пещера девичьих стонов

Daniel Pemberton - Season Oak Yiruma , Tina Guo – River Flowers in you – Что, прости? – неожиданно для самой себя взвизгивает Беллатрикс, ошарашенная новостью, но в ту же секунду берёт себя в руки и продолжает уже совершенно ледяным тоном. – Он мог навредить тебе! – Он постоянно называл меня Госпожой и относился так, будто… – Гермиона разводит руками, вспоминая ночную встречу с доселе неизвестным ей существом. – У этих существ существует обычай, – Беллатрикс извлекает из книжного шкафа какой-то очень старый и потрёпанный фолиант, открывая на странице с изображением Бугул-Ноза. – В древности маги заключили с ними сделку: скрыли их от глаз охотников, а взамен потребовали служения. С тех пор Бугулы подчинялись самому сильному магу на территории, на которой обитают. Они признали тебя! – Гермиона прикасается к ветхим страницам, желая впитать таящиеся на них знания. – Ты меня слышишь? – грозно окликает её Блэк. Грейнджер съеживается под напором этих суровых глаз, чувствуя себя нашкодившей девчонкой. – Да, да… – Беллатрикс закрывает книгу, возвращая её на полку. – В этих местах, девочка, обитает множество существ, и не все они готовы к мирному сосуществованию! – Беллатрикс сжимает плечи девушки, заставляя смотреть себе в глаза. – Обещай мне, что впредь ты будешь осторожнее! И не будешь гулять одна по ночам в лесах! Обещай мне! – Гермиона тупит взор, вспоминая, как её отчитывала мама за такой же проступок. – Обещаю, – бубнит она себе под нос, расстроенная тем, что, кажется, её всегда будут отчитывать за подобные вылазки. Блэк ощущает недовольство Гермионы. – А если бы ты наткнулась на злого духа, приносящего болезни? Как бы ты смогла защитить себя? – Грейнджер прикусывает губу, понимая, что действительно могла попасть вчера ночью в беду. – Ну же, что бы ты сделала? – Беллатрикс складывает руки под грудью. – Не знаю! Не знаю, ладно? Я что-нибудь бы придумала! – всплескивает руками Гермиона и усаживается на стул, отворачиваясь и полностью признавая своё безрассудство. Наступает молчание, прерывает его Блэк. – Я не хочу потерять тебя, пташка, – Гермиона закрывает глаза, вдыхает полной грудью, вмиг наполнившейся почему-то теплом. Ей кажется, что по её венам разливается какой-то живительный согревающий напиток, и даже не пытается анализировать реакцию на эти слова. Ей нравится. Просто нравится мысль, нет, факт, что Беллатрикс беспокоится за неё. Что она небезразлична Беллатрикс. Уголки губ Грейнджер ползут наверх. – Ты действительно могла наткнуться на кого-то опасного: твоя сила притягивает древних существ, – тепло, заполнившее тело Гермионы, вмиг рассеивается. Она впивается ногтями себе в ладони, сжимая кулаки. – Ты встретила кого-то ещё? – спрашивает Блэк, подходя ближе к девушке. Гермиона дышит тяжело, бледнеет. – Г… – Я видела его! – сквозь зубы признаётся Гермиона. – Я видела его, Беллатрикс, – в глазах, когда она поворачивается к женщине лицом, стоят слёзы. – Кого? Кого ты видела? – интересуется она и снова неожиданно для самой себя садится на корточки перед сидящей Гермионой. Их лица оказываются на одном уровне. – Монстра! – внутри Гермионы всё замирает, оборачивается в камень. У Беллатрикс лицо вмиг становится совершенно нечитаемым, но Грейнджер сейчас это и неважно. Она наконец готова рассказать живой душе, сидящей перед ней, поделиться тем, что мучает её. – Я видела его здесь: в пещере, где-то в лесу, у моря. Слышала его голос, видела его лицо. Но чем больше я вспоминаю, тем меньше помню. Только запахи… мёртвых рыб, морской воды и тлен пещер, – ноздри её раздуваются, брови сведены в одну линию. – Я слышала его, слышала, когда он убил родителей моего друга, слышала его хохот, чувствовала на себе его язык, вот здесь, – она указывает на участок кожи, Беллатрикс смотрит, смотрит и молчит. – Меня много лет мучили кошмары про этот язык и шепот, и хохот, – слеза течёт по щеке Гермионы. – Мой друг… он погиб. Его убил тот же монстр. Он являлся мне… призраком… но когда я спросила его, кто убил его… он не ответил… – девушка дрожит. – Призраки… не могут говорить о своих убийцах, но могут дать подсказки, если видели… его лицо, – медленно говорит Беллатрикс, беря Гермиону за руки. Их пальцы сами собой сплетаются. – Я найду его! – шепчет Гермиона. – Я обещаю, я найду этого монстра! – Беллатрикс лишь сильнее сжимает её кисти в своих. Гермиона всхлипывает. Вытирает слёзы тыльной стороной высвобожденной руки. Долго всматривается в добрые глаза напротив. – Спасибо, – Блэк замирает, боясь разрушить момент. Она словно что-то ищет во взгляде Гермионы, словно чего-то ждёт, какого-то знака. Девушка придвигается к ней, обнимает голову, прижимая к груди, чувствуя, как прикосновения Беллатрикс ложатся на лопатки, и от этого обычного объятия она покрывается мурашками. – Я очень дорожу тобой, – прямо в ухо, почти одними губами, едва различимо говорит Гермиона, – Спасибо, – Беллатрикс вздрагивает. Распахивается дверь, Беллатрикс из-за плеча Гермионы и каштановых кудрей, застилающих взор, видит лишь копны пламенно-рыжих волос и закатывает глаза. – Я… – Джинни замирает, Блэк медленно отстраняется, поднимаясь с колен. – Не знала, что у вас что-то… – девушка наклоняется, чтобы получше разглядеть ноги подруги, и остаётся удовлетворена тем, что юбка прикрывает её колени. – Мы обнимались! – сама толком не разбирая зачем, оправдывается Грейнджер. – Интимное, – заканчивает со злой ухмылкой Уизли и плюхается на диван, принимая вальяжную позу. Беллатрикс выжидающе молчит, зная, что, если откроет рот, может затеять перепалку: ей не хочется нарушать заключённое намедни перемирие с этой огненноволосой чертовкой, но на самом деле ей не хочется расстраивать Гермиону. Она сдувает с носа непослушную прядку. – Я пришла по делу! – Джинни разглядывает то одну, то другую. – У меня… разболелось горло; наверное, наглоталась холодной воды, вот и… – Блэк фыркает, тонко чувствую скрытую ложь. – Что? Что-то не устраивает, Блэк? Что, у Чёрной Леди никогда не болело горло? – Беллатрикс наклоняет голову, улыбается. Гермионе эта улыбка кажется очень светлой, даже милой, несмотря на то, что эти двое что ни слово адресуют друг другу – то оскорбление. – Размолвки в раю? – почему-то спрашивает Блэк, но, вероятно, мыслит в правильном направлении, поскольку Джинни изменяет и позу, и тон. – В моём раю Адам и Ева вполне себе счастливы, а в твоём… разве что змей вечно грызёт свои яблоки… или Лилит! – это забавляет Беллатрикс ещё больше, но Уизли обращается к Гермионе, игнорируя присутствие женщины. – Я подумала: может, у твоей тёти остались какие-то снадобья, и ты знаешь, где они… – Я как раз недавно начала разбирать её заметки, касающиеся врачевания, – Гермиона отправляется к шкафу, заставленному склянками. – Вот как? – удивляется Беллатрикс, ничего об этом не знавшая. Над её ухом тотчас же звучит голос довольной Уизли. – Что, не привыкла узнавать новости второй? – пришёл черед Гермионы закатывать глаза: дух соперничества в её подругах никогда не иссякнет. Между тем, пока она ищет нужную склянку, Беллатрикс разворачивается к Джинни. – И где, позволь узнать, именно болит? – Джинни указывает на середину шеи, немного выше. Грейнджер оборачивается как раз в тот момент, когда Блэк касается шеи Джинни, и сглатывает, не подозревая даже, что Беллатрикс мечтает о том, как бы свернуть шею бестии. – Наверное, сильно болит, – ехидно замечает она. – Чем это от тебя пахнет? – Беллатрикс наклоняется к плечу Джинни, принюхивается. – Сеном и овцами! Замечательно! Передавай привет пастушку, – Уизли отстраняется, хмурясь. Кто-кто, а Блэк была в конце списка тех, кому следовало бы знать о её отношениях с Дином. Если кому-то вообще следовало. – Вот, – вмешивается Гермиона, протягивая баночку, – тётя рассказывала мне о многих лекарствах, которые готовила. Состав нехитрый… – но Джинни ловко забирает баночку, прерывая её. – Я тебе верю! Спасибо! – и добавляет, оборачиваясь к Беллатрикс. – И его зовут Дин, а не пастушок или прощелыга, или как там у тебя язык поворачивается его назвать! – О, я постараюсь запомнить. Запишу, чтобы не забыть, как зовут тайного воздыхателя неотразимой Джиневры Уизли, – Гермиона отправляется на кухню, в надежде, что её друзья не перегрызут друг другу глотки. – Слышала, с возрастом с памятью становится совсем худо, Блэк, – девушка следует за Гермионой, кладёт ей руку на плечо, мотает головой, говоря этим как бы, что Беллатрикс неисправима. Гермиона замечает в лице подруги что-то странное. – Всё в порядке? – Джинни смотрит в пол, перекладывая склянку из руки в руку. – Ты можешь мне доверять! – заверяет её Грейнджер. Блэк уходит вглубь гостиной, делая вид, что интересуется самой дальней стеной. – Да… Флёр… В последний раз, когда я навещала их, она вела себя странно. Слишком странно. Была совсем на себя не похожа, – Джинни сжимает склянку в руках. – Словно больна, но не телом… – она поднимает взгляд и ищет в глазах Гермионы понимание. Едва за ней закрывается дверь, Блэк возникает словно из ниоткуда. – Значит, листала заметки мисс Григ о врачевании? – Гермиона разводит руками, отвлекаясь от мыслей о Флёр и размышлений, связанными с этим известием. – Да, я думала… – ей приходит идея. – Я ведь могу! – в глазах вспыхивает огонёк. – Можешь что? – недоумевает Беллатрикс, боясь, как бы Гермионе в голову не пришла недобрая мысль. – Могу стать лекаркой! Как моя тётя! Я разбираюсь в травах, у меня есть её рецепты и она обучала меня! Пусть немного, да, знаю, но всё же… – Блэк вздыхает: по крайней мере это – не худшая из её идей. У Гермионы совершенно щенячий взгляд, требующий поддержки и одобрения, и Беллатрикс не может отказать. – У тебя всё получится, – девушка снова обнимает её, крепко сжимая, и Блэк искренне верит в сказанное. – Всё, девочка, отлипни! – шутливо говорит она, Грейнджер корчит рожицу, тем не менее учтиво открывая перед Блэк дверь. Та взлохмачивает ей волосы перед тем, как переступить порог дома, и уходит посмеиваясь. – И сколько ты будешь бегать от неё? – раздаётся голос матери Гермионы. Девушка хватается за сердце, но видит только призрака, устроившегося на столе. – Я? Бегать? Мама? Я думала, днём вы… – старшая Грейнджер отмахивается. – Солнце не помешает мне увидеть избранницу дочери, – у Гермионы от удивления округляются глаза. – Не смотри на меня так, я сама всё видела и слышала. Да ладно, Миона, сама, что ли, не видишь? – призрак призывает её к окну, из которого виден силуэт уходящей Беллатрикс. – Она тебе небезразлична, да? – лицо матери Гермионы сияет от счастья. – Да, – вперившись взглядом в спину уходящей женщины, с придыханием подтверждает Гермиона. Беллатрикс, словно чувствуя взгляд, оборачивается. Младшая Грейнджер буквально сбегает от окна. Слышится смех её матери. – Что и требовалось доказать, – она изучает дом, чувствуя руку Федры на каждом из предметов. – Если ты боишься, – женщина приближается к дочери, обнимает руками её лицо. Гермиона, конечно, не чувствует прикосновения полупрозрачных рук, но мурашки бегут по ней от одной лишь мысли, что её мама могла бы вот так касаться её. – Федра всегда была необычной, я знакома с этим взглядом. – О чём ты? – Гермиона не понимает, о какой необычности идёт речь. Старшая Грейнджер призывает её подождать минутку и принимается обходить кухню в поисках чего-то. Такой прозорливой Гермиона и помнит маму. Наконец, найдя старую глиняную кружку Федры, она указывает на неё, зная, что не сможет взять её в руки. – Из этой кружки она пила, познакомившись со своей первой любовью, – брови Гермионы ползут наверх, она незамедлительно берёт в свои руки эту реликвию. – Она никогда не рассказывала! Только иногда по вечерам крутила её в руках, но никогда не пила из неё… – вспоминает Гермиона, призрак усмехается. – Стала бы она рассказывать о своём побеге из дома. Да, Миона, моя сестра, когда ей было 14 лет, сбежала из дома. Мы разыскивали её три месяца, пока не нашли её в соседней деревушке и не вытащили из пренеприятнейшей истории. С тех пор она не афишировала свои отношения, – женщина рассматривает смешения тёмных красок со светлыми на кружке, вспоминая юность, вспоминая младшую сестру. – Её звали Эилидх, Федра всегда звала её Эли. Две мятежные души. Они были красивой парой, – призрак вздыхает. Гермионе не терпится узнать как можно больше подробностей. – Когда они сбежали, жители соседней деревушки сначала приняли их за сестёр, но вскоре поняли, что их объединяет далеко не сестринская любовь. Мы подоспели вовремя: из них хотели… изгонять бесов. Нам пришлось разлучить их навсегда. Историю замяли, но Федра… бедная моя малышка… Она так тосковала… – Гермиона раньше никогда не задумывалась о том, что её тётя была влюблена не только в Оливера, но и в Алин, и почему-то никогда не думала, что это было странно: не только любить женщину, но и любить при этом двух человек одновременно. Гермиона хмурится, но на ум ей приходит лишь одно слово и одно объяснения: любовь. Её матушка улыбается, словно читая мысли. – Любовь и правда многогранна, Миона: не бывает правильной и неправильной любви, – она кладёт ей руку на плечо, желая всем сердцем прикоснуться. – Федра ведь и сюда приехала только чтобы найти Эли, но нашла куда больше, – Гермиона поднимает руки, но они проходят сквозь призрака. Та вздыхает. – Ты смотришь на неё так же, как смотрела когда-то Федра на Эилидх, – говорит она, заглядывая в глаза дочери. Тепло лучится из них даже несмотря на то, что это глаза призрака, холодного, неощутимого, умершего. – Я всегда буду рядом, Миона, – она целует её в лоб, младшей Грейнджер хочется плакать от прилива нежности и доброты. – Передай ему привет, – просит второй голос, раздавшийся из-за их спин так же неожиданно, как и голос старшей Грейнджер с минуту назад. – Тётя! – радостно вскрикивает Гермиона, желая обнять её, сразу же понимая, что ей не удастся осуществить это. – Не знаю, что твоя мама наговорила про меня, но я хочу, – сёстры Григ берутся за руки, становясь плечом к плечу. Гермиона впервые замечает, как они всё-таки похожи между собой. Старшая из сестёр плачет от счастья, от возможности видеть дочь и держать сестру за руку. – Чтобы ты сказала... Генри, как сильно я его люблю. – Да, – Гермиона кивает, любуясь сестринской любовью. – Конечно, – Федра приближается к ней, улыбаясь, наклоняется к самому уху. – Не бойся признаться себе, оно того стоит! – и они исчезают, а на их место падают солнечные лучи.