пещера девичьих стонов

Barns Courtney – Fire Daniel Pemberton – The vikings & the barons Солнце встаёт лишь для того, чтобы коснуться лучами моря и огладить остроконечные пики елей. Гермиона смотрит на безоблачное небо, прикрывая глаза рукой: день обещает быть жарким: с неё уже сходит третий пот. Она ставит вёдра на край колодца, проводя тыльной стороной кисти по лбу. Набирает сначала одно, затем другое. Ледяная вода кажется ей даром. – Гермиона? – раздаётся из-за спины голос Виктора. Обернувшись, девушка видит улыбающегося Крама, тоже держащего в руках вёдра. – С тобой всё хорошо? – осведомляется он, не дав ей даже поздороваться. – Выглядишь уставшей, – его лицо выглядит озадаченным, хотя всего секунду назад светилось от радости. – Я плохо спала, – действительно устало отвечает она, не зная, сколько точно проспала, два часа или три. Гермиона обнимает юношу, нечаянно хлопая мокрой рукой по его спине. По его телу идёт дрожь, он тихонечко хихикает. – Прости, я забыла. – Ничего, это было приятно. Освежающе! – всё ещё посмеиваясь, отвечает он, смотря на небо. – Да, день будет жарким. Возвращаясь домой, Гермиона думает, что дом Крамов находится в противоположной стороне деревни, и уже предвосхищает едкий комментарий Джинни о том, что Виктор как верный пёс или что-нибудь ещё в этом роде следует за ней. Отворяя дверь, она не ожидает увидеть гостью, поэтому вскрикивает. – Беллатрикс?! – поставив вёдра, наполненные водой, говорит она, хватаясь за грудь. – Ты меня… – Блэк, закинувшая ноги на стол, в одной руке держит раскрытую тетрадь, одну из тех, которыми ночью зачитывалась сама Грейнджер, в другой – яблоко из своего сада, прерывает девушку. – Чьи это записи? Очень любопытны! И что ты за сад устроила в доме вместо того, чтобы следить за тем, что снаружи?! Уверена, твоя тётя умоляла тебя следить за ним, – Гермиона бессловно открывает и закрывает рот, не зная, какое замечание первым сделать Беллатрикс. Её взгляд останавливается на бледной коже, выглядывающей из-под тканей юбки. Грейнджер даже перестаёт пытаться порицать Блэк. Та замечает, куда устремлён взгляд девушки, и демонстративно закатывает глаза, убирая ноги со стола. – Они лежали раскрытые прямо на столе, – Блэк бросает их в остальную кучу. – Тебе не стоит вот так оставлять записи подобного характера, девочка, – они долго смотрят друг другу в глаза, ничего не говоря. У Беллатрикс вздёрнуты брови, она явно пребывает в игривом настроении. Вдруг гостья встаёт, распрямляя юбку. – Серьёзно, девочка, что за сад ты устроила? – оглядываясь, спрашивает она. Гермиона улыбается, подходя ближе. – Мне снилась мама, – она снимает с плеча Блэк шерсть Живоглота, которая неизвестным никому образом оказалась там. – Это, – девушка указывает на не увядающие цветы, опутавшие корнями всё пространство близ дивана. – Получилось случайно, я не знаю, как этим управлять, – Беллатрикс медленно принимается обходить Грейнджер. – Твои эмоции… – после недолгого молчания начинает она, останавливаясь за спиной девушки. – Управляли твоей магией. Это плохо, – она ловким движением наклоняется и шепчет Гермионе в самое ухо, – Это, я даже бы сказала, недопустимо! – и снова отходит, чтобы встать перед ней. – Что это было? – Гермиона не понимает вопроса. Беллатрикс демонстративно поджимает губы, закатывает глаза, но уточняет. – Какая эмоция? Грейнджер старательно разглядывает пустоту, вспоминая. Закрывает глаза. Глубоко вдыхает. – Нежность, – наконец отвечает она. – Нежность… – повторяет Беллатрикс, становясь серьёзнее. – Сможешь представить что-то, чтобы почувствовать её? Не теряя ни секунды, Гермиона, не размышляя, не анализируя, обнимает Беллатрикс, понимая, что именно сделала, только когда Беллатрикс, замерев от неожиданности, обнимает её в ответ. Блэк гладит девушку по волосам, иногда задевая ногтями шею. Грейнджер улыбается и хочет мурлыкать прямо как довольный кот. За спиной Беллатрикс распускается новый бутон карминового цвета. – Получилось! – замечает Гермиона, заставляя женщину разорвать объятия и обернуться. – Ты должна была представить себе что-то, что вызовет у тебя нежность, а не воплотить это в жизнь, – Беллатрикс видит упрёк во взгляде Грейнджер, словно она произносит вслух: Будто тебе не понравилось! – Теперь тебе надо сосредоточиться, и… – но не успевает она договорить, как Гермиона заставляет бутон закрыться, превратиться в листок, в зачаток и снова в бутон. Блэк, скрывая удивление, наблюдает за тем, как девушка хихикает. – Переместить все цветы в сад! – откашлявшись, командует она. Гермиона широко распахивает глаза. – Хватит дурачиться, пташка, цветам не место у кровати! Ну же, перемести их! Гермионе не требуются даже дополнительные комментарии, чтобы понять, как именно надо сделать это. Она сосредотачивается, вытягивает руки вперёд. Вся конструкция видится ей зелёной паутиной стеблей. Меж её бровей пролегает складка, появившаяся от напряжения, однако ей удаётся поднять цветы в воздух. Из-под пола показываются корни, проросшие сквозь дом. – Это называется левитация, – довольная ученицей, Беллатрикс улыбается. – Такое ощущение, что они весят как лошадь, – пыхтит Гермиона. Блэк взмахом руки заставляет цветы подчиниться себе и ведёт их за собой в сад. Грейнджер вытирает лоб от пота снова. – Если ты всё сделаешь правильно, то вообще не ощутишь веса левитируемого предмета, – Беллатрикс располагает цветы среди остальных. Гермиона осознает, что действительно не уделяла тётиному саду никакого внимания, и от этого хмурится сильнее. – Но как? – спрашивает Грейнджер, не понимая, как, например, левитировать валун. Закончив с цветами, Блэк поворачивается к ней, направляя руки на девушку. В следующее мгновение та чувствует, как отрывается от пола, но совсем чуть-чуть. – Перестать думать о том, насколько объект тяжёл: представляй, будто он не весит больше пера, – Гермиона пытается ухватиться за воздух, найти опору, но беспомощно висит в воздухе, дрыгая ногами и размахивая руками. Блэк подходит ближе, истинно наслаждаясь беспомощностью девушки. – Опусти меня! – просит она, боясь упасть, но Беллатрикс заставляет её описать круг, как тряпичную куклу, и смеётся, снимая заклинание, осторожно опуская девушку. Они выходят из сада, возвращаются в дом. – Давай, девочка, тебе же так не терпится, спрашивай! – цокает Блэк языком, замирая, складывая руки под грудью и требовательно смотря на Грейнджер. Та задаёт вопрос не сразу. – Как ты узнала, что ты… колдунья? – она робко смотрит то в пол, то на Беллатрикс, исподлобья. Выражение лица Беллатрикс становится серьёзным. – Я родилась такой, – но Гермиона ожидает подробного рассказа, бесстыдно на этот раз впиваясь в неё глазами. Беллатрикс, очевидно, не желая раскрывать тайны своего прошлого, в присущей ей манере закатывает глаза. – Что? Мои предки были потомственными магами, мы… – но Гермиона смотрит на неё практически умоляюще, такому щенячьему взгляду невозможно отказать. – Дьявол, Грейнджер! – рычит Блэк. – Каждого ребёнка в нашей семье с младенчества обучали контролировать и использовать свои силы! Довольна? – Гермиона кивает, улыбаясь, и меняет тему прежде, чем Беллатрикс разразится ругательствами. – Мы будем изучать всех тех существ, о которых писала тётя? – Блэк усмехается. – Прежде, чем изучать "всех тех существ", тебе следует научиться не выращивать цветы посреди комнаты во время сна. После этого, быть может, я расскажу тебе… о существах, – произнося последнее слово, женщина смотрит на Живоглота, севшего напротив них, разглядывая женщин с необычайным интересом, словно не видел их несколько лет. – А теперь я оставлю тебя, практикуйся в левитации: начинай со стульев, пробуй левитировать диван, но постарайся не разрушить дом и не убиться, – Гермиона снова обнимает Беллатрикс, прижимается всем телом. От Блэк пахнет соснами и можжевельником. Женщина отстраняется, но совсем чуть-чуть, смотря Гермионе в глаза. Медовые. Она кладёт ей руку на щёку, уголки её губ дрожат, взмывая наверх. Кожа под ладонью непростительно мягкая. Девушка закрывает глаза, расплываясь в беззаботной улыбке. – Улыбайся чаще, пташка, – тихо говорит Беллатрикс, проводя большим пальцем по скуле Грейнджер. Гермиона протягивает руку к смольным волосам Блэк, лежащим на груди, убирает прядь. Беллатрикс вздрагивает, опускает взгляд и видит прямо на своей одежде крохотный бутон. – Он не прорастёт в тебя, не бойся, он безобидный, – Гермиона зловредно хихикает. – Чертовка! – Блэк качает головой, скрывая гордость девушкой. – Я не удержалась, – пожимает плечами девушка и приглашает женщину к выходу, галантно открывая перед ней дверь. – Чертовка! – повторяет Беллатрикс и замирает перед выходом. Грейнджер ожидающе смотрит. – Те заметки… их писал не один человек – двое, – и лишь после этого покидает жилище Гермионы. Не теряя ни минуты, девушка бросается к записям, разглядывает, вчитывается, всматривается в завитки, чернила, силясь найти хоть что-нибудь, что нашла Беллатрикс, и наконец находит. – Мама… – шепчет она: почерки сестёр почти невозможно отличить, однако некоторые буквы незначительно отличались наклоном. Осознав, что некоторые бумаги принадлежали её матери, Гермиона до самого захода солнца изучает их, не замечая, как летят часы. Напоминает ей о существовании времени зарево: становится неудобно читать. Девушка встаёт, разминая суставы. Ей кажется, будто всё тело, и в особенности голова, налилось свинцом. Она отправляется в сад, чтобы навести там порядок, ибо Беллатрикс была права, заметив, что девушка обещала Федре приглядывать за ним, однако вскоре становится очевидно: ни на чём, кроме мыслей о магии, Гермиона сосредоточиться не может, поэтому она делает то, что делает всякий раз, когда новые знания не дают ей покоя – отправляется на прогулку. Перелесок жужжит, заполненный различными насекомыми, не дремлющими по вечерам, где-то кричат ночные птицы, шелестят листья. Эта лесная болтовня приводит Гермиону в порядок. Девушка медленно выходит из состояния полузабытья, слыша, как хрустят под её ногами сухие ветки. Окончательно приходит в себя Гермиона после того, как раздаётся оглушительный треск за её спиной: что-то с нечеловеческой скоростью приближается к ней. Слух её обостряется, кажется, будто древние станы деревьев скрипят отчётливее. В шелесте листьев Гермиона различает чьё-то глубокое дыхание, сильное и смрадное. Чувствует запах животного пота, осевшего на грубой спутавшейся шерсти. Нечто кружит подле неё, то обходя медленно, словно изучая её, то резко срываясь с места. Сердцебиение учащается у Грейнджер, одна за другой мысли, скомканные, невнятные, проносятся у неё в голове: Молиться ли? Уповать на Бога? Готовиться к драке? К бегству? Или ей всё это чудится или снится? Не стоило столько читать о существах. Гермиона жмурится, надеясь проснуться. Сон не обрывается, а нечто кружит, не покидая тьмы. Страх постепенно овладевает Гермионой. Она взмахивает рукой, надеясь разжечь огонь, но рука её застывает в воздухе, потому что она слышит, как существо сжимается, ощущая присутствие её магии, и тогда Гермиона решается на безрассудство, обоснованное одним лишь страхом за собственную жизнь. – Покажись! – она кричит, скорее даже вопит. – Покажись, кем бы ты ни был! – шипит она, заходясь в ярости, приходящей на смену беспомощности. В её руке полыхает огонь. – Я боюсь напугать Вас своим лицом, моя Госпожа, – раздаётся из тени. Голос грубый, не привыкший к человеческий речи, не человеческий голос. Гермиона помышляет о том, что надо начать носить с собой кинжал, хотя бы острый нож. Сглатывает. Моргает. Она думает: вдруг это монстр? Но от этой твари разит чем-то земным, звериным, хоть и непривычным, а ламия, обитающая в горных пещерах, пахла иначе, словно вышла из морских глубин после того, как утонула в них и сгнила. Существо прячется за толстым стволом дуба. Гермиона переступает с ноги на ногу, сгибая колени, готовясь наносить удары и обороняться. – Я не причиню Вам зла, Госпожа. Как я смею? – существо словно робеет перед ней, и Гермиона действительно чувствует, что от него не исходит угрозы, хотя продолжает злиться и бояться вместе с тем. – Я никому не причиню зла, Госпожа, поверьте, Вам не стоит бояться, – невольно существо рычит, скорее по привычке, нежели устрашения ради. – Кто ты? – повторяет Грейнджер, – Зачем я тебе? Покажись! – Вы испугаетесь, увидев моё лицо, оно уродливо и напугает Вас. Я не желаю Вам зла! – лопочет существо, Гермиона медлит. – Покажись, – решается всё же она, полагаясь на свои чувства. Существо выходит из-за ствола. Его огромное и при том до отвращения костлявое тело покрыто серой, местами бурой от засохшей грязи, шерстью. Его глаза лютикового цвета, огромные, как у кота, сияют добротой, и это единственное в нём, что говорит о его добром намерении. Существо стоит на двух лапах и чем-то отдалённое напоминает человека, но его массивные плечи, долговязые передние лапы, чертовски длинные когти, перекошенное, совершенно несимметричное лицо, почти что волчье, будто распухшее от осиных укусов, торчащие кривые клыки, делают его неимоверно пугающим. Гермиона сжимается, но не отступает. Существо изображает подобие улыбки и падает перед ней на колени, оказываясь рядом в мгновение ока. – Я пришёл к Вам на поклон, Госпожа, чтобы заверить Вас, что стоит лишь Вам призвать меня, Вашего Бугул-Ноза, верного слугу, и я… – Гермиона вспоминает, что читала в заметках тёти про Бугул-Ноза: добродушные существа, гонимые их дальними предками за наружное уродство и сходство с ликантропами. – Что ты…? – пребывая в полном непонимании происходящего, Гермиона случайно касается его плеча, шерсть оказывается очень жёсткой. Бугул-Ноз вздрагивает всем телом, но не смеет посмотреть ей в глаза. – делаешь…? – заканчивает Грейнджер. – Я не задержу Вас, Госпожа, и вскоре покину Вас. – Почему ты называешь меня Госпожой? – Грейнджер забывает убрать руку, рассматривает искривлённые плечи Бугула, торчащие из спины позвонки разного размера. – Таков обычай, Госпожа. Я обещаю Вам, что ни один из нас не принесёт Вам и Вашему народу бед… – она просит его встать, и он повинуется ей, тонко чувствуя её настроение. – Лишь призовите нас в час нужды, и мы откликнемся, Госпожа, – он кланяется, встаёт на все четыре лапы и убегает так быстро, как не смог бы обычный зверь.