***
Костюмы, собранные по сусекам третьекурсников и магистрантов, перекроенные несколько раз, больше не требуют мелкой отделки. Одна за другой появляются декорации — здоровенные щиты, обтянутые плотной тканью, и стремянки. Арсений запрещает Антону появляться на репетициях, чтобы ему было интересно потом со всеми смотреть интересную сказку, но на самом деле нервничает — много сцен с девушкой, где они «играют» любовь, а Антон в последнее время и так на взводе. — А зачем приезжать вовремя? — Шастун зевает, переминаясь с ноги на ногу. — Я же не в первой пятёрке, можно и позже подвалить. А ты что тут делаешь? — Антон оглядывает коридор и обнимает его, приподнимая. Арс тихо вскрикивает. — Тебе же в универ не надо было. Щеки Антона горят, когда Арсений берет его за руку, и они идут дальше уже вместе. — Поддержать тебя хотел. Ты же со мной сидишь всегда, — довольно улыбается Арс. — Чего руки такие холодные? Очкуешь? — Ага, — отзывается Шастун тоскливо. — Последний экзамен как-никак, самый трудный. Вымотался немного за эту неделю на работе. — Надо отказаться от подработки, — Арсений на ходу чмокает его в щёку. — Сильно устал, или придёшь ко мне всё-таки? — под его глазами тоже тени от вечного недосыпа, но радужка из серого превращается в предвкушающий ярко-голубой цвет. — Приду, — воодушевляется Антон. — Ни пуха ни пера желай, чтобы это сработало. — К чёрту. Шастун берёт букет цветов у девушек и готовится к худшему, пока Попов проходит вперёд до окна и опирается на стенку, ожидая, пока место освободится. Наконец, нелёгкая приносит преподавателя по «управлению персоналом», которая находится не в духе триста дней из триста шестидесяти пяти в году, а в свободное время раздраженно душит своих жертв. — Что это? — хмуро спрашивает она, доставая из сумки ведомость. — Это вам, с прошедшим днём рождения, — мямлит Антон. В ответ — взгляд в духе «не дождётесь, половина всё равно отправится на пересдачу». — Убираем всё, кроме зачётки и ручки… А это что ещё? Рядом с букетом Шастун кладёт билеты на пьесу. — Тоже вам. Для поднятия настроения, — одногруппники с удивлением смотрят в его сторону. Они скидывались только на конфеты. — Вообще не готовились? — со странной обречённостью произносит Оксана Валерьевна. — Ну что вы, готовились. — Посмотрим, — она внимательно читает листик — «Три сестры», партер третий ряд, и распахивает глаза. — Это правда мне? — Вам, — в который раз констатирует Антон. — С-спасибо. Преподавательница объявляет, что экзамен будет состоять их двух частей — длинного теста и пересказа одной темы с двумя дополнительными вопросами. Не сработало. Значит, Арс мне должен. — Премьера, — шепчет женщина, раздавая бланки. — А знаете, я тут подумала… Мы же столько занимались, я ваши знания и так знаю, на что вы способны и вообще. Давайте поставлю автоматом у кого что выходит, а кого не устроит, тот пусть сдаёт. Согласны? Нестройный хор шокового удивления студентов, которые поверили в новогоднее чудо. — Хорошо, — всё ещё сжимает в руках билеты Оксана Валерьевна, уже совсем тихо обращаясь к Антону: — Это практически заветная мечта была, Шастун, спасибо. Туда так трудно билеты достать… Бывший лекционный зал покидают с улыбками до ушей. Пятерок, конечно, две штуки, но и троек очень мало. — Я же говорил, что получится, — Арсений самодовольно проходит мимо. — Доверять научись. Айм э бич, айм э босс, шайн лайк глос. Кто бы говорил, Арс. Пиздун проклятый.***
Антон переписывается с Арсом всю следующую неделю, одновременно стараясь вытянуть долг по реферату, удержать место на работе и не заснуть на какой-нибудь актовой лекции бывшего выпускника университета. Арсений спрашивает, почему он решил работать в общепите, чего тогда сразу не в Макдональдсе, и Шаст записывает голосовое в ответ. — Ты меня как представляешь? Худшим работником Мака? Свободная, блять, касса, скоты. Хотите пожрать? Два говна сделайте говну!.. И сделайте что-нибудь, чтобы в кассовом аппарате кнопка не западала. Тыкаешь в чизбургер, и выбирается чизбургер, а не, сука, маффин! — Ты можешь не орать, — хихикает Арсений. — Если бы мог не орать, то не орал бы. — Похоронят тебя между двух булок за такие слова! — Между твоих, отвечаю, — закидывает удочку Антон. — Столько родинок, как кунжута, устоять невозможно. Попов ожидаемо замолкает, прислав смущенный смайлик. Антон возвращается к всеобщему украшению зала к новому году, слезая с подоконников и залезая на них обратно. С потолка свисают снежинки, вырезанные из огромных транспарантов к прошлому мероприятию и раскрашенные в белый и голубые цвета, а небольшие ёлочки по бокам от входа посыпаны искусственным снегом. — Повыше лепи! А тут слишком кучно, переделай, — руководит процессом снизу сотрудница организаторского комитета. — Не видно будет с улицы, туда ещё добавь! Шастун видит Арсения в отражении, но глупо прячется, с тоской провожая высокую фигуру. Они не виделись после того экзамена, а сообщение с эмоджи до сих пор висит в чате, но Антон так соскучился по танцам под тупые песни и вечерним разговорам, что… уж замуж невтерпёж. Телефон вибрирует, оповещая о новом сообщении. Арсений Соберемся у меня? Или я к тебе в общагу забегу? Антон У тебя. Жди Шастун отодвигает штору, тихо слезает и подходит к нему сзади. Вот и встретились, вместе поедут.***
— Мне нравится, что мы можем поговорить о наших отношениях, — медленно приступает к новому серьезному разговору Антон. — И я опять почитал кучу всего в интернете, но уже на другую тематику. Что тот человек… сексолог… говорил тебе о твоей ориентации? Если уж совсем точно, пытался ли он рассказать о таком явлении как асексуальность? — Я не асексуал, — шея Арсения ощутимо напрягается, и Шастун, который лежит рядом, видит это. — Я дрочу и не испытываю отвращения к сексу. — Окей. Кажется, ты не особо понимаешь определение или тебе его хреново объяснили. Асексуалы могут заниматься сексом и получать от этого удовольствие, от этого они не становятся менее асексуальными, — Антон гладит его талию, несильно обхватив. — Это не проблема, болезнь или травма, это факт. Если ты не испытываешь сильной потребности в сексе, тебе комфортно снимать напряжение, делая это, и всё, то это не значит, что ты не хочешь отношений в принципе. Тебе может быть важен эмоциональный контакт, а влечение будет слабым, — Антон делает глубокий вдох, чтобы не закашляться от смущения. — Я прочёл в твиттере, что асексуалам в большинстве своем не хочется, одни недоумевают насчёт этого, а для других это как волны: то хочется, то не хочется, из-за этого оргазм почти невозможен. Арсений выразительно молчит, сжимая простынь в руке. — Когда они м-мастурбируют, то чаще всего представляют общую картину, а не себя в ней, и это помогает сбросить напряжение или уснуть. — Я кончил рядом с тобой два раза, а ты хочешь со мной это обсуждать? — Арсений выпутывается из объятий, поворачиваясь к нему лицом. — Разве это не показало, что со мной всё в порядке? — Быть асексуалом тоже нормально. С тобой и так всё в порядке, только, пожалуйста, не молчи рядом со мной. — Я тебе и так всё рассказал, чего ты от меня ещё хочешь? — Арсений смотрит в потолок, мрачно улыбаясь. Выглядит апокалиптично: мир на грани вымирания, а последний герой прикрывает глаза, чтобы взглянуть на солнце, которое скоро взорвётся. Или на неумолимо приближающуюся толпу зомби, когда автомат уже без патронов. — Я хочу, чтобы ты не занимался со мной сексом, если не хочешь, — уверенно говорит Антон и сжимает губы. — То есть тебе показалось, что я не сильно хотел? — задыхается от резко нахлынувшей обиды Попов. — Тебе… было недостаточно? Не хватило? Я был не шибко хорош, вот и припираешь меня к стенке?! — Наоборот, — горячо возражает Антон. — Я боюсь, что ты это делаешь по принуждению. Не со мной, а вообще в целом: ты рассудил, что встречался с каким-то парнем долго, пора и к делу переходить. Но тебе было нормально и на уровне, котором вы были, и ты пошел не на поводу у стереотипов общества, но основывался на чём-то подобном. Не знаю, как ещё тебе это объяснить, но ведь всё, что показано в порнухе и в любовных романах — фигня на постном масле. Необязательно ждать второго свидания, чтобы заняться этим, и необязательно делать это на двадцать втором, потому что долго общаетесь, так? — Секс — главная часть отношений, Антон. Если что-то не устраивает на уровне постели, проблемы перетекут и в другое русло, потому что как бы мы не отрицали нашу природу, мы друг друга находим на уровне инстинктов. — Я надеюсь, затирать про природу мы не будем. Она же хочет, чтобы мы детей понарожали, — тихо хихикает Шаст. — Фрейд вообще говорил, что всё в этом мире член, а когда его спросили, чего он тогда целую лекцию курит трубку — не выражение ли это сексуально подавленного желания орального удовольствия, ответил: иногда можно просто покурить. Не возводи правило в абсолют, чтобы извратить саму идею. Природа не хочет, чтобы мы сильно размножались: климат и внутренние конфликты не позволят, — вздыхает Арсений. — Мы немного отошли от темы. В сексе каждый эгоист в разной степени, не спорь, поэтому… тебе нравится получать удовольствие или смотреть, как его получаю я? — И то, и другое?.. — Оке-ей. Я знаю, что тебе нравится, когда я разминаю тебе плечи и лопатки. Меня всего подрывает, когда я тебя нюхаю, а ты в этом масле или смазке, меня кроет полностью. А ты можешь в этот момент чуть ли не дрыхнуть. Либо у меня отвратительные навыки, хотя тогда ты не был бы так расслаблен, либо тебе хорошо и необязательно заставлять себя разворачиваться и целовать меня, чтобы отблагодарить. Наслаждайся спокойно, нефиг открывать глаза, оно ж тебе не нужно. — Ты предлагаешь игнорировать свой стояк? А где эгоизм, если следовать твоей логике? — хмурится Арс, окончательно путаясь в показаниях счётчика сексуальной озабоченности. — У меня и сейчас стояк, и чё? Трахаться быстрее пойдем? — смотрит прямо ему в глаза Антон. — Мне вообще-то поговорить тоже хочется, а не постоянно вот это самое, пока проблема не вылезет, потому что станет слишком заметной, — он садится на кровати и свешивает ноги вниз. Потом резко передумывает и несильно шлёпает Арсения по пятой точке. — Ай, за что? — За то, что скрытный, пиздец. Клещами вытягивать не буду в следующий раз, ясно? — Хуясно. Всё в порядке, ты сам паришься. — И правильно делаю, — заключает Шастун. — Я же тебя люблю. Арсений поднимает голову от подушки, когда в ванной уже вовсю шумит вода.***
Концертный зал потихоньку заполняют люди. Очень много людей. Они переговариваются, шуршат сумками, выключают звук на телефонах и передают друг другу программки. А потом свет гаснет, выходит ведущий, звучат аплодисменты, и Антон влюбляется заново… Как много в этих эмоциях труда, а это всего лишь первый акт обычной сказки-мюзикла с нашумевшей фразой: — А я не хочу, не хочу по расчёту! А я по любви, по любви хочу! Свободу, свободу, мне дайте свободу — я птицею ввысь улечу! И спектакль — один из множеств. Сколько их ещё будет впереди, этих переживаний? И Арсения вместе с ними?.. В безумных джинсах с серьёзными голубыми глазами или в русской рубахе с влюбленным взглядом, перед которым Антон всегда чувствует себя глупым провинциалом, потому что... ну, где там омич внутри графского Арсения, облизывающегося на йогурты и шоколадки в закромах шкафа? Если только питерская «омичка» в небольшой упаковке — сырок, которого вечно мало. Шастун с самого начала радовался, что Арс решил с ним дружить. Как в детском саду, ёлки-палки. Скучал по нему, чувствовал себя не в своей тарелке в чужом городе, а с ним — хорошо. Как он был поражен его перевоплощениями — верил в слезы и смех, безрассудство и аккуратность. Тихий и громкий Попов, спокойный и непоседливый Арсений. Разный. Как он растерялся — без Арса уже ни туды, ни сюды, и убегал, чтобы снова тянуться к нему. Как смотрел на него и первым поцеловал, потому что удержаться невозможно стало. Арсения хочется радовать каждый день. Такого замотанного в последние дни, что сюрприз ему не повредит, а сейчас — сияющего своим мастерством. Он же любит неожиданные вещи: есть в душе что-то эдакое экстравагантное, что заставляет его переставать думать о своих тайных, мало кому ведаемых проблемах. Ведь редкие личности заметили усталость, все просто очарованы жизнерадостностью Арсения и его готовностью идти вперед, творить неведомую хрень. Не обращают внимания они на мятый взгляд Попова, лишь замечают необыкновенный цвет, миндалевидную форму (спорный вопрос), длинные ресницы, самые внимательные — едва заметные морщинки, сбегающие от уголков глаз, какие бывают у тех, кто много и часто смеётся. Что же он прячет в тех закутках?.. Активные люди, которым не сидится на одном месте, вечно что-то ищущие, с кем-то общающиеся, излучающие кучу энергии и участвующие в квестах на выживание, люди, способные поднять настроение всему миру, зачастую самые несчастные. И их стремление быть яркими — всего лишь внутренняя игра, замысловатая, которая заглушает пустоту. Не даёт возвращаться в себя. Антон надеется, что у Арсения не так. Потому что прекрасная планета в голове. Потому что он другой, самый необыкновенный человек. Потому что они теперь вместе справятся и разберутся.***
В театре бывают моменты, когда всё получается с первых реплик, ноты и движения, именно так, как должно. Живое внутри и снаружи — на сцене и в зале, когда овации не стихают. В глазах Арсения стоят слёзы, и не из-за софитов, которые мешают рассмотреть каждого благодарного зрителя. Он понимает, что счастье может заключаться в том, как любимый человек машет вам издалека, а вы машете в ответ, пока рядом тяжело дышит вся труппа. У Арсения для него оставалось очень мало свободного времени, и вся эта суматоха, начавшаяся одновременно с сессией, всё равно не отвлекает от навязчивых мыслей, но Шастун рядышком, рукой подать. Заранее встаёт с букетом цветов сбоку от маленькой лестницы и улыбается. Арс думает, что Антон зря называет его непростым, потому что сам является таким же — Творческим. Вот идешь по улице, шлёпаешь по лужам, а Шаст берет и раскрашивает их — теперь это уже красивый белый лёд. Рядом кричат чайки, волосы треплет сильный ветер, и каждая фотография получается эстетичнее предыдущей, потому что рядом светит личное солнце на батарейках. Попов покорно принимает объятия и похвалу от всех, кто был задействован в постановке — остальных студентов с факультетов актёрского мастерства, звукорежиссуры, хореографии. Мастер, который защищал его, никогда не позволял попасть в чёрный список на отчисление, жмёт ему руку. Аня тоже обнимает, а потом целую минуту извиняется, что была такой ненадежной в самом начале проекта. Арс едва слушает, обещая, что зайдёт в студию «Подлодки», чтобы отметить маленький успех. Сейчас ему хочется урвать немного времени с Антоном в белой рубашке и плотно обхватывающем его талию ремне. С самым лучшем парнем, который занимает самое высокое место в рейтинге приоритетов Попова.