пещера девичьих стонов

Max Richter — Summer 1 Anilah — The loom Утреннее солнце с трепетом обнимает Гермиону, направляющуюся к Снейпам. Получив повторное приглашение от Скильдрих, она не могла проигнорировать его во второй раз, поэтому выбрала это утро для визита. Ветер разбрасывает и без того непослушные прядки во все стороны, и девушка откидывает их с лица, чтобы получше разглядеть небо. Лазурное, необычно нежное в этот день, оно покрыто пеленой пушистых облаков. В этих неспешно плывущих громадах Гермиона различает очертания птиц, раскинувших крылья и так и застывших в вечном полёте. Они скользят в вышине, и Гермиона думает о том, как бы было замечательно: иметь хотя бы одну такую огромную волшебную птицу, чтобы каждое утро она встречала её радостным криком, взвивалась в воздух и кружила подле её дома. Эта мысль сразу же покидает девушку, так как меньше всего ей хочется пленять птицу, требующую свободы, не существующую вне её. На смену размышлениям об облаках, походящих на сказочных существ, приходят тревоги: Скильдрих кажется ей радушной и искренней женщиной, но её муж, её муж — совсем другой: мрачный и неприветливый, Северус Снейп сохраняет вокруг себя ауру, скорее отталкивающую от любых взаимодействий и контактов с ним, нежели наоборот. Это, а также какое-то щемящее иррациональное чувство, вгрызшееся ей под кожу, заставляют Гермиону волноваться перед этим визитом куда больше, чем обычно. За время, проведённое в этой деревне, Гермиона привыкла, что местные жители то и дело приглашают её в гости или просто приводят к себе домой, как это некогда сделала Джинни, но Снейпы… Снейпы будто специально избегают общения большую часть времени, предпочитая весьма уединённый образ жизни, и Гермиона не может винить их за это. Джинни, находившаяся подле Гермионы в момент, когда ту окликнула миссис Снейп, рассказала Грейнджер слухи, кружившие вокруг этой семьи: говорили, что, будучи юной девушкой, Скильдрих была без памяти влюблена в Джеймса Поттера, и их связь сохранилась даже после того, как его мать устроила брак Джеймса с Лили Эванс. Но самое страшное ожидало впереди. Эти события были окутаны плотным, непроглядным туманом, и никто не мог найти объяснения им: Лили была беременна, и в день её родов была произведена жеребьёвка имён. Была выбрана Лили. На следующий же день после появления на свет Гарри осиротел. Джеймс Поттер был найден мёртвым в собственным доме, и это воистину кровожадное убийство заставило местных жителей содрогнуться: тело было изувечено тем же образом, каким монстр изувечивал своих жертв, когда только появился в этих краях. Это было похоже на кару, возмездие и чистую ярость. Дамблдор тогда, Джинни тщательно собирала слухи из разных источников, призвал людей к спокойствию, ничего не объясняя, утверждая, что случай был единичным и нападений опасаться не стоит. Его слова, как это случалось всегда, оказались правдой. Маленького Гарри усыновили Северус и Скильдрих, ставшие четой Снейпов вскоре после смерти Джеймса и Лили. Джинни слышала также, что Скильдрих не могла иметь детей, поэтому в каком-то смысле осиротевший Гарри был для неё подарком. В отличие от Северуса, который враждовал со старшим Поттером с самого детства. Гермиона мотает головой, прогоняя россказни и многочисленные сплетни, которыми с ней любезно поделилась Джинни, и стучит. Дверь открывает Скильдрих, и улыбка мгновенно озаряет её лицо: женщина действительно рада Гермионе. — Скоро будет завтрак, милая, — говорит Скильдрих, наполняя тарелки овсяной кашей. Гермиона удивляется, как Скильдрих, всё это время называвшая её почтительным «мисс Грейнджер», перешла на ласковые обращения сразу же, как Гермиона переступила порог её дома. Впрочем, такое случалось нередко: к гостям и в её родной деревне относились крайне благосклонно. Девушка чувствует яркие запахи: сухоцветов, варенья и мёда, помимо приготовленного завтрака. Оглядевшись, она замечает засушенные травы, водоросли и коренья, многие из которых также были и у неё. Гермиона хочет спросить, откуда столько трав, необходимых для приготовлений лекарств, но Скильдрих, стоя спиной к гостье, всё ещё занимаясь пищей, начинает первая: — Я начала заготавливать запасы на зиму, поэтому у нас много варенья. Какое предпочитаешь? Черничное? Малиновое? Клюквенное? — обернувшись и заметив смущение на лице Гермионы, Скильдрих решает помочь девушке с выбором. — Черничное удалось на славу, может, его? — Гермиона вздрагивает. — Да! Да, черничное, — Скильдрих зовёт Гарри, и тот спускается с чердака, который, по всей видимости, только что чинил. Грейнджер замечает, насколько юноша не похож на мать. — Крыша снова прохудилась, — Скильдрих нежно треплет его за волосы. — Никаких разговоров о делах за едой, помнишь? — Гарри помогает расставить тарелки. Гермиона чувствует себя неловко, зная, что предлагать свою помощь — бесполезно. Дверь открывается резко, и в ту же секунду, подобно вихрю, в доме оказывается Северус Снейп, облачённый, как и прежде, во всё чёрное. Он едва заметно кивает гостье, ничуть не удивляясь её присутствию. «В конце концов, — размышляет Гермиона, — они же супруги! Он, вероятно, был предупреждён». И корит себя за попытку найти в поведении Снейпа что-то подозрительное. Северус эффектным движением снимает плащ, в котором, даже несмотря на прохладу, должно быть довольно жарко на улице. Темноволосый и хмурый, он напоминает Гермионе хищную птицу. Не произнося ни слова, мужчина садится за стол, ожидая, пока все члены семьи займут свои места. Скильдрих читает молитву над едой, и Гарри послушно повторяет за матерью, хотя и видно, что делает он это скорее из-за любви к Скильдрих, а не потому, что исполнен верой. Северус воздерживается от молитвы, терпеливо ожидая конца. У Гермионы щемит сердце: такие обыденные ритуалы... когда-то у неё тоже была семья, и она может перечислить ряд привычек, присущих только семье Грейнджеров. Молитва заканчивается прежде, чем Гермиона осознаёт, что начала забывать некоторые особенности, которыми обладали её родители. Завтрак начинается. — То, как быстро Вы переняли навыки мисс Григ, впечатляет, мисс Грейнджер, — внезапно для Гермионы говорит Северус, не поднимая взгляда от стола, как бы невзначай. — Моя мама тоже была лекаркой, я с детства наблюдала за ней и многому научилась у неё, — Северус всё-таки смотрит на неё, и взгляд его тяжёлый, похожий на грозовые тучи, налитые свинцом. Наверное, Северус Снейп никогда не улыбается. — Тогда Вы схватываете налету, — и взгляд становится ещё пронзительнее, чем прежде. — По всей видимости, Вам это характерно, судя по Вашей магии, — Гермиона заходится кашлем. — Сев! — упрекает его жена, но он не обращает внимания, только пронзает ястребиным взглядом гостью. — Магия доступна не Вам одной: Гарри тоже владеет ей, однако… в меньшей степени, нежели Вы, — у Гермионы слезятся глаза. Под маской безразличия Снейп скрывает удивительную чуткость. — Мои способности распространяются на зелья… — его перебивает Скильдрих. — Но Сев слишком нелюдим, чтобы помогать людям так, как делаешь это ты и делала Федра, — женщина с укоризной смотрит на мужа, тот в ответ лишь слегка подёргивает плечами, не понимая, за что она его осуждает. — Люди начинают совать нос не в свои дела, как только замечают чьи-то таланты, — холодно замечает Северус. Гарри молчаливо наблюдает за родителями и Гермионой. — Немного веры, Северус, — Скильдрих выпрямляется и вскидывает брови. — Я не встречал кого-либо, достойного веры… Или что-либо, — Скильдрих закатывает глаза, понимая, что Снейп никогда не приобщится к её религии и ни к какой-либо другой. Как никогда и не изменит своего мнения о людях: Северус неисправим. Гермиона, придя в норму, всё-таки решается задать интересующий её вопрос. Снова. — Как… Вы узнали? — Узнал что? — вкус варенья заполняет рот Гермионы, и она готова раствориться в блаженстве, но ей нужно понять, как люди узнают о её способностях. — О Вашей магии? — в отличие от остальных, Северус прекрасно обходится и без варенья, словно всё, что приносит радость и удовольствие, ему опостылело. Он не успевает ответить: ответ приходит сам. В дверь стучат, и Скильдрих непонимающе смотрит на мужа. Северус лишь отвечает «Войдите», и на пороге оказывается Беллатрикс. Гарри тут же подлетает к ней, заключая в объятия, в то время как ложка Гермионы застывает в воздухе, а сама Беллатрикс замирает, уставившись на девушку. Северус замечает и это. — Я слышал, вы двое поладили, поэтому посчитал, что присутствие Беллатрикс никому не повредит. Мне нужна её помощь в зельях, — Скильдрих приветствует Беллатрикс и предлагает завтрак, пока та, оторопев, не закрывает за собой дверь. Гермиона наблюдает за каждым движением Блэк. — … завтрак, Беллатрикс, — доносится конец фразы, и Беллатрикс берёт себя в руки. — Нет-нет, спасибо, — она мила со Скильдрих, и это выглядит странным: Беллатрикс общается с посторонними язвительно, а не мило. Значит, что с четой Снейпов она и вправду знакома даже ближе, чем могла предположить Гермиона. — Как сказал Северус, нам надо обсудить зелья… — Скильдрих вскидывает руку, призывая к тишине, не желая слышать оправданий. — Твой отказ я могу принять, Белла, но Сев не встанет из-за стола, пока не доест. Могу я предложить тебе хотя бы пудинг? Или, может быть, чай? — Блэк вежливо соглашается на чай. К смеси ароматов тут же добавляется запах чабреца. Кажется, Скильдрих действительно нравится ухаживать за гостями. Гарри нетерпеливо, совсем как мальчишка, ёрзает на своём месте. — Расскажи про воронов, тётя Белла, — требует он, и глаза Гермионы распахиваются от неожиданного прозвища. На помощь, как ни странно, приходит Северус, покорно доедающий кашу. — Беллатрикс — крёстная Гарри, — сухо объясняет он. Если бы можно было раскрыть глаза ещё сильнее, Гермиона пренепременно сделала бы это. Беллатрикс фыркает на это замечание, забывая про вопрос крестника. — Если бы вы не препирались столько лет, стоит ли крестить вашего единственного сына, мне бы не пришлось носить этот глупый титул «тётушки Беллы», — ворчит Блэк. Она обхватывает кружку, от содержимого которой валит пар, а сама она наверняка обжигает кожу, но Беллатрикс это мало волнует, не волнует вовсе. — Прекратите это немедленно! — пресекает бурную дискуссию на корню Скильдрих. — Расскажи лучше про воронов, — недовольное выражение лица Беллатрикс свидетельствует о том, что позже она обязательно вернётся к тому, что, как она считает, её заставили быть крёстной матерью Гарри. — Мунин повредил крыло, и я подозреваю, что они с Хугином подрались, поэтому они заперты дома. Надеюсь, Бергамот научит их манерам, — она делает глоток, и Гермиона осознаёт, как сильно ей не хватало этого: вот так просто сидеть рядом с Беллатрикс, пить чай, слушать, видеть, ощущать её присутствие. Её предплечья покрываются мурашками от мыслей, что они находятся так близко друг к другу впервые за несколько дней, и на этот раз они не сражаются. — Надеюсь, с Мунином всё будет хорошо, — беспокоится Скильдрих. — Бергамот… — почти с отвращением Снейп произносит имя любимца Беллатрикс. — Поуважительнее! — тут же требует Блэк. — Сев таким образом хочет отметить необычный выбор имени, только и всего! — встревает Скильдрих, ставя на стол пудинг. — Пусть засунет свои отметки… — Беллатрикс, очевидно, кто-то наступает на ногу, отчего она жмурится от внезапной боли и замолкает на полуслове. — Так уж вышло, что я нашла его с бергамотом в зубах, спящим на моём крыльце! Северус, закончив с завтраком, не изъявляет желания остаться на десерт, поэтому встаёт в коридоре, выжидающе смотря на Беллатрикс. — Я не встану из-за стола, пока не допью свой г… чай, — мило улыбаясь, заканчивает фразу Беллатрикс, к великой радости Скильдрих пропуская ругательство. — Я буду ждать тебя, — Снейп удаляется, и Блэк с облегчением выдыхает. — Нам следует открыть окно, если мы не хотим задохнуться, — шутит она, мотая головой. Гарри усмехается этому замечанию. — Гермиона, — обращается к девушке Гарри, — ты должна рассказать мне, как тётя учит тебя. Она учила и меня тоже, но мои силы, кажется, не соответствуют её таланту, поэтому… — Полегче, юноша, иначе твоя мать узнает все наши тайны! — скорее игриво, чем строго, предупреждает Беллатрикс. Гермиона не может знать, что, когда они прекратили занятия, это долгое время скрывалось от Скильдрих, которая, памятуя об этом, смотрит на них с подозрением, боясь представить, сколько ещё секретов так и осталось ей недоступно. — Кроме той, в которой я разбил её любимую чашку? Или испорченные на заднем дворе цветы? Или… — Беллатрикс взмахивает рукой, и у Гарри пропадает голос, что заставляет его беззвучно, но всё же смеяться. — Ты слишком избаловала его, Скильдрих, — Блэк снимает проклятие. — А теперь прошу меня простить: малышка Сев уже изнывает от тоски по моему обществу. Великолепный чай! — бросает она, прежде чем удалиться.