***
— Лучше бы ты выспался как следует, — произносит Максим, одногруппник Антона, выкидывая стаканчик с недопитым кофе. — Никогда не видел у тебя такой страсти к учебникам. — Да я только час за ними и просидел, чисто к зачёту, — Антон потягивается. — Вечером опять на смену, не до этого будет, — он дёргает за этикетку чайный пакетик, пока вода не окрашивается в чёрный цвет. Принтер утробно рычит, выплёвывая из своей пасти горячие листы. Антон наблюдает, как они собираются в стопочку, а потом вынимает одолженный учебник из-под пресса и забирает из аппарата сдачу за свои ксерокопии. Мелочи осталось совсем мало, поэтому Шастун предвкушает борьбу с банкоматом за свой аванс, по пути планируя заглянуть на этаж Арсения, куда ведёт особая лестница. Та часть здания не только в этом плане необычная, там ещё много прозрачных стен и афиш-объявлений на них. Вчера Антон доделал работу, которую так долго требовал информатик: расписал по колонкам ежемесячные затраты на рекламу, выяснил степень зависимости количества продаж от суммы средств, затраченных на рекламу, проанализировал результат. В общем, шёл по инструкции, которая была дана в методичке преподавателя, а Дима воодушевлённо рассказывал о встрече с Катей и поглядывал на телефон в ожидании. Антон заснул под настольную лампу на второй тумбочке и светящийся экран телефона на соседней кровати. Тоже неимоверно довольный, что прокрастинация подумала над своим поведением и взяла в их войне нейтралитет. Антон 14:55 Я сейчас подойду ко входу вещи отдать, хорошо? Арсений 14:57 Ладно Он обнаруживает Попова идущим по коридору. Улыбающегося. Антону сложно поверить, что всё это происходит с ним, но если это галлюцинация, то ему нравится быть по ту сторону здравого смысла — Арсений идёт в синем костюме с эмблемой супермена. За ним кое-как поспевает такой же официальный Сергей с логотипами летучих мышей. — Привет, это твоё, — Антон протягивает пакет. Пальцы Арса касаются его, когда забирают штаны. Шастун предпочитает думать, что контакт был ненамеренным, потому что Арсений сразу убирает их, чудом не уронив пакет. — Спасибо. — Как быстро у вас события развиваются, — кивает Матвиенко с понимающим взглядом. — Вроде не день рождения и не Новый год. Хотя после вчерашнего, я ничему не удивляюсь. — Это не то, о чём ты думаешь, — быстро отвечает Арс. — Антон возвращает мне вещи. У меня с собой твоих нет, — разводит он руками. — Потом как-нибудь занесу, номер комнаты скажи. Шастуна опять задевают его первые слова. А с ним типа ничего не могло случиться? Достаточно категоричный ответ у Попова, мда. — Семьсот восемь. Пятый этаж. — Ух ты, это же мой! — Арс говорит это, потом закрывает себе рот рукой. — Я просто жил там на первом курсе в первый месяц, пока не начался ремонт и с Серегой не познакомился, мы нашли получше вариант. — Круто, — смеётся над совпадением Антон. — Тогда тебе даже найти будет проще. Вот я пока на гугл картах искал твой театр, глаза сломал… У Арсения расходятся морщинки-лучики вокруг глаз, и Антон испытывает иррациональное желание разглядеть их поближе. — Ты придёшь? Правда?.. Он искал! Не забыл! — Собирался. Ты же пригласил, — Антон чешет затылок. — Я же могу прийти, всё в силе? — Ты просто не ответил, — обиженно тянет Арсений. — Прости, брата-ан, я прочёл, потом забыл ответить, — Шастуна посещает второе тупое желание, и он раскрывает руки пошире. — Иди сюда. Обидеть артиста каждый может… — он шутит и уже опускает руки, потому что парни так себя не ведут. Даже геи. Зато Арсений над ним поржёт, а потом пошлёт куда подальше. Арс врезается в него, обнимая за плечи. Антон обхватывает его талию. Тепло. И сердца рядом бьются, а не куда-нибудь в район живота. Ну да, Арсений же высокий. Он чувствует, как Попов медленно опускает руки, и тоже отстраняется. У Антона всегда были эти проблемы с обнимашками: сколько положено это делать, насколько близко, удобно ли вообще к его костям притираться. Арс не выглядит пронзённым рёбрами, а вполне счастливым. — Какие нежности! — Серёга держит руки в карманах и всем своим видом выражает недовольство. — Мы вообще-то торопимся, нет? — Да, — соглашается с ним Арс. — До вечера? Антон хмурится. До какого… А, репетиция, точно! — До вечера, Арс.***
Невысокий одноэтажный особняк служит проходом в мир искусства. Антон находится в этом лабиринте арок уже минут пятнадцать. Маленький мальчик внутри уже топает ножкой и требует зрелищ. Хлеба тоже, но это можно перетерпеть. Узкий коридор, освещенный тусклыми лампами, по которому он пробирается, ориентируясь на звук, не внушает доверия. Он доходит до конца, а там — сцена. Кресла-мешки, складные стулья. Несколько человек на пледах прихлёбывают чай из термоса. Арсений в одиночестве на сцене в рваных джинсах, пальто и цилиндре, воздевающий руки к небу: — Жениться? Ну… зачем же нет?.. Параше препоручу хозяйство наше, и воспитание ребят… И станем жить, и так до гроба, рука с рукой дойдем мы оба, и внуки нас похоронят… — Так, отлично, с этой сценой разобрались, прогонять не будем. Декорацию оставьте. Оставьте, я же попросил! Другой голос произносит: — …Увы! его смятенный ум против ужасных потрясений… Не устоял… Антон не успевает за сменой настроений Арсения. Он выглядит дико. Одним движением цилиндр пропадает, и волосы топорщатся во все стороны. Глаза бегают, и он бесцельно шатается по сцене. — Но бедный, бедный мой Евгений… Антон понимает, что это конец репетиции, отработка каких-то важных моментов, а виной его опозданию служат работа и долгие поиски загадочного «Crazy». Попов олицетворяет собой весь сумасшедший тусклый театр, хотя его роль это и подразумевает, Антон читал. — Так, всё на сегодня! Неплохо, неплохо. Шастун пробирается через шумную толпу, окружающую сцену и бурно обсуждающую только что закончившееся представление. — Арс, ты так здорово играешь! — Кто мою сумку видел? — Да, невероятно! — А ты будешь играть в следующем спектакле? — Привет, — одними губами здоровается Антон. Его и так видно, захочет — заметит. Арсений быстро отвечает на вопросы и подходит к нему. — Я часть пропустил, прости. — Ничего страшного. Тебе понравилось? Пошли, я переоденусь и сумку возьму. — А твои поклонницы не расстроятся, что ты их покидаешь? — Не-ет, — Арсений зовёт его в закулисье и входит в маленькую комнатку. — Тогда умывайся, и пойдём, — Антон думает, что каждый раз, как видит Арса, встреча всё больше и больше напоминает свидание. Но он сюда и пришёл, потому что захотелось поддержать нового друга, приобщиться к искусству. Шаст был на двух экскурсиях, организованных университетом, но сопровождающий на пешеходной прогулке у них был так себе, а во время автобусной обзорной экскурсии по городу он уснул. Арсений же обещал показать северную столицу по-настоящему, когда появится время. — О, точно, — Арс бросается к раковине, включает воду, но косметика оказывается на удивление стойкой. Мыло щиплет глаза, буквально разъедает зрачки. Арсений жмурится до цветных пятен. Теперь ещё и ходить целый вечер с красными глазами, потому что постеснялся попросить Антона достать мицелярную воду из косметички. В глазах других людей геи так и живут — мажутся кремами, носят косметички… А он актёр, как ему без грима?! Он даже не думал, что Антон придёт, когда не увидел его в зале в назначенный срок. Лицо с черными кругами, обрамляющими глаза — то, что Шастун заслужил после часа ожидания, ничего не поделаешь. В репетиции приходится вкладываться по полной. — И зачем тебя красили? Такие ресницы красивые, куда больше-то? Сейчас все повыпадают, если будешь так тереть. Арс открывает глаза, порываясь защищать гримершу, которая учится вместе с ним. Благодаря их преподу они теперь вообще что угодно нарисовать могут, а на ком тренироваться, как не на себе любимом? Потом останавливает себя. Кто красивый? Я? Арсений улыбается, вспомнив, как назвал Антона красивым. Не для того, чтобы навешать лапшу на уши, такое с натуралами не прокатывает, даже наоборот. Нет, потому что на самом деле так считает, вот и вылетело. Наверно, звучало притянуто и не слишком правдоподобно, раз Антон тогда скукожился. Хотя он комплимента достоин точно был. И всех остальных, которые Арсений держит у себя внутри, потому что нельзя вслух произносить. Поймут неправильно. Красивый. Чертовски красивый под своим оверсайзом и неуклюжестью. Потому что красота — это не соответствие чьим-то там выдуманным стандартам, а состояние души. Красота — это Антон. В голову лезет то, о чём недавно думать было неприятно. То самое. Что-то далекое и непонятное, а сейчас — вполне недвусмысленно требуемое организмом. Антон ему всего лишь салфетки предложил, чтобы глаза вытереть. Такой милый, Арсений сейчас не выдержит. Они идут по улице, выдыхают при каждом шаге теплый пар и обсуждают постановку, изредка поглядывая на звезды. — Мы столько хороших вещей не замечаем. Думаем: ну, светит солнце, птицы поют, трава зеленеет, и ничего не болит. И что с того? А на самом деле это волшебство. Вот так сидеть, дышать и улыбаться. Как только что-то из обычных фактов изменится, мы же сразу заметим? — рассуждает Арс. — Ты сейчас про Евгения или в общем? — Ага. — Прекрасный ответ, — улыбается Антон, стараясь обходить лужи с инеем. — Имевши — не храним, потерявши — плачем, или как там говорится? Но с этой Парашей, ой, какое же имя ублюдское, он не сильно старался построить семью. Сразу не видел, чем обладает, ждал чего-то. — У него не было средств. Был самым обычным, не в чине высоком, поэтому руки просить было не комильфо… А потом поздно стало. — И почему некоторые люди считали, что вправе решать, как кому жить и с кем общаться? Жизнь же не настольная игра с придуманными правилами: пойдёшь на красную — отодвинешься на два года назад, зеленый — вперёд, чёрный — вернёшься на старт. Люди же не фишки! Если так сильно хотелось, то стоило попробовать уговорить её тётю или маму, кто у той девушки был? — Некоторые люди до сих пор считают, что они лучше знают, как кому жить, — легко признаётся в тяжёлом Арсений. — Знаешь, у меня Шеф говорит… Это мой мастер по актёрскому мастерству- — Ты называешь его шеф? — Так почему-то повелось, мы его Шефом называем. Я, когда только пришёл в театр, там его все так называли и мне также представили. А как мне человека представляют, так я его и зову. Вот, смотри, это Аркадий Аркадьевич. Ты ему и говоришь: Аркадий Аркадьевич, здрасьте. Это Арсений, значит и говоришь: Арсений. А не Сеня какой-нибудь, — Попов надувает губы, а потом также легко оттаивает. — Не надо ничего выдумывать! — Акакий Акакиевич, блять. Шеф вас по домам развозит? Чё мы пешком прёмся непонятно куда? — Если идти, то куда-нибудь всё равно придёшь. Или ты хочешь пойти в определенное место? Кстати, самый стрёмный клуб — «Улей». Если есть рейтинг, то большими буквами «самый стрёмный в Питере». — Такой, где можно забеременеть около стены? — Можно и так сказать. Хочешь с самого начала историю? — Давай. — Я как только переехал сюда, сильно не хватало денег. Но учиться же днём нормально, а ночью я работать мог хоть кем. Чтобы не идти совсем вниз по социальной лестнице, решил пойти ведущим в клубе. Сделал очень просто, открыл журнал с бесплатными объявлениями: ночной клуб ищет на работу официанток. И я подумал: надо звонить. Набрал номер, спросил не нужен ли им ведущий. — Ты до этого что-нибудь вёл? — Конечно. В Омске был опыт. — Ты из Омска? — Да. — Неожиданно. Я из Воронежа. — Не был там, но говорят, город неплохой. Так вот мне отвечают: нужны, приезжайте в пятницу, проведете мероприятие. Клуб не прикольный, но я там многому научился, со многими познакомился. А ещё я в арт-клубе «Громов» работал, это повыше уровень. Он до сих пор мне торчит за новогоднюю ночь гонорар. Мне кажется, у них какие-то сложности, но… — Ведь ты же не мог плохо отработать! — Антон в этот момент искренне верит в силу своих слов. — Вот именно, — не обращает внимания на очевидную защиту своего таланта Арсений. — Наверняка не только мне не заплатили за тот период. Но из мужицкого уважения, я сейчас обращаюсь к человеку, который должен заплатить, вдруг он сейчас икать начнёт и меня вспомнит… Всем не надо, но я же выделяюсь среди тех, кто там выступал! По сути в Питере очень много актёров, которые снимаются в «дай угадаю канал», но до мосфильма не доходят, а жаль. — Ты хочешь попасть в телевизор? — удивляется Антон, хотя казалось бы — чему тут удивляться? Арсений выглядит так, как будто живёт тем, что делает. — Не очень, мне в театре больше нравится. Если и попасть, то не как в «Карлсоне» домомучительница хотела. — А я сошла с ума, какая досада, — поддерживает Антон, наматывая прядь своих волос на палец. — Звоните по номеру два-два-три-два-два… — Арсений заглядывается на него, пародируя голос диктора из известного мультфильма. — Сейчас ты увидишь самое лучшее в мире привидение с моторчиком! — толкает его Антон, пытаясь пощекотать через куртку. — Антон, ну, мне же не пять лет!.. А ты хочешь попасть в телевизор? Ты классно словами оперируешь, я подглядел ваш разогрев в актовом зале. — Ты там был? — Шастун достаёт руки из карманов, потом засовывает обратно. Останавливается в каком-то переходном состоянии. — Смешно хоть чуть-чуть было? — Очень. Я не умею придумывать шутки, садиться и сочинять — вот это всё. Ты же сидишь как-то и выдумываешь из тысячи слов что-то забавное. — Я не особо подбираю слова. Оно само получается. И пока что так себе, у нас посильнее комедианты есть. — Не принижай себя. Если сказать парню, что у него беда с чувством юмора — это то же самое, что девушке сказать, что она толстая. У тебя оно точно есть, — особо выделяет Арс. — Вы же команда, без начала шутка не закончится, и если в середине напортачить — то же самое. Вратарь футбольной команды радуется, когда нападающий забивает гол, потому что все вместе сделали противника. — Ты поклонник футбола? — Нет. — У тебя фотка в тамбовской форме в инсте, — растерянно бормочет Шастун. — Она мне под цвет глаз подходит. — Вот честно, я уже не пытаюсь понять, что у тебя с башкой. Такая прекрасная планета, где всё непонятно. — Спасибо. Они проходят мимо ещё одной остановки. Ладно, на метро, так на метро. — Ну, ты к тому же отличник, да? — шутит Антон, чтобы сгладить сомнительный комплимент. — Да. Стипендия лишней не бывает. — серьёзно кивает Арсений. — Что, отличник с нетрадиционной ориентацией уже не канает? Надо, чтобы я ломал все общественные стереотипы и был асоциальным элементом? — Я задумался: ты же из Омска. И тебя могли побить, если там, ну, ты понял. Значит, ты умеешь давать отпор, — с затаённым уважением произносит Антон. Это здесь люди смелые: одеваются в странную одежду, общаются с иностранцами. Окно в Европу, ух. А в обычных городах… — Боишься, что тебе за компанию кто-нибудь захочет подправить лицо в Петербурге? Тут фриков и опасностей поровну. — Нет, — признаёт Антон. — Неа, не-ет, или нет, пока не наткнёмся на них? — Арсений свободно предлагает варианты на выбор. — На фриков или опасности, или всё вместе — нет. Волков бояться — в лес не ходить, а у меня часто ночные смены. С тобой у меня больше шансов, если что отобьёмся и сбежим. — Ого, оптимистично. Антон закусывает губу и хватается за его рукав. — Давай как в Шерлоке: своих не бросаем. — На нас ещё не нападают, — Арсений унимает всю радость внутри своего тела, и другой рукой опускает его руку, чтобы медленно коснуться пальцами. — Наручников тоже нет. И если мы побежим, нас быстрее примут за опасных преступников. — Блин, ты же спортом занимаешься, — вспоминает Шастун. — Я за тобой не угонюсь. — Я же не профессионал, больше по привычке. Чтобы быть гибким для постановок и не терять форму: вдруг беззащитная девушка в передрягу попадёт. На высоких парней моё действие не распространяется. Руку Антон не отпускает. Со стороны смотрится забавно: два высоких парня бредут по улице за ручку. Редкие наивные прохожие могут даже поумиляться, какая прекрасная у них дружба. Продвинутые старушки сделают свои выводы. Наркоманы, на ногах стоять нормально не могут, вот и цепляются за дружка. Антон здраво рассуждает, что Арсу неприятно держаться за его влажную ладонь, и думает, что пора перестать косплеить Шерлока и Джона, но чувствует, какая рука холодная. Арсений без шапки идёт. Перчаток у Шаста нет, поэтому он сжимает чужие пальцы крепче. Будь, что будет. Арс же ещё не фыркнул по этому поводу. Арсений гладит большим пальцем чудо, которое непонятно как случилось без его непосредственного участия, и молчит, боясь, что сейчас всё закончится. — Зачем ты со мной решил познакомиться? — подходя к метро, Антон решается задать вопрос, который волнует его долгое время. Как в детском саду: а за что ты со мной дружишь? За то, что игрушка красивая, или потому что я умею читать? — Вообще-то это ты мне первый на руки упал. Антон, выпустивший этот факт из головы, немного теряется, но тут же смеётся: — Но ты всё равно… не промах! Потом в столовой подошёл. Я бы струхнул, даже если бы ты тоже тогда один сидел, типа чего отвлекать. — Смейся почаще, — вдруг просит Арс. — И улыбайся. Человек становится очень красивым, когда улыбается. Любой, — Антон открывает рот, но он перебивает. — Я подошёл к тебе, потому что мне показалось, что тебе скучно. Думаешь, зря? Не волнуйся, я не стану тебя таскать на постановки, если тебе не понравилось. — Дело не в этом, мне понравилось вообще-то. Блин. Я тебя в первый раз не на линейке встретил, понимаешь? Я сидел тридцать первого числа рядом с универом во дворе… — На качелях сидел и смеялся, знаю. — Охренеть, то есть ты!.. Я тебя Ангелом мысленно прозвал! — Рассекретили, караул, спасайтесь, кто может! Никому не рассказывай, а то уже надоели эти фанатики: крылья потрогать хотят и грехи приходится всем отпускать, — заговорщицки понижает голос Арсений. — Кому ты тогда пиздишь, что решил подойти просто так? — взрывается Антон. От возмущения и неверия, что с ним могли так поступить. Обвели вокруг пальца! — Там было темно, и вообще это был не я, — Арс не может удержаться от смеха, но тут Антон тоже сыплется, утыкаясь в его плечо. — Подозрительная выпивающая компания, не сказать, чтобы я был в восторге. Мало ли что им в голову придёт. Им. Хотя Антон там тоже был. — Элементарно, Уотсон, ты не выглядел настоящим экономистом, и я почувствовал родственную душу, — продолжает Арсений. — Не смотри на меня так, я начинал учиться на экономиста, но быстро перепоступил, — он видит как глаза Антона становятся всё больше и больше. — Рядом с тобой на линейке парень в очках стоял. В следующий раз пусть он тебя ловит, а то концентрация людей данной специальности на метр слишком большая. — Это Дима, мой сосед. Он на медицинском учится. — Не твой парень, надеюсь? — Нет, всё как у тебя, — Антон со смешком выдаёт подробность личной жизни Позова: — У него девушка есть. — У Серёжки кстати тоже. — И как вы вместе живёте? — Как-то договариваемся, если ты спрашиваешь в том контексте, о котором я сейчас подумал, — пожимает плечами Арсений. — Он гомофоб, но выборочный. — Как это? Арсений выпутывает свою конечность из плена, и они вместе проходят через турникеты, прикладывая карточки. Антон становится на эскалатор первый и разворачивается вполоборота. — Я ему долго не говорил, хотя стали жить вместе с первого курса, — Попов быстро кладёт руку на поручень и лихорадочно высматривает, сколько им ещё ехать. — Он же мог и ударить, и обосрать. Все прелести жизни в одном флаконе. Серега долго не в курсе был, потом прознал, что я известный питерский гей, — Арс произносит последнее слово с характерным кубанским гэканьем. — Мы нормально поговорили, и Серый вроде допёр, что от того, что я с двумя парнями встречался, ничего во мне не поменялось. Всё так же отвратно варю овсянку по утрам и делаю омлеты, ненавижу освежитель воздуха, который он купил, и то, что он не закрывает пакет с гречкой. Типа… нихрена не поменялось. Моя адекватность не зависит от партнёра, если это не абьюзер какой-нибудь, — они сходят со ступенек и ждут, когда приедет поезд. — В какой-то момент мне даже показалось, что он боялся, что я стану к нему приставать, хотя до этого полгода расхаживал в полотенце по комнате. И к остальным людям нетрадиционной ориентации он продолжает относиться с очень сильным подозрением. У меня была догадка, что он сам скрывается, но нет. Проблема в чём-то другом, Серега в последнее время шутит ещё токсичнее, чем обычно, — Арсений окончательно погружается в свои мысли, бормоча всё тише. — Тебе же общаться со мной… нормально? Я не пропагандирую свои пристрастия, и всё такое. Матвиенко говорил, что ЛГБТ уже всюду пробралось. — А чем ты должен отличаться? — Антон старается подстроиться под его тихий голос, хотя его все ругают обычно, что он говорит очень громко. — Я же не из глубинки какой-то, где ничего не видали, кроме коровы и куриц. По всему миру много людей, которые определились и не определились, и я спокойно к этому отношусь. Типа если люди делают что-то по взаимному согласию, не под действием чего-то, то почему нет? Если обоих это вставляет пиздец как? Арсений слушает, затаив дыхание. Встаёт ещё чуть ближе, потому что шумно и незнакомые люди на соседней скамейке неправильно поймут, если орать о таких вещах. — Меня, например, лижущиеся парочки в парках бесят одинаково, независимо от пола. Странно, что-то считать нормой, а что-то нет. Шведская семья — норм, а две девушки или два парня — фу. Тупо и нелогично. Пусть люди решают остальную кучу проблем, а в личную жизнь других не лезут. — Сергей сначала сказал, что это извращение. Сравнил с педофилией, — Арс отворачивается. Он вспоминает этот разговор. Тогда казалось, что они никогда не будут друзьями. — Опять ебанизм какой-то. Ребенок не может дать на это согласие, это же уже множество раз обсуждалось. То же самое с животными, психологически больными людьми и ещё какая-нибудь парочка крайних случаев. Это как всем норму поставить: дрочить только правой рукой один раз в неделю, а всё остальное — не порядок. — Все люди разные, нельзя так, — порывисто возражает Арс, улыбаясь. — Ага. Всех как на конвейер — все обязаны закончить школу, получить вышку, работать. Ещё будет кто-нибудь диктовать, как кому удовольствие получать — пусть идут в… Никуда не идут. Пусть рыдают в уголочке в полном одиночестве. — Спасибо, — Арсений ржёт уже вместе с ним, и на них оглядываются. — Не за что. Фигня вопрос, — хмыкает Антон, рассматривая на экране карту пересекающихся между собой веток. — Тебе куда вообще? — Чуть-чуть по пути, надо на фиолетовую ветку пересесть. — Окей, погнали.