что их было двое, а она одна. – Я могу научить тебя, – Рон протягивает ей камень, – Не было ещё ни одного человека, который бы не научился играть в лягушки, – с гордостью в голосе добавляет он. Гермиона улыбается, радуясь, что им удалось найти общий язык.