пещера девичьих стонов

Sebastian Piano — Soul II Fred again, Brian Eno — I saw you — Перво-наперво, — учёно начинает Джинни, — Тебе надо позаботиться о своём наряде: мальчики любят красивых девочек, а поскольку у Виктора хороший вкус, раз он выбрал тебя, надо постараться! — она расхаживает с важным видом взад и вперёд, отвлекая Гермиону от намыливания пледа. — Хм, — вслух размышляет Джинни, — у твоей тёти были достойные наряды, возьми что-нибудь из её, — Гермиона даже не соглашалась на это свидание. — И заплети волосы в косу, такую, — Джинни машет руками, пока наконец не сплетает из собственных прядку колоска. — Вставь в неё пару цветов, так ты будешь выглядеть ещё милее! — Гермиона вздыхает: ей не хочется ни плести косы, ни надевать платья Федры, ни идти на свидание с Виктором, всё, чего она хочет — поскорее вернуться домой, развесить чёртовы вещи и спрятаться, обняв Живоглота. Ей нужно немного пространства, немного воздуха, а Джинни явно не настроена на передышку. — Эй, растяпа! Ты слушаешь? Я вообще-то важные вещи рассказываю! Ценнейшие! — но Грейнджер никак не реагирует, представляя, как хорошо, должно быть, сидеть на диване с книгой в руках и потягивать прохладную воду. Джинни опускается на корточки подле, почти крича: — Гермиона Грейнджер! — Гермиона вздрагивает. — Что я только что сказала? — Косы, цветы, Виктор… — тупо повторяет Гермиона, возвращая внимание к стирке. — Именно! Именно! — Джинни пышет радостью. — Чёрт, да если бы не Дин, я бы сама пошла на это сви… — она наконец замечает, что Гермиона не просто не слушает её — она опечалена. — Эй, ты что? Боишься? Да ладно, Виктор — неплохой парень, он не будет лезть к тебе. А если распустит руки, — Джинни хлопает себя по предплечью, — пусть помнит, что за тобой всё семейство Уизли! — она хохочет, довольная собственной шуткой, Гермиона, однако, лишь слабо улыбается и то скорее механически. — Ну что такое? — настаивает Уизли. — Я не боюсь, — выдыхает Гермиона, рассматривая, отмыла ли она пятно, — я… не хочу, — Джинни чешет затылок. Живоглот, вышедший встречать Гермиону, плюхается на землю, подставляя пузо для ласк. Гермиона отвлекается на это простое действие, размышляя: Виктор ясно дал ей понять, что его предложение подразумевает возможность отказа, и теперь, после изнурительных нравоучений Джинни, Гермиона твёрдо убеждена — ей не просто следует отказать ему, но она обязана это сделать. Виктор не заслуживает лжи, не заслуживает быть её личным щитом от слухов. Да, — признаётся Гермиона, — Беллатрикс была абсолютно права! — заверив, что она, Гермиона, ничего не знает о недобрых взглядах и шепотках, о коллективном неодобрении и осуждении, однако, если такова была цена за отношения с Беллатрикс — Гермиона научится мириться с этим. Лучше — решает Грейнджер, — быть осуждаемой, изгнанной из общественной жизни, чем использовать симпатию Виктора в собственных целях. Девушка кивает, подтверждая собственные выводы. Решив этот вопрос, Гермиона остаётся довольной, вскоре вспоминая, что предстоит ещё объяснение с Беллатрикс. При Джинни Беллатрикс ни за что бы не стала реагировать бурно, но Гермиона полагает, в иных обстоятельствах реакция была бы менее сдержанной. Во всяком случае, если бы сама Беллатрикс сказала: «Меня приглашают на свидание», — Гермиона бы оторопела и расстроилась. — Прости, мне надо идти, — отрывается от почёсываний кота Гермиона, отряхивая юбку. — Не обижайся, — на недовольное «мяу» отвечает она Живоглоту. — Я обязательно вернусь, — Живоглот принимается вылизывать лапы. — Так! — Гермиона может использовать магию, чтобы найти Блэк. — Если бы я была Беллатрикс, — вместо этого Грейнджер использует другую тактику, — я бы вернулась домой, чтобы отдохнуть от людей! Мысли Гермионы блуждают вокруг Беллатрикс: сила, исходящая от неё, манящая и грозная, необузданная и в то же время находящаяся под чутким контролем её обладательницы; нежность, так часто отражающаяся в её глазах вместе с печалью; язвительность. Гермиона помнит, как мама показывала ей, как собирала трупы бабочек и коллекционировала их, теперь же сама Гермиона коллекционировала всякие мелочи, связанные с Блэк. То, как бровь Беллатрикс взлетает игриво, невозможно спутать со злым взлётом брови, во втором случае можно заметить стиснутые зубы и тяжёлый взгляд, а в первом… Гермиона улыбается, вспоминая приподнятые уголки губ Беллатрикс. Или, например, как Блэк вытаскивает трубку из складок юбки, как бережно кончиками пальцев проводит по шерсти Бергамота. Вдруг Гермиона осознаёт, что объясниться с Беллатрикс вовсе не страшно и не волнительно, да и с чего бы? Ей нечего скрывать от неё, нет и не было никаких тайных симпатий или сомнений, Гермионе нравится Беллатрикс и только Беллатрикс, следовательно, и опасаться нечего. Гермиона стоит у порога, ожидая, не ведая толком чего: может быть, знака, призыва, полунамёка. «Но от кого?» — сама у себя вопрошает Гермиона, прикрывая глаза. Из дома тянет горечью табака, корицей и магией. «Заклятие!» — доходит до Гермионы. Беллатрикс наложила отпугивающее заклятие, почему-то неправильно сработавшее на Гермионе. Она хочет постучать и уже подносит костяшки к двери, однако что-то отвращает её в последний момент, и пальцы разгибаются, ложатся на лакированное дерево, толкая. Дверь с едва различимым скрипом поддаётся, впуская гостью. Гермиона заходит неуверенно. Беллатрикс выглядывает из-за стены, облизывая пальцы. — Ты готовишь? — удивляется Гермиона. Блэк качает головой, хватая с тарелки запечённое яблоко, и плюхается на диван. — Надо же как-то себя развлекать, — «Наверное, — размышляет Гермиона, — она чрезвычайно голодна, судя по тому, как быстро заглатывает несчастное яблоко, почти не жуя.» Беллатрикс находится в приподнятом расположении духа, скорее даже игривом: об этом свидетельствует подвижная мимика и озорной блеск в глазах. — Итак, чем же ты хотела меня развлечь? — Гермиона, так и оставшаяся стоять в прихожей, отмирает всего на мгновение, чтобы закрыть за собой дверь и встать перед Беллатрикс, поддаваясь прежнему оцепенению. Теперь, когда они наконец остались наедине, Гермиона позволяет себе не торопиться: вот, крохотная молния-импульс, после которой все её чувства к Беллатрикс перестают пульсировать и метаться, становясь размеренными, естественными, будто любить её — самое верное в жизни Гермионы. — Нам нужно поговорить, — выдавливает из себя Гермиона, поглощённая собственными ощущениями: на Беллатрикс, по её мнению, следует смотреть, как смотрят на произведения искусств, либо с непониманием и смятением, либо с восхищением. Гермиона восхищена. Гермиона зачарована. — Что ж… тогда развлекай меня… разговорами, — вытерев руки, Беллатрикс закидывает их под голову. — Мне было ужасно неловко, когда Джинни заговорила о Викторе: я совершенно забыла о его приглашении и понятия не имею, как мне надо поступить. Отказать и сказать правду? Или согласиться и сохранить репутацию «хорошей правильной девочки»? — с новообретённым спокойствием говорить просто, замечает Гермиона. — Ты и есть «правильная хорошая девочка», милая, — губы Беллатрикс складываются в ехидную улыбку. Гермиона отмахивается, хотя и вовлекается в эту игру, наполненную поддразниванием. — Я не хочу идти с ним ни на эти танцы, ни на следующие, ни на какие другие, я хочу сделать это с тобой! — Гермиона придаёт слову «это» особый оттенок, чтобы оно звучало двусмысленно. Беллатрикс подмечает акцент. — Тогда твоя дражайшая репутация будет разрушена, — оттопырив нижнюю губу, Беллатрикс выглядит почти невинной. Гермиона садится на край дивана. Блэк, на правах хозяйки дома, вальяжно закидывает ноги на колени девушке. — Пф, моя репутация никогда не была идеальной, умоляю тебя! — Гермиона не может выбрать: положить руки на обнажённую голень Беллатрикс или спрятать их, но ловит любопытствующий взгляд ониксовых глаз, ожидающих решения Гермионы. — Мне нравится, когда меня умоляют, — как бы между прочим, не разрывая зрительного контакта, заявляет Беллатрикс. Руки Гермионы сами собой ложатся на кожу, выписывая причудливые узоры. Грейнджер игнорирует высказывание, возвращаясь к предыдущей теме. — Тебе не стоит называть меня правильной, — бровь Беллатрикс взмывает, уголки губ складываются в ту самую улыбку, о которой Гермиона вспоминала по дороге. — Неужели? — двумя быстрыми движениями Гермиона сбрасывает с себя обувь, забираясь на диван с ногами. Её руки добираются до коленных чашечек. Беллатрикс контролирует себя умело и ничем не выдаёт удовольствия от действий Грейнджер. Гермиона, однако, читает между строк. — Не после того, о чём я мечтала, — выражение, появившееся на лице Беллатрикс, не похоже ни на одно прежнее, в нём смешиваются: радость, хитрость и предвкушение. — И о чём же ты мечтала? — Гермиона ведёт по икре ногтями, слегка царапая. Наконец, контроль Беллатрикс отступает, и она шумно вдыхает. — О тебе, — Блэк фыркает, продолжая игру. — Непорочно! — они наслаждаются друг другом. — О том, как касаюсь тебя, — Беллатрикс выглядит, словно первый луч солнца после затяжного ливня, освежающей и невероятно яркой. — Как Святой Отец целует детей своих в Рождество? Невинно! — Беллатрикс безбожно провоцирует, подталкивает. Она облизывает губы, будто зная, что это действие вызовет у Гермионы определённую реакцию. Совсем недавно она побоялась бы в открытую подзуживать Грейнджер — эта боязнь была потеряна теперь. — О том, какие звуки ты можешь издавать, когда… — непроизвольно щёки Гермионы розовеют, когда она произносит сюжеты своих снов и фантазий. Несмотря на смущение, девушка продолжает ползти, передвигая конечности, расставленные по обе стороны от тела Беллатрикс. — Когда я сплю? Не помню, чтобы я когда-нибудь храпела, — Беллатрикс неподвижна: она позволяет Гермионе исследовать её границы и свои собственные. Беллатрикс интересно, как далеко может зайти эта девчонка, пришедшая «поговорить». Гермиона садится на бёдра Блэк, опуская руки на талию, чувствуя под тканью корсета выпирающие рёбра. Грейнджер пробует играть грязнее, чем прежде. — Неужели все правильные девочки мечтают о том, — руки ползут вверх по туловищу, слегка надавливая, — что помимо мольбы доставляет тебе удовольствие? — Блэк вскидывает голову, гордясь тем, какое влияние оказывает на Гермиону, как это светлое существо постепенно обнажает клыки, поддаваясь порокам и страстям, как жаждет контакта с ней, нелюдимой и извращённой. — Мне нравятся яблоки, — Гермиона улыбается самой потрясающей улыбкой. — Виски, — Беллатрикс перестаёт играть, — и ты, — Гермиона кивает, шепча «Я знаю», наклоняясь всё ближе и ближе, пока поцелуй не ложится на губы Беллатрикс. — Я не хочу, чтобы ты думала, будто есть кто-то, кроме тебя, — тихо, будто боясь спугнуть нежность, разливающуюся в воздухе, и жар, говорит Гермиона, не открывая глаз, позволяя своим рукам стекать по скулам Беллатрикс, по шее и плечам. — Я знаю, — так же тихо отвечает Беллатрикс, посылая волну мурашек по телу Гермионы ласковыми прикосновениями к спине. Мысли, обыкновенно роящиеся в голове Блэк, покидают её, уступая место чему-то более могущественному. — Что же доставляет удовольствие тебе? — искренне спрашивает Беллатрикс, заглядывая в распахнувшиеся глаза Гермионы, ресницы которой трепещут, как крылья бабочки. — Ты, — незамедлительно следует ответ.