пещера девичьих стонов

ABBOTT — Begin Again Madalen Duke — How villians are made Северусу утро кажется замечательным: извечно лазурное небо наконец-то покрывается грядой серых облаков, грозящейся дождём, пусть даже и лёгким, и в воздухе рассеивается этот ни с чем не сравнимый запах влажности. Северус открывает окно и садится подле него, подставляя лицо под прохладный ветер. Старик с сыном, доставляющие почту из ближайшего городка, приехали на этот раз позднее обычного, чему Северус неозвученно удивляется. Писем для него, как и обычно, нет, зато есть газета, за чтение которой он и принимается. В комнату входит Скильдрих, он не обращает на неё внимания, фокусируясь на скучнейших статьях и сводках, однако Скильдрих, в отличие от него, предпочитает проводить утреннее время в активной деятельности, нежели в спокойной обстановке. — Что пишут? — тон её доброжелателен, Северус благодарен широким страницам за возможность спрятать за ними гримасу раздражения. Притворяясь увлечённым, он что-то мычит в ответ, и Скильдрих, привыкшая к его уловкам, усмехается. — Хорошо, я не буду тебя беспокоить, только скажи, куда запропастился Гарри?! — Снейп отвечает, не отрываясь от газеты. — Блэк забрала его, чтобы испытать какое-то заклинание, — Скильдрих не сразу понимает смысл сказанного, но требуется всего несколько секунд, чтобы непонимание сменилось возмущением. — Забрала, чтобы что? — практически шипит Скильдрих, хватаясь за ближайшую поверхность. Северус выглядывает из-за страниц. — Испытывать заклинание, — безучастно повторяет он. — С ним? Или… на нём? — Северус глубоко вдыхает, выказывая антипатию выбранной теме разговора и самой идее разговаривать, и отвечает молчанием. — Северус! — рявкает Скильдрих. — Ты позволил этой женщине испытывать невесть какую магию на нашем сыне?! — он не реагирует на злость, зная, что больше всего на свете Скильдрих печётся о состоянии её милого Гарри. Чувства подобной силы всегда делают людей безумными. — Да, — наконец отвечает Снейп. У Скильдрих повалил бы пар из ушей, умей она это: от гнева она молчит, сжимая руки в кулаки. — Ну знаешь! — перед тем, как развернуться на каблуках и вылететь из комнаты, говорит она. Снейп откладывает газету, хватаясь за виски. Он закрывает глаза: в висках всегда неприятно пульсирует, когда Скильдрих злится на него. Северус не смог бы объяснить это явление, даже если бы захотел, однако разбираться в своих чувствах и уж тем более реакциях на чувства других, он был не склонен. К чему? — размышлял Снейп, — Бессмысленно! — и по-своему был прав: всякий раз, раздумывая об эмоциях, пред его внутренним взором вставала одна и та же картина, точнее лицо. — Лили… — шепчет Северус, и, кажется, его череп готов расколоться, словно не кость это, а скорлупа яйца, хрупкая и невесомая. Все его чувства, как одно, ведут к Лили, за которой он наблюдает, будучи мальчишкой, из-за дерева; все его чувства ведут к её рыжим волосам, к её улыбке. Снейп стискивает зубы, отчего они скрипят. Превозмогая боль, он поднимается и идёт, почти ничего не видя от боли. Он чувствует присутствие Скильдрих в соседней комнате: они были рядом слишком долго, чтобы не научиться замечать и ощущать друг друга даже в темноте. Северус знает, что она оборачивается, слыша его шаркающие шаги. Она сидит у окна, наверняка прикусив один из пальцев. Её мысли где-то далеко. — С ним всё будет в порядке, — хрипит Снейп, не желая ничего больше, чем погрузиться в сон без сновидений, чтобы забыть, что приходит вслед за улыбкой Лили, как персиковая кожа бледнеет, как трупные пятна расползаются по щекам. Скильдрих мрачно угукает в ответ, замолкая ненадолго. — Думаешь, он знает? — Северусу приходится прислониться к стене, чтобы не упасть. — Слухи могли добраться и до него, — он чувствует её взгляд на себе: Скильдрих пытается найти в нём сходства с Джеймсом. Снейп готов рассмеяться или ухмыльнуться, но не может позволить себе даже этого. Чем мог он, угрюмый и одинокий, походить на Джеймса Поттера, известного задиру и душу любой компании? Тёмные волосы. Скильдрих часто прикасалась к его волосам, чаще даже, чем к Гарри. Она говорила, что чувствует связь с Джеймсом таким образом. Северус молча выносил это, в конце концов, он не был бездушным, как бы сильно ни старался отречься от души, переполненной болью. — На её месте должна была быть я… В могиле… — обречённо говорит Скильдрих. — Да, — подтверждает Северус, чувствуя, как пульсация охватывает всё его тело. — Так было бы лучше, — Скильдрих направляется за зельем, которое Снейп варил от приступов мигрени. — Нет, — Снейп не должен быть так холоден. — Иначе не было бы Гарри, — он ненавидит признавать это. — Их ребёнок не был бы жив, — Скильдрих замирает. Открыв глаза, Северус видит, что её плечи подёргиваются от рыданий. — Я принесу… — вытирая рукавом уголки глаз, лопочет Скильдрих. — Оставь как есть, — Снейп решает, что заслуживает боли.

…

Гермионе, разглядывавшей спящего Гарри, никак не удаётся осознать, что этот мальчишка — её ровесник: наивный, простой и в то же время таинственный, он любил «тётю Беллу» так, как щенки любят своих добрых хозяев, беззаветно и всеобъемлюще. Он согласился стать подопытным Блэк, даже не зная, что будет подопытным Гермионы: Беллатрикс назвала его безрассудным, Гермиона возразила, назвав его милым. Теперь он спит, напившись зелья, которому Блэк обучила Гермиону. Таков был план Беллатрикс: обучить Гермиону теории, зелью сна, а после позволить ей применить свои знания на практике. Беллатрикс не стала бы просить Гарри предоставить свои сны, свои мысли и свою голову, чтобы в неё проникнуть, и оказалась бы на его месте, но ей лучше было находиться в сознании, чтобы, в случае ошибки Гермионы, вмешаться и не дать кому-либо пострадать. — Сядь, — командует Беллатрикс, и Гермиона беспрекословно подчиняется, осознавая, что этот тон и весь вид Блэк приводят в действия неуместные мысли. Гермиона сглатывает, пытается прекратить размышлять о том, как эта простая команда могла бы быть использована в совершенно ином контексте. — Помнишь, о чём мы говорили вчера? — Гермиона кивает: Беллатрикс учила её чувствовать окружение. Блэк утверждала, что всякое живое существо источает энергию, которую можно ощутить: цветом, запахом или даже звуком. Для Гермионы это были цвета, для Беллатрикс — запахи. Чтобы войти в чужие сны, Гермиона должна была найти энергию Гарри и сосредоточиться на ней, проникнуть в её. И если найти Гарри не составляло труда, то с проникновением в сны дела обстояли сложнее. — Ты чувствуешь его? — голос звучит над Гермионой, но она полностью сосредоточена на Гарри: для неё он теперь не более золотой нити, пятна, сгустка. — Какой он? — Гермиона улыбается, конечно же, Гарри простой и светлый, иным он быть и не мог. Рука ложиться ей на плечо. — Приблизься к нему, — Гермиона боится, но пальцы на её плече заботливо гладят её, и по мере того, как она расслабляется, Гарри становится всё ближе, ближе и ближе, пока не чувствует нечто странное. Гермиона не встречает никакого сопротивления, попав в сознание Гарри: в прошлый раз, в воспоминаниях ламии, пространство было погружено в едкий туман, её будто хотели вытолкнуть каждую секунду пребывания, однако Гарри, кажется, даже не замечает вторжения. — Найди… — продолжения слов Гермиона не слышит, но одного слова достаточно, чтобы она вспомнила, зачем оказалась в сознании другого человека. Она хватается за сон, который Гарри видел не так давно, в нём он ходил по воде и летал вместе с птицами. — Глубже… — голос Беллатрикс далёкий, и Гермиона следует за ним, углубляясь в сознание. Ей доступны не только сны: вот Гарри общается с мистером Уизли, кажется, они разговаривают о близнецах. Гермиона чувствует, как Гарри смущается, увидев Джинни, и улыбается, потому что внезапно начинает ощущать все чувства Гарри как свои. — Время остановиться, — кто-то снова касается плеча, а может, это миссис Снейп заботливо касается плеча Гарри, — Гермионе сложно отличить. Рука на плече сжимается. — Возвращайся, — Гермиона оборачивается в поисках источника голоса, однако находит лишь новые воспоминания, сны, мечты и мысли Гарри. Чужие пальцы ловко находят мышцу у шеи, сжимая её. Боль вспышкой пронзает Гермиону, и она безуспешно мечется в поисках выхода из жизни Гарри. — Остановись! — гремит голос, силой возвращая её к реальности. Гермиона открывает глаза: у Беллатрикс порозовели щёки, хотя выглядит она даже не запыхавшейся. — Сложность подобного проникновения заключается в том, что легко поддаться соблазну и начать исследовать не только сны, но и мысли, чувства, воспоминания, — Беллатрикс наблюдает за Гермионой, пожалуй, слишком пристально, будто проверяя на наличие инородного внутри неё. — И чем глубже ты погружаешься, тем больше вероятность забыть о том, что всё это — не твоё. — Можешь отпустить, я уже здесь, — улыбаясь, говорит Гермиона. Беллатрикс обращает внимание на собственную руку, впившуюся девушке в плечо, и отнимает её. Они молчат некоторое время: Гермиона, осмысливающая пережитое, и Беллатрикс, рассуждающая, следует ли позволять Гермионе проделать тот же трюк второй раз; пока, наконец, последняя не нарушает тишину. — Ты слишком любопытна, пташка, — Грейнджер, кажется, гордится этим. — Убери эту улыбочку, ты могла и не выбраться! — Ты была рядом, — из уст Гермионы это звучит как нечто само собой разумеющееся. Беллатрикс качает головой. — Учись полагаться на себя. Попробуй снова, но… поуменьши пыл, — «и снова эта наглая улыбочка» — замечает Блэк, невольно наслаждаясь этим. — Когда я была в… сознании Гарри, — подыскивает верные слова Гермиона, задумавшись, — Что-то… — Беллатрикс слушает внимательно, догадываясь, что именно могло смутить Грейнджер. — Я не знаю, как описать это, но, кажется… Что… Мистер и миссис Снейп… они… — она смотрит на Беллатрикс в поисках ответа, подсказки. Блэк, будучи крестницей Гарри, наверняка должна что-то знать. — Они… усыновили его? — предполагает Гермиона, и на мгновение ей чудится, будто Беллатрикс выказывает гордость. Мгновение длится недолго, и проскользнувшая на лице Блэк эмоция исчезает под маской строгости. — На этот вопрос предстоит ответить не мне, — она взглядом указывает на Гарри, Гермиона закрывает глаза.