пещера девичьих стонов

Tusks -Toronto Jordan Rakei — Hiding place Гермиона впервые видит Макгонагалл в таком состоянии: она выглядит растерянной, возможно, даже потерявшейся в собственных мыслях и ощущениях. Беллатрикс молча предлагает виски, Минерва, бросив взгляд в сторону юной Гермионы, отмахивается и кивает: в этот момент ей не до беспокойств, что бы сказала Федра, увидь она Морского Дьявола, пьющего при её племяннице, ей не до собственной репутации. Её беспокоит лишь то, что должность старосты накладывает некоторые обязательства, при которых Макгонагалл не сможет выходить в море, и ей придётся оставаться на суше, пока её дети наслаждаются свободой непокорного моря. Она думает о том, будут ли Льюис и Тельма в безопасности, если её не будет рядом, если вокруг будет бесконечная морская гладь и лодка, качающаяся на волнах. — Они выбрали меня! — повторяет Макгонагалл, а янтарный напиток плещется на дне стакана. Гермиона чувствует себя лишней, знает, что, хоть Минерва и относится к ней благосклонно, это не тот уровень доверия, который она оказывает Блэк, поэтому девушка встаёт. Удивительно, но Беллатрикс, всё это время казавшаяся задумчивой, хмурой и молчаливой, разделяющая состояние Макгонагалл, встаёт тоже, будто и не прекращала наблюдать за Гермионой. Грейнджер мешкает, удивлённая опечаленным взглядом Беллатрикс, которая словно хочет что-то сказать, но, подумав ещё немного, решает не озвучивать мысли. Минерва смотрит сначала на Беллатрикс, прослеживает незримую нить до Гермионы и наконец понимает причину затянувшегося молчания. Гермиона кивает будущей старосте, и Макгонагалл отвечает ей тем же: благодарностью за понимание. Беллатрикс молчит, хмурится и отворачивается, не провожая Грейнджер даже знаком, жестом. Гермиона выходит из дома. — У меня есть два вопроса: — слышит девушка, закрывая за собой дверь, возбуждённый голос Макгонагалл, — Что, блять, мне делать и какого чёрта это было?! — ответ Гермиона не узнаёт, так как уходит к Джинни, приняв решение перенести все дела на вечер. Гермиона идёт не торопясь, размышляя. Очень быстро мысли о положении семьи Макгонагалл сменяются на мечты, переполненные образами. Взгляд Беллатрикс, говорящий и в то же время безмолвный, произвёл на девушку неизгладимое впечатление. На мгновение, на какое-то мгновение Гермионе чудилось, словно Беллатрикс жалела о том, что она уходила. Словно присутствие Гермионы было важно, даже… необходимо. Гермиона вдыхает полной грудью, грустно улыбаясь собственным фантазиям, в которых Беллатрикс касается её кисти, рисуя на нём узоры; после чего переплетает их пальцы и, смотря Гермионе в глаза, просит её остаться. Грейнджер смотрит под ноги, заставляя себя сосредоточиться на чем-то, кроме мечт, которым не суждено сбыться, но Беллатрикс манит её, само существование этой женщины побуждает Гермиону тянуться к ней во всех возможных смыслах. С этими размышлениями она достигает жилища Уизли. Дом Уизли оказывается, впрочем, как и всегда, переполнен: Билл, Флёр и маленький Луи гостят в Норе. Определить это можно даже не входя в дом: крики младенца слышатся ещё на подходе. Миссис Уизли, вытряхивающая передник, заметив приближающуюся девушку, широко улыбается и машет ей. — Гермиона, дорогая, — приветствует Молли её. — У нас сегодня так много гостей! Так много гостей! — восхищённо повторяет радушная хозяйка, обнимая Гермиону. Из дома слышится гогот и улюлюканье Джинни. — Не стой на пороге, дорогая, проходи! Гермиона без труда находит Билла, что-то страстно объясняющего сестре, которая, завидев подругу, бросается к ней в объятья с громким возгласом. Билл почтительно кланяется и выдерживает паузу, зная, что любому гостю требуется время, чтобы привыкнуть к стоящему шуму. — Мисс Грейнджер, — официально, но тепло, начинает Билл. — Я хотел бы выразить Вам свою искреннюю благодарность, — Джинни фыркает на это заявление и вскидывает руками. — Если ты хочешь поблагодарить Миону, тебе не следует говорить с ней как напыщенный индюк, братец! — Билл строит сестре гримасу. — Пожалуй, Джин права, — в этот раз он позволяет Гермионе увидеть и услышать все эмоции, переполняющие его. — Ты спасла мою жену, а теперь и брата! Я не знаю, как мне благодарить тебя! — Джинни победно улыбается, зная, что её брат изо всех сил старается выглядеть несломимым, но в душе всегда остаётся чувствительным Биллом, которого она знает с детства. — Я только рада помочь, Билл, — Гермиона слышит, что кто-то останавливается прямо за её спиной, поворачивает голову и видит Рона с Флёр, которая позволила мистеру Уизли поиграть с внуком. Юноша выглядит смущённым и нервным, в то время как Флёр сияет от счастья: ей нравится находится среди большой семьи Уизли, среди семьи её любимого, её мужа. — Я что-то пропустила, милый? — спрашивает она, подходя к Биллу и обнимая его за плечи. — Только то, что я от всего сердца поблагодарил Гермиону за спасение моего брата и пообещал, что ей никогда не откажут в помощи в нашем доме, — с улыбкой отвечает Билл, обнимая жену в ответ. Флёр кивает, давая всем присутствующим понять, что согласна с каждым словом. — А ещё о том, что моему брату следовало думать лучше! — строже дополняет собственный ответ Билл. Рон заливается румянцем, но заставляет себя смотреть на Гермиону. — Мне не предоставилось возможности сказать это раньше, — робко начинает юноша. — Я… я… не знаю, как выразить свою… б-благодарноссть, — он запинается, не зная, как ему вести себя рядом с Гермионой. — За моё спасение, — берёт Рон себя в руки, — И… Лаванды. Джинни закатывает глаза, а Билл с Флёр собираются оставить молодых наедине. Прежде чем покинуть комнату, Билл наклоняется к уху брата и повторяет: — Тебе следовало думать лучше, — на этот раз вкладывая иной смысл в ту же фразу. — Как себя чувствует Лаванда? — интересуется Гермиона, не желая погружаться в неловкое молчание. Джинни снова фыркает. — О, она чудесно себя чувствует! Эта стерва! — Рон с укоризной смотрит на сестру, на что та разводит руками. — Хочешь сказать: это была твоя идея — искупаться в этой клятой бухте? — Джинни злится на брата за то, что тот согласился на этот абсурд, зная, что бухта мертвецов — опасное место, в котором гибли люди. — Тебе жить надоело, братец? — она взмахивает рукой, хмурится. — Если бы ты хоть раз подумал о матери, а не о… — она переводит взгляд с Гермионы на Рона, ещё раз, в последний раз фыркает и покидает комнату тоже. Оставаться наедине с Роном Гермионе оказывается тяжело. Она понимает, что юноша питает к ней некие чувства, на которые она не может ответить взаимностью. Ей не хочется разбивать ему сердце. Гермиона даже считает, что они могли бы стать хорошими друзьями. Но не любовниками. И пока Гермиона рассуждает об этом, Рон набирается храбрости, чтобы наконец сказать. — Гермиона! — его пальцы образуются замок, он выпрямляется от напряжения, и Гермионе становится тяжело и грустно наблюдать за тем, как Рон собирается сказать то, что она знает уже некоторое время. — Я хотел сказать… Это не то, о чём ты подумала! — наконец выдавливает он, и Гермиона не понимает, о чём именно юноша хочет сказать. — Мы с Лавандой… Мы не… — Рон сглатывает, стискивает зубы. — Я не заинтересован в ней… Это было недоразумение! Я… Мне нравишься ты… — он отрывает взгляд от пола, и на его лице смешиваются самые разные эмоции. Рон ожидает. Боится, но смиренно ожидает решения Гермионы, словно в её силах вынести ему смертный приговор. Гермиона решает не томить и не давать ложных надежд: она ведь хорошо знает, каково это — ожидать чей-то ответ. — Рон, ты… — она надеется, что Уизли вынесет правду, — Замечательный человек, и я уверена, мы могли бы стать хорошими друзьями, но… — она отвечает на его взгляд и, не мешкая, признаётся: — Но я не испытываю к тебе того, что ты испытываешь ко мне. Я… заинтересована в ком-то другом, — Гермиона старается говорить мягко, старается всем своим видом показать, что его чувства ей не безразличны, но некоторые из них она не разделяет. — Прости, — Рон замирает, перестаёт моргать, едва дышит. Гермиона поджимает губы. Ей тяжело видеть, как человек страдает из-за неё. Молчание затягивается, и Гермиона решает, что юноше надо побыть в одиночестве, чтобы осознать случившееся, в конце концов, размышляет она, она не может помочь ему, по крайней мере сейчас. Джинни, увидев выражение лица Гермионы, выходящей из комнаты, спешит к ней, ещё не зная, подколоть её или отнестись с пониманием, пока до неё не доходит, что в комнате Гермиона была с Роном и только с ним. — Пойдём, — она по привычке берёт Грейнджер за руку и тащит в другую комнату, которую Гермиона не узнаёт. — Что сказал Рон? — спрашивает Джинни, закрывая за собой дверь. — Он обидел тебя? Ты обидела его? Вы…? — Гермиона отрицательно мотает головой. — Что…? — Он признался в чувствах, — Джинни силится разыграть удивление, но ей удаётся плохо. Гермиона складывает руки под грудью. — Джинни, прекрати! Я знаю, что ты знала об этом… сколько? С самого моего прибытия? И ты прекрасно знаешь, что я догадывалась, — Джинни разводит руками и садится на одну из кроватей. Она молчит, качая головой. — Я пыталась объяснить ему, что надо действовать, если он хочет сблизиться с тобой. Он так боялся. Что ты ответила? — Джинни говорит серьёзно и выглядит серьёзно. Гермиона вдыхает, не зная, как отреагирует Джинни на то, что её подруга отвергла чувства её брата. — Я… Я сказала… — Гермиона хмурится. Новости сегодня не приносят никому никакого удовольствия. — Что ты сказала? — Уизли нападает на свежий след и преследует жертву, не позволяя той отмолчаться или уйти от ответа. — Ну же, ну же, Миона! Ты бросилась в его объятия? Дала пощёчину? — Я сказала, что… — Гермиона не хочет врать Джинни, но и сказать правду не может. Что она может сказать? — Я не разделяю тех чувств, которые он испытывает ко мне, — девушка надеется, что Джинни не будет расспрашивать. — Я вижу, солнышко, что ты недоговариваешь, но сейчас я должна оскорбиться, что ты не выбрала моего чудесного братца, — она прикладывает руку ко лбу, закрывает один глаз. — Но, если честно, я знала и это. Сердцу не прикажешь, — разводит руками Джинни, Гермиона кивает и облегчённо выдыхает.

…

Вечереет. Гермиона наконец освобождается от дел и спешит домой. Солнце собирается завалиться за горизонт, и ветер несёт на своих крыльях осеннюю прохладу. Девушка жадно вдыхает частицу этого потока, наслаждаясь свежестью, грядущей откуда-то из-за моря, с севера. Губы Гермионы трогает улыбка. Она любовно теребит книгу, которую весь день носила с собой, не выпуская из рук, даже когда стоило бы. — Гермиона! — окликает её юноша. Гермиона оборачивается, замечая Виктора, бегущего ей навстречу, машущего рукой. Он останавливается подле неё. — Позволишь мне сопроводить тебя хотя бы немного? — улыбаясь, спрашивает Виктор, Гермиона улыбается тоже и кивает. Виктор в шутку кланяется, они продолжают путь плечом к плечу. — Я слышал, ты навещала сегодня Уизли. Я тоже был там, справлялся о здоровье Рона; наверное, мы разминулись. Гермиона рада видеть юношу, но в глубине души надеется, что сегодня никто больше не признается ей в чувствах: ей действительно жаль этих мальчиков, потому что, как бы хороши и учтивы они ни были, её интересовала Беллатрикс. — Я благодарен тебе, что ты спасла моего друга! — Виктор искренен. — И мисс Блэк. Это был храбрый поступок! — Мы всего лишь оказались в нужном месте в нужное время, — Гермиона пожимает плечами. — Каждый поступил бы так же, окажись он там, — Виктор усмехается. — Маловероятно, — размышляет Виктор, — мало кто бросился бы в воды бухты мертвецов. Многие бы побоялись. — Я бы не смогла смотреть Джинни в глаза, к тому же, она не оставила бы меня в живых, узнай, что я не спасла её любимого брата, — они смеются вместе. — Ты удивительная! — сквозь смешки говорит Виктор и останавливается. — Я серьёзно, Гермиона, ты удивительная девушка! — Гермиона кокетливо, как она сама считает, кивает, благодаря. — Я знаю, что это может выглядеть странно, но я задумался сегодня о том, насколько… хрупкой может быть наша жизнь, поэтому, — он смотрит прямо ей в глаза. Гермиона молится про себя. Но Виктор выглядит скорее довольным, даже восхищённым, нежели нервным или напуганным, каким был Рон. — Я хотел бы пригласить тебя провести следующие танцы со мной, — Гермиона удивляется, такого предложения она не ожидала. Виктор, видя замешательство, отразившееся на лице девушки, приходит на помощь. — Конечно, если ты откажешься или захочешь провести их в одиночестве, я пойму. Я прошу только подумать о моём предложении, — он улыбается самой ослепительной улыбкой. — Я не буду смущать тебя своим присутствием и пожелаю тебе доброй ночи: Доброй ночи, Гермиона! — он медленно уходит, без сомнений, тревог и сожалений, не прекращая улыбаться. Виктор оборачивается, машет Грейнджер на прощание, и она понимает, что замерла от неожиданности произошедшего, и едва успевает помахать юноше в ответ.