В компании теней. Книга 1. Ч2

Июнь принёс с собой аномальную жару, повергнувшую Монтеррей в хаос. Количество драк росло в геометрической прогрессии по мере того, как столбик термометра стремительно приближался к отметке плюс пятьдесят градусов по Цельсию. Страсти в городе накалились до предела, рейтинг насилия взлетел до небес. Создавалось впечатление, что с наступлением темноты всё население мегаполиса слетало с катушек. В результате проблем на работе у Сина прибавилось. Количество наркодилеров и членов банд на Баррио-Антигуо, а стало быть, в клубе, увеличилось втрое. Пока они не слишком в открытую толкали свой товар, Джонни, Алдаир и Джессика терпели их, но не Син. Он не придерживался общепринятой политики попустительства бандитам и дилерам, и когда те переходили черту, Син ставил их на место. Так же, как и любого другого. Коллеги по цеху нервничали. За последний месяц Син трижды побывал на ковре у Джессики, чтобы послушать лекцию о возможных последствиях, которые неминуемо постигнут его в том случае, если он проломит череп какому-нибудь головорезу, хорошенько приложив того башкой о стену. А закончится всё тем, что он окажется в дерьмовом списке какого-нибудь sicariо. Чёрт возьми, это было бы даже забавно, не будь это так абсурдно. Но она была права. Внимание одной из конкурирующих криминальных организаций Монтеррея чрезвычайно усложнило бы ему жизнь, а это было бы прискорбно, учитывая, какой прекрасной она сейчас была. Его жизнь. Студия преобразилась. Они сдвинули кровати, купили вентиляторы, устав полагаться на древний кондиционер, и большую часть времени проводили в горизонтальном положении, повышая процент влажности в их тесной каморке. Прошёл всего один месяц, но они использовали его с пользой — в мельчайших подробностях изучая тела друг друга. Теперь Син был прекрасно осведомлён о том, как много Бойд может вынести и как долго, пока не начнёт умолять и верещать достаточно громко, чтобы их соседи со стопроцентной вероятностью прониклись новым характером их отношений. Син знал, что Бойд любит быстро и жёстко, мальчишка получал удовольствие от грубого секса. Какой сюрприз. Приятный. Учитывая, что Син редко рассчитывал силу, стоило его члену оказаться на несколько дюймов глубоко в заднице Бойда. Ситуация складывалась сюрреалистическая. Син бы нисколечко не удивился, узнай он, что из-за бесконечной жары впал в летаргический сон, и всё это не более чем проделки его мозга, расплавившегося под палящим мексиканским солнцем. Он определённо точно спал. Ещё месяц назад Син и предположить не мог, что будет просыпаться в капкане бесконечно длинных ног Бойда, что сможет целовать Бойда, когда пожелает, и что случайный секс посреди ночи станет частым явлением. Хотя секс при свете дня теперь тоже был обычным делом. Прошло всего шесть недель с того дня, как Син устроился на работу в «Ноктис», а он уже взял свой первый в жизни отгул. Поначалу мысль о несанкционированном выходном повергала его в шок. Син не понимал, почему людям позволяли брать отгулы просто так — зачастую без всякой уважительной причины — но, по всей видимости, в мире гражданских работникам не нужно было волноваться, что их возьмут на карандаш и будут пытать за нарушение правил. Заманчивое открытие. Син сделал его однажды ранним утром. Была как раз его смена. Он выполз из кровати, покосился на столбик термометра, смерил долгим взглядом Бойда, сладко сопевшего у него под боком, и решил воспользоваться привилегией гражданских. Через десять минут он написал Джессике СМС и вернулся в кровать, где стянул боксеры с тощей задницы Бойда. Таким — сонным, растрёпанным, насильно выдернутым из сна — он заводил Сина сильнее всего. Необузданное желание, невнятные мольбы и резонирующие крики, вырывавшиеся из горла Бойда, могли разжечь пламя. Или спровоцировать спонтанное самовозгорание. После того, как Син отправил себя в самопровозглашённый отпуск, он посвятил полчаса тому, что подстраивал ритм, с которым его пальцы и язык растягивали узкую задницу Бойда, под тональность его стонов. Джессика дважды пыталась до него дозвониться, но Син не собирался снимать трубку. Он был слишком занят — вводил в Бойда сразу три пальца и наблюдал за тем, как по бледной коже расползается румянец, как Бойд раздвигает ноги и стонет, как Бойд упирается пятками в матрас и толкается бёдрами навстречу его ладони. Выражение лица мальчишки застыло где-то на грани между чистым удовольствием и почти что гримасой, с распахнутых губ струился непрерывный поток варьирующихся по громкости «У-у-у» и «О боже, не останавливайся, продолжай, продолжай, пожалуйста». Бойд то заходился истошным криком и по несколько минут вопил на одной ноте, то вдруг затихал и шептал эту бессмысленную белиберду как молитву. Когда Бойд рухнул вниз, из-под задравшейся футболки выглянула тонкая полоска бледной кожи. Коварно улыбнувшись, Син согнул пальцы, задевая ту сокровенную точку внутри Бойда, от прикосновения к которой у того напрочь сносило крышу. — Блядь! Бойд цеплялся скрюченными пальцами за кровать, как будто пытался нащупать что-то и не мог, скользил ступнями по влажным простыням и падал вниз. Снова и снова, пока наконец не нашёл точку опоры. С трудом оторвав дрожащую конечность от матраса, он на автомате потянулся к своему напряжённому члену. — Ещё рано, — угрожающе прохрипел Син и удивился. Этот хриплый голос не мог принадлежать ему. С замиранием сердца он наблюдал за тем, как с кончика члена Бойда срывается капля предэякулята, борясь с искушением слизать её. — Хочу посмотреть, сможешь ли ты кончить, не прикасаясь к нему. Бойд издал душераздирающий стон, затрясся всем телом, как будто бился в предсмертных конвульсиях, вонзился пальцами в простыни, как если бы те были спасательным кругом, что удерживал его на плаву этой жизни, крепко зажмурился и замотал головой: — Прошу тебя. Пожалуйста, пожалуйста, я хочу… Чего он хотел, Син так и не узнал. Слова утонули в сдавленном стоне, когда Бойд кончил, забрызгав всё своей спермой. Она была повсюду: на его бёдрах, на его яйцах, на ладони Сина. Бойд обмяк, рухнул на кровать и всхлипнул, шумно втянув носом воздух: — Чёрт… Син вынул из него пальцы и сел прямо. Вид бесхребетного распростёртого тела Бойда ему очень нравился. — В том, чтобы взять отгул посреди рабочей недели, определённо что-то есть. Бойд рассмеялся, но смех иссяк столь же неожиданно, как и начался, перетекая в стон. Он свернулся на кровати в позе эмбриона, вяло скользя чувствительной кожей по смятым простыням. — Это было охуенно. — Бойд дёрнул подбородком в сторону внушительной выпуклости под боксерами Сина. — Хочешь, чтобы я помог тебе с этим разобраться? Син и сам неплохо справлялся, но всё же сжал в кулаке пригоршню рыжих волос. И Бойд безропотно подчинился, сел так, что его лицо оказалось на уровне паха Сина. — Хочу кончить тебе в рот. — Валяй, — ответил тот, медленно растягивая уголки губ в улыбке, открыл рот и высунул язык, чтобы поймать случайные капли. — Хочу тебя на завтрак. — Скоро позавтракаешь, — с пленительной улыбкой выдохнул Син, ускоряя темп. Его кулак рывками скользил по члену, при каждом толчке касаясь призывно приоткрытых губ. — Я уже тридцать грёбаных минут хочу кончить. Порхавшая на члене ладонь превратилась в размытое пятно. И минуты не прошло, как Син спустил Бойду в рот и навис над ним монолитной стеной, тяжело дыша. Бойд проглотил всё до последней капли и, довольно мурлыкая, облизал губы. В студии снова воцарилась благодатная тишина. Кровать протестующе заскрипела, вторя пыхтению вентилятора, когда Син, тяжело дыша, рухнул плашмя на матрас. Он схватил простыню и вытер ею испачканную спермой ладонь. Идти в душ было лень. — Какие планы на сегодня? — усмехнулся Бойд, растянувшись рядом. — Потрахаться. Пожрать. Не видеть пьяных гражданских, которых мне хочется замочить. Бойд перевернулся на бок и втиснул бедро меж сведённых вместе ног Сина. — Мне нравится твой план. Тебе следует чаще брать отгул. — Исключено. — Какая жалость, — вздохнул Бойд, обнял одной рукой подушку, а другой погладил Сина по голой потной спине. — Нравится смотреть, как я кончаю, да? Тебя это заводит? — Это отличное развлечение. — Син откинул голову на подушку и встретился взглядом с Бойдом. Всё ещё заспанный, растрёпанный, потный и раскрасневшийся. Восхитительный. — Я месяцами не видел на этой смазливой мордашке ни единого намёка на эмоцию, так что да, мне нравится смотреть, как ты теряешь свой хвалёный контроль. Ты выглядишь… Просто потрясающе, когда отпускаешь себя. — В чём-чём, а в том, чтобы выводить меня из себя, тебе нет равных. — Бойд очертил кончиком пальца бицепс Сина, скользнул вниз по груди и задержался у тёмного соска, чтобы сделать почётный круг вокруг затвердевшего кусочка плоти. Это нежное прикосновение послало табун мурашек по коже. — Хотя… Не скажу, что мне это не по душе, — пробормотал Бойд. — Лишь в те моменты, когда я с тобой, я чувствую себя в безопасности. Настолько, что перестаю себя контролировать. — Ты всегда в безопасности, когда я рядом. Если только я не слечу с катушек. В этом случае я оторву тебе голову. — Я всё же попытаю счастья, — фыркнул Бойд. Кончики тонких пальцев рассеянно скользили по груди Сина, пока не наткнулись на старый шрам, рассёкший горло пополам. Мельком взглянув на рубец на шее Сина, Бойд приподнялся на локте и с энтузиазмом первооткрывателя принялся изучать каждый шрам на его теле, как будто видел их впервые. «Видел, но всегда издалека», — догадался Син. Бойд потёр большим пальцем глубокий шрам, бравший начало над мошонкой и простиравшийся до левого бедра. — Что здесь произошло? — Ты правда хочешь это знать? — изогнул бровь Син. — Это история о Гарри. Губы Бойда скривились. — Теперь хочу ещё больше. Воспоминания о том дне у Сина были довольно расплывчатыми, но нескольких лет, проведённых в обществе Гарри, хватило, чтобы восполнить пробелы в его памяти. — Это случилось вскоре после того, как я поранил Лидию. В те времена ящика ещё не было, но они всегда держали меня взаперти и щедро накачивали седативными, даже если я не доставлял неудобств. Они подсадили меня на наркотики, якобы для того, чтобы меня успокоить, но на самом деле, чтобы превратить в овощ. Я был в сознании, но достаточно обдолбан, чтобы от меня не было никакой пользы. И никакого вреда. Бойд покачал головой, отвращение явственно читалось на его лице. — Это просто смешно! Тебя держали в какой-то другой камере, не в той, в которой теперь стоит этот гроб? — Нет. Эти апартаменты на Четвёртом всегда числились за мной, даже когда запирать в крыле строгого режима меня ещё было не за что. С той лишь разницей, что раньше в них не было ни этого замечательного окна, ни этого восхитительного гроба. Так что никто не видел, что творилось внутри. Он замолчал, собираясь с мыслями, но история, связывавшая его с Гарри, была такой грязной и запутанной, и захочешь — не распутаешь этот клубок. А Син не испытывал никакого желания ворошить прошлое. — Гарри перевели на Четвёртый ещё до нападения на Лидию. Ему тогда устроили грандиозную экскурсию, и начальник охраны привёл его в мою камеру, чтобы проинструктировать о повадках Монстра. Я сразу понял, что с ним что-то не ладно, как только увидел. Он приходил, разговаривал со мной, хотя я едва мог пошевелить языком. Он брал все ночные смены, приносил мне еду, когда мог, и каким-то образом добился того, что стал моим личным эскортом. Но своё истинное лицо он показал, когда я получил этот шрам. Ладонь Бойда крепко сжала его бедро. — Что этот больной мудак с тобой сделал? — В компаунде Лидию и её сестру любили все без исключения, потому что они здесь выросли. Особой популярностью Лидия пользовалась среди мужской части населения, и охранники с Четвёртого не были исключением. Они довольно хорошо её знали, ведь она частенько навещала заключённых на дому. — На самом деле Син познакомился с ней задолго до этого, но у него не было ни малейшего желания обсуждать отношения Лидии и Энн с его отцом. — Кто-то пустил слух, что я её изнасиловал. Ложь, конечно, но тогда это обстоятельство никого не волновало. Двое охранников с Четвёртого, движимые жаждой отмщения за поруганную честь Лидии, решили лишить достоинства меня, проведя своего рода… Ритуальную кастрацию. Син побарабанил пальцами по шраму. — Они почти преуспели в своём начинании, но пришёл мой герой Гарри и спас мои яйца. Брови Бойда взлетели вверх. — Какого чёрта?! Неужели им сошло это с рук?! — Не думаю, что Коннорсу есть какое-то дело до моей мошонки, пока это никак не сказывается на моей пригодности к работе. Он грозился сделать это сам, если узнает, что я не импотент. — Почему? — возмутился Бойд. — Ему-то какое до этого дело? — Потому, что он хочет, чтобы я был один. Уверен, ты уже и сам это понял, Бойд. — Син прикрыл глаза, позволяя нежной руке Бойда прогнать мрачные воспоминания. — Агентству ни до кого из нас нет никакого дела. Мы всего лишь инструменты для воплощения их замыслов, они не станут рвать ради нас жопы. Они делают только то, что требуется, — по минимуму — чтобы мы и дальше оставались им преданы и функционировали как должно. Коннорс давно понял, что может делать со мной всё, что ему заблагорассудится, а я всё равно буду его маленьким идеальным солдатиком. Он бы ради меня и пальцем не пошевелил, но Кархарт несколько лет капал ему на мозги, чтобы он хоть немного ослабил мой поводок. Как видишь, это сработало. Самую малость. Они дали мне квартиру и приличного напарника. Но не питай иллюзий, как только я опять его выбешу, глазом не успеешь моргнуть, как он запихнёт меня обратно в ящик. — И всё же я не понимаю! — не сдавался Бойд. — Не замечал, чтобы он ещё к кому-то относился с такой неприязнью. По крайней мере не настолько открыто. Нет, я замечал, конечно, что он целенаправленно тебя гнобит, но почему именно тебя? — Это потому, что я никогда не рассказывал тебе, насколько сильно он ненавидел моего отца. — Син открыл глаза и улыбнулся. Но в его улыбке не было и намёка на веселье. — Коннорс его презирал. Неудивительно, что он сразу же невзлюбил того, кто как две капли воды похож на Эмилио. Для него я просто качественная дорогостоящая вещь, но очень хлопотная в эксплуатации и обслуживании. И здесь возникает дилемма — вроде и глаза колет, и на помойку выбросить жалко. — Но это же абсурд какой-то! — Ну, в этом весь Коннорс — безмозглый садист и большой жирный кусок дерьма. Бойд кивнул, соглашаясь, и коснулся губами груди Сина. — Ну и какую же роль во всей этой истории сыграл Гарри? — Он нарисовался в моей камере, чтобы лично удостовериться в том, что я хоть что-нибудь съел или выпил за целый день, — обязанность, которую он сам же себе и вменил. А там эти двое, готовые покромсать меня на кусочки, и я, полуголый, связанный, с ножом, приставленным к члену. — В защитном жесте Син инстинктивно сгрёб свои яйца в охапку. — Гарри обезумел. Приложил одного из придурков головой о стену. Да так сильно, что у парня череп треснул пополам как грецкий орех. Второй от увиденного так пересрал, что шарахнулся от него как чёрт от ладана, ну и порезал меня, идиота кусок. Довольно глубоко. А когда увидел перекошенную от ярости харю Гарри, бросил нож и сбежал, только пятки сверкали. Бойд накрыл напряжённые пальцы Сина ладонью. — Наверное, это единственная полезная вещь, которую Гарри сделал за всю свою жизнь. Но это не отменяет того, что он был больным на голову уродом. — Им не стоило приводить его на Четвёртый. С ним было что-то не так, — ответил Син и постучал пальцем по лбу. — У меня не всё в порядке с головой, но у него там была полная Нарния. Он реально думал, что между нами есть какая-то особая связь. Рассказывал мне все эти странные вещи, целую историю наших романтических отношений сочинил в своей больной голове. А после того, как он защитил мою честь, всё стало в разы хуже. Первое, что Син видел, выныривая из летаргического сна, это Гарри, маячившего над ним или сидящего на корточках рядом. Это воспоминание намертво впечаталось в подкорку сознания; образ, который он мог вызвать в памяти с пугающей лёгкостью. Ощущение рук Гарри на его теле, его настойчивое бормотание, что Син нуждается в нём, что без него Сина бы пустили по кругу и пытали бы так же, как других заключённых крыла строгого режима —заключённых без «крыши». И, быть может, Гарри не врал. Сама природа этого места и постоянное бесчеловечное отношение к тем, кто оказался по ту сторону звуконепроницаемой двери, превращали некоторых охранников в чудовищ. На Четвёртом был только один монстр, и Син не мог нарадоваться тому, что ублюдок мёртв. Особенно после того, что тот пытался сделать с Бойдом. Необходимость затянуться становилась всё более насущной, но вместо того, чтобы вылезти из кровати и зажать между пальцев фильтр ставшего привычным «лёгкого наркотика», Син стиснул пальцы на плече Бойда. — Конец истории. Бойд положил голову ему на плечо и накрыл ладонью белёсый участок кожи, выделявшийся на загорелом теле. — По крайней мере, одной из них. — Син пропустил шёлк его волос меж пальцев. Он всё никак не мог привыкнуть к тому, что теперь они красные. — Но эту я сохраню про запас. Ты ведь любишь сюрпризы? Бойд печально улыбнулся и ткнул пальцем в другое выцветшее пятно на его теле. — Ладно, тогда как насчёт вот этого? Я хотел бы расспросить тебя и о других, но, боюсь, услышав эти истории, мне захочется убить всех, кто к ним причастен. — Этим я обязан Мистеру Совершенство — Тровоски. Второму агенту десятого уровня. — Ого. Я слышал, как другие агенты говорили о нём. По их мнению, место в подразделении Генерала Кархарта должно было достаться ему, а не тебе. В этом случае Маршалу не пришлось бы подыскивать ему в напарники такой кусок дерьма, как меня. Они ещё много чего говорили, но в общем и целом у меня сложилось впечатление, что в компаунде его уважают. — Так и есть, — Син скривил губы в презрительной ухмылке. — Кассиан — моя полная противоположность. Чистокровный американец, блондин с голубыми глазами, беспрекословно исполняет любые приказы, на все вопросы отвечает только «Да, мэм» и «Да, сэр». Они так беспокоятся о сохранности его безупречной задницы, что, признаюсь, я даже удивился, когда они отправили его в Сибирь так надолго. Допуска больше ни у кого не было, что ли… — И что же случилось между тобой и Мистером Совершенство, которого все так любят? Идеальный образчик агента тебя ранил, потому что знал, что никто не помешает ему это сделать? — Нет. Кассиан — придурок с комплексом превосходства, но этот добряк-идеалист никогда не причинил бы мне вред только ради того, чтобы мне насолить. — На то, чтобы объяснить, почему он презирает Кассиана, ушло бы слишком много времени. А Син не хотел особо распространяться на эту тему. — На тренировках агентов, претендующих на десятый уровень, они используют меня в качестве наглядного пособия. Их идеальный боец. Когда Кассиан метил на повышение, они заставили меня провести с ним спарринг. Я издевался над ним, пока у Мистера Невозмутимость не лопнуло терпение. Он швырнул меня в оружейную стойку, и что-то откромсало с моего бока знатный шматок кожи. Бойд моргнул. — О. — Я всё ещё могу выбить из него всё дерьмо, — нахмурился Син. — А как насчёт остальных? — Эти с миссий, — ответил Син, ткнув пальцем в шею и пулевое ранение на плече. — Ожог, — он повернулся боком, чтобы продемонстрировать Бойду предплечье с участком сморщенной кожи, — от друга отца. Он сделал это зажигалкой, когда мне было десять. Грёбаный идиот думал, это отличный способ проверить мой болевой порог. — Ничего себе. И в какую цену ему обошлось его любопытство? Тень беспокойства омрачила удовольствие от близости Бойда. — Отец разозлился сильнее, чем я, когда это было сказано и сделано, — тщательно подбирая слова, ответил Син. Бойд кивнул, наблюдая за тем, как Син сграбастал с пола пачку сигарет, куда та упала прошлой ночью, и глубоко затянулся, выпустив в потолок сизое облако дыма. Когда Бойд не ответил, Син насторожился. Что если Бойд узнал из его расплывчатых ответов гораздо больше, чем хотел показать, что если каким-то образом Бойд почувствовал, что в его детстве жести было почти столько же, сколько в его взрослой жизни? — Ты чего? — Ничего. — Бойд сел, прислонившись затылком к изголовью кровати. — Просто ты так спокойно говоришь о своих шрамах, хотя с каждым из них связаны жуткие воспоминания. Ты думаешь… — сказал он и умолк на полуслове. — Думаю что? Бойд теребил края кожаных браслетов. Он не был уверен, стоит ли произносить это вслух. — Я не знаю. Это так глупо, мне не стоило этого говорить. Син медленно затянулся и вжался спиной в стену у окна. — Не хочешь говорить, не говори. — Нет. Я хочу. Но я боюсь, — он рискнул поднять глаза на Сина, — что если я расскажу тебе, ты больше меня не захочешь. А это было бы прискорбно. — Я всё ещё не услышал ни одного вменяемого довода, который должен меня от тебя отвратить, — пророкотала тень с голосом Сина, объятая клубами сигаретного дыма. — Я знаю, — потупился Бойд, вернувшись к созерцанию своих «оберегов». — Я стыжусь многих из моих шрамов, а ты… Ты гораздо сильнее меня. Намного сильнее меня. Такое впечатление, что тебя ничего не беспокоит. Возможно, знай ты, почему я такой, какой есть, ты перестал бы меня уважать. Возможно, ты решил бы, что я слабый и жалкий, и потерял бы ко мне интерес. В голове Сина пронеслось несколько примеров тех случаев, когда он и в самом деле мог потерять к нему интерес из-за бесконечных ссор и проблем, что те влекли за собой, но вряд ли Бойда вдохновляло повторение этой драмы. Или нет? — Не понимаю, почему после всего, что было, ты всё ещё думаешь, что это возможно?! Мне плевать, кем ты себя считаешь и что там случилось с твоим другом. Эту чушь в твою голову вбил не я! — Возможно. — Какое-то время Бойд был занят тем, что разглаживал смятые простыни по бокам от себя. Казалось, тема себя исчерпала, но прежде чем тишина успела стать слишком напряжённой, он сделал глубокий вдох, а на выдохе спросил: — Ты хочешь знать, почему… — Бойд показал на свою футболку, которую не снимал, несмотря на жару выше ста градусов по Цельсию. — Почему я всегда её ношу? — Конечно хочу. Всегда хотел. — Помнишь, ты говорил, что знаешь о том, что мой друг умер. Ты сказал, что читал моё досье. Что ещё в нём было? Сквозь душное марево студии медленно проступали брызги алой крови на грязном бетоне, и тошнотворный запах тлеющей плоти заполнил всё вокруг. Син моргнул, прогоняя видение. — Всё, что касается нападения, и общая информация из больницы, куда тебя госпитализировали. Без подробностей. — Значит, мне не нужно пересказывать события того дня. — Плечи Бойда опустились, он кивнул с облегчением. — А Лу? О нём им много известно? — Угу, у Агентства на него целый файл имеется. Информация об его родителях, о том, как они погибли, и немного о том, как он жил до того, как умер. — Син смотрел на тлеющую вишенку сигареты, взвешивая все «за» и «против». Он не был уверен, стоило ли мальчишке знать всё, что у Агентства на него было, но в будущем его молчание во благо могло стать для Бойда неприятным сюрпризом. — Есть видеозапись нападения. — Видео? — скептически нахмурился Бойд. — В смысле, запись выпуска новостного канала? — Нет. — Син затянулся в последний раз перед тем, как потушить окурок о подоконник, засунул его в щель оконной рамы и посмотрел Бойду в глаза. — В смысле, полная видеозапись убийства. Один из пацанов снимал всё на телефон. Тень неуверенности, омрачившая лицо Бойда минутой ранее, пала; перед Сином снова сидел тот мальчишка с равнодушным лицом, которого он встретил больше года назад. Тишина заполняла разделявшее их пространство, медленно, но уверенно отвоёвывая назад оккупированную Сином территорию, пока тот лихорадочно пытался придумать способ, как отмотать назад всё сказанное и вернуть их туда, где они были, а Бойда — в счастливое неведение. Но всё уже было сделано, и он знал, что Бойд заслуживает знать. — Понятно, — бесцветно прошелестел Бойд. — И… Это видео просто случайно оказалось в моём досье, хотя полицейские утверждали, что у них нет достаточных доказательств. — Доказательства-то у них были, просто к делу их не приобщили. Им заплатили, чтобы на время, пока велось расследование, они стали слепо-немо-глухими. — Ну просто охуеть блядь! — Ярость смела безразличие с лица Бойда, добавив угрожающих ноток в то, каким тоном было сказано. — Знаешь, сейчас я просто охеренно рад, что ты заставил Джареда заплатить! — Судя по тому, что я видел, он стоял за многими убийствами и изнасилованиями, которые произошли в том районе в то время, когда он ещё мог стоять на ногах. Он хранил трофеи своих жертв. Бойд крупно вздрогнул и в который раз поскрёб ногтями свой защитный «амулет» на запястье. — Если я собираюсь тебе что-то рассказать, я больше не могу говорить о Джареде. И я расскажу. Но это слишком. Прости, но это сбивает меня с толку. И… Нет, я даже не могу сказать, что рад узнать об этом видео. Но, наверное, это и к лучшему. Син сжал его ладонь и накрыл своей, чтобы Бойд не смог добраться до кожаного браслета на своём запястье. — Будет лучше, если ты будешь об этом знать. — Угу. — Бойд судорожно втянул воздух сквозь зубы, выдохнул и кивнул, так и не найдя в себе сил посмотреть на него. — Тебе не нужно мне ничего рассказывать, Бойд. — Нет, всё в порядке. Я веду себя как идиот, — сжал его ладонь Бойд. — Я не расскажу тебе ничего нового. Ничего, о чём бы ты ещё не знал. Но то, что у них есть в тех файлах, не может объяснить того, почему Лу был так важен для меня, а без этого всё остальное, что я собирался тебе рассказать, не имеет смысла. — Если ты не уверен… — Уверен. — Бойд выпрямил спину и перестал исследовать свои «обереги» на предмет видимых повреждений. — Наверное, для тебя не станет откровением, что на гражданке люди относились ко мне немногим лучше, чем в Агентстве. В школе я был тихим и замкнутым, из-за этого надо мной издевались. Из-за моей внешности, просто… Да из-за всего! А дома… Едва ли мои родители помнили о моём существовании. Я рано научился сливаться с мебелью, чтобы взрослые не замечали моего присутствия. Отчасти поэтому я увлёкся рисованием. Когда отец не был занят работой, казалось, он заботился обо мне, но он умер, когда мне было семь. А моя мать... — Бойд искоса взглянул на Сина. — Ну, ты и сам знаешь, какая она. Единственным человеком, которому я был не безразличен, который заступался за меня и вёл себя так, словно я и вправду для него что-то значил, был Лу. Он был единственным, с кем я чувствовал себя нормальным, и кто хотел меня. Чувства Бойда к этому Лу зеркально отображали те чувства, что Син испытывал к Бойду. Бойд был единственным, кто его защищал, единственным, кто проявлял к нему интерес, единственным, кто о нём заботился. — Я могу это понять. Бойд рассеянно кивнул. — Не знаю, что написано в тех файлах, но Лу был для меня всем. Мы выросли вместе, он был моим лучшим другом, моим братом, а позже стал ещё и любовником. Он всегда был рядом, и я думал, это навсегда. Мы даже сделали эти идиотские тату. — Он коснулся живота слева. — У меня — «Ad Vitam Paramus» — «Мы готовимся к жизни», а у него — «Luctor et Emergo» — «Я сражаюсь и выживаю». Но он не выжил, через несколько месяцев Джаред его убил. — А что означает второе тату? У тебя их два. — У меня их три. Одно на животе и ещё два на плечах. «Mea maxima culpa» — «Моя самая большая ошибка» и «Corpus vile» — «Бесполезное тело». Син догадывался, что произошло дальше. — Эти появились после того, как он умер. — Да. Я тогда набухался в говно. После того, как вышел из тату-салона. Это всё было уже слишком. Я хотел уничтожить второе тату, то, которое набил на пару с Лу. Поэтому я взял с кухни нож и собирался срезать его вместе с кожей, но вместо этого воткнул лезвие себе в живот. А потом ещё раз и ещё, и ещё… Пока рукоять не стала такой скользкой от крови, что я просто не мог больше удержать её в руке. Я хотел умереть так же, как умер он, потому что это была моя вина, потому что я не смог спасти его. Вспомнить видео труда не составило — Син прокручивал его в уме, когда много месяцев назад направлялся в ночлежку Джареда в Промышленном районе. Он помнил, как Бойд боролся, лёжа на земле, когда Лу умирал, и как звучал голос Джареда, когда тот насмехался над его беспомощностью. Прежде Син не испытывал глубокого удовлетворения от того, что замочил этого ублюдка. Теперь же он был рад, что Джареда убил именно он. Рад, что заставил этого уёбка страдать. — Как ты выжил? — Моя мать нашла меня и отвезла в больницу прежде, чем я успел потерять слишком много крови. Они сказали, я родился в рубашке: я не умер и не причинил себе увечий, несопоставимых с жизнью, даже толком покалечить себя и то не смог. Но я так не считал. Бойд снова коснулся браслетов на запястьях. — Моя мать убедила их, что я сделал это ненамеренно, по крайней мере, в официальных бумагах о попытке самоубийства не было ни слова. Когда я поправился, меня выписали, вместо того чтобы упечь в психушку. Она их заставила. Но из-за этого всё стало только хуже, ведь я по-прежнему хотел умереть. Стоило ей повернуться ко мне спиной, как я отправился прямиком в ванную и вскрыл себе вены. Она нашла меня. Опять. Идиот, не мог подождать, пока она свалит на работу, и я останусь дома один. Как всегда. Эта информация заполнила пробелы в досье Агентства и объяснила повторную госпитализацию Бойда. Оставалось только гадать, что Вивьен сказала или сделала персоналу больницы, чтобы её отпрыска не заперли в психиатрическом отделении, ведь и слепому было понятно, что Бойд представлял для себя угрозу. — Признаться, я удивлён, что она не отправила тебя прямиком в Уиллоуброк. — «Куда упекли Лидию» — добавил про себя Син. — Твоя мать не похожа на человека, который будет тратить время на уход за кем-то, кроме себя самой. — Отправить меня в клинику для душевнобольных было равнозначно тому, чтобы во всеуслышание объявить всем и каждому, что её ребёнок слабый и неполноценный. Но ты прав, она не тратила времени зря. — Бойд отлепил руки от браслетов, но лишь для того, чтобы скрестить их на животе, а самому сложиться пополам. — Не знаю, то ли она меня накачала чем-то, то ли я вычеркнул этот эпизод из своей памяти, но спустя какое-то время я очнулся в своей кровати, связанным по рукам и ногам. В гордом одиночестве. Она оставила меня дома одного, а сама вернулась к себе, где бы она там ни жила. — Твоя мать — конченая сука, — сказал как отрезал Син. — Не скажу, что я удивлён, учитывая, что в первую нашу встречу она приказала Гарри протестировать мой ошейник на мне же, но она реально ещё большая дрянь, чем я думал. Бойд вымученно улыбнулся. — Твоя правда. Она оставила меня в таком состоянии надолго. Очень надолго. Я кричал, пока не сорвал голос, и до сих пор прихожу в ужас, когда не могу пошевелиться. Дошло до того, что я даже не знал, чего хочу больше: чтобы меня освободили или добили. Слова Бойда произвели эффект разорвавшейся бомбы; Син вспомнил, как Гарри впервые тащил его в ящик: накатывающее чувство паники, крики, слёзы, скрежет ногтей о металл и мольбы, адресованные непонятно кому. Он умолял, чтобы его просто кремировали. После этого Коннорс позволил докторам ввести ему снотворное. Ящик должен был стать наказанием, а не лишить его рассудка. Окончательно. В этом случае он стал бы для них бесполезен. — Я понимаю больше, чем ты думаешь. Я чувствую то же самое, когда остаюсь в сознании, запертый в том ящике. — Я думал об этом. Поэтому для меня было так важно немедленно вытащить тебя оттуда. Я знаю, каково это, когда твои самые сильные страхи используют против тебя. Бойд вздохнул, наклонился вперёд и спрятал лицо в ладонях. — После первого задания она вызвала меня к себе и намекнула, что прикажет меня запереть, если я опять обалажаюсь. — Он помассировал виски. — Возможность — вот, что меня пугает. Окончательно сломаться по чьей-то милости. Сойти с ума в ожидании помощи от той, что никогда не придёт мне на помощь, потому что она запрёт меня там навечно и выбросит ключ. Раздавшийся за окном оглушительный удар отбойного молотка потревожил тишину душной студии. Горячий порыв ветра ворвался сквозь распахнутое окно, и в комнате стало жарко как в аду, но едва ли Син заметил это, слишком поглощённый вариантами изощрённых пыток, которым он хотел бы подвергнуть Вивьен. Когда он ничего не сказал, Бойд поднял голову и прижал ладонь к его груди. — Некоторые шрамы здесь. Местами откровенно жуткие, где-то едва заметные. Вот здесь, — Бойд повернул закованные в браслеты кисти рук ладонями вверх, показывая Сину, — хуже всего. Неровные. Я стараюсь на них лишний раз не смотреть, поэтому мысль о том, что кто-то другой их увидит, приводит меня в ужас. Слишком много плохих воспоминаний это воскрешает. Делает их слишком реальными. — Ты когда-нибудь покажешь мне? — Да, я просто… — Бойд вцепился сведёнными пальцами в края своей майки, а потом медленно разжал. — Пока не могу. Я знаю, что это тупо, но я боюсь психануть. Я никому об этом раньше не рассказывал. Врачи и моя мать — единственные, кто их видел, и я не знаю, что могу отчудить. — Не парься. Я понимаю. — Син встал, стянул с бёдер влажную простынь, скомкал её и швырнул на кровать. Она пропахла потом, сексом и ими. Когда-то подобное казалось чем-то немыслимым. — Она больше не причинит тебе боль. Я ей не позволю. — Спасибо. — Бойд проследил за ним взглядом и уткнулся в пол. — Ты правда не думаешь обо мне плохо? Син обогнул кровать с другой стороны, схватил Бойда за локоть, притягивая к самому краю, и сжал пальцы на его подбородке, заставляя поднять глаза. Три месяца в Монтеррее, а на смену низкой самооценке Бойда так и не пришла новообретённая тлеющая уверенность, что Син его не отошьёт. По всей видимости, её просто отложили в сторонку, и она тихо дремала там до поры до времени. Син провёл большим пальцем по щеке Бойда, задаваясь вопросом, как всё изменится, когда с этой миссией будет покончено, им велят возвращаться назад в Лексингтон и река жизни снова вернётся в прежнее русло. При мысли об этом сердце в груди болезненно сжалось, но Син заставил себя выдохнуть, проигнорировав это чувство. Доселе незнакомое и ошеломляющее. Эта грёбаная миссия превратила его в жалкую никчёмную размазню! — Не задавай глупых вопросов. Белоснежная улыбка просочилась сквозь тьму. Бойд накрыл рукой запястье Сина, удерживая его на месте, и прижался щекой к его горячей ладони. — Мне всегда казалось, что любой, кто узнает об этом, сочтёт меня слабым. Жалким. Почему нет, если моя собственная мать так считает. — Твоя мамаша — кусок дерьма, Бойд. Давай не будем забывать об этой ключевой детали. — Син поцеловал Бойда в лоб и ухмыльнулся, когда тот обнял его за талию. Рывок, и они оба снова оказались в кровати; Син навис над Бойдом, подминая его под себя. — Готов ко второму раунду? — Заткнись, — прыснул Бойд, чувствуя, как со смехом уходит напряжение, сковавшее его по рукам и ногам. Большая его часть. — Хотя мне даже интересно, что бы она подумала, узнай она обо всём этом. Что бы все они подумали, — люди из Агентства — застань они нас сейчас. — Кархарт бы удивился, почему мы валяемся в постели и тратим время впустую, вместо того, чтобы работать над нашей миссией в поте лица. Бойд оплёл его ногами-лианами, словно испугавшись, что Син может сбежать. — Кархарту придётся смириться с тем, что мы заслужили небольшую передышку. Ты влился в коллектив «Ноктиса» гораздо лучше, чем они ожидали, а я добился кое-какого прогресса в расследовании убийства того мёртвого парнишки. — Чёрт возьми, Бойд! — Порой Син задавался вопросом, а не благоволившая ли им обоим удача и фантастическое везение сделали Бойда таким самоуверенным засранцем. Адреналин стал для него дурманящим наркотиком, как и для многих других агентов? Мог ли он так прочно подсесть на адреналиновую иглу, чтобы забыть о существовании такой вещи, как реальная опасность? — Блять, ты хоть когда-нибудь меня слушаешь? — Не прикидывайся, что тебе это не нравится. — Иногда, но не тогда, когда ты суёшь свой нос в дерьмо картелей. Это паршивый план! — Син покачал головой, но не сделал попытки вырваться из плена рук, ненавязчиво обнимавших его за шею. Вместо этого он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. — Что ты раскопал? — Мальчишка был известен как La Rana, и он был в банде Сантьяго. — Эмоции уступили место профессионализму, стоило Бойду войти в образ секретного агента. — Сантьяго держит под контролем довольно приличную территорию, а люди относятся к нему с настороженностью, но у меня сложилось впечатление, что реальной угрозы он не представляет. Похоже, La Rana вторгся на территорию другого картеля и толкал там дурь, чем нанёс личное оскорбление его главе. И тем самым подписал себе смертный приговор. Хорхе сказал, что с этим мужиком никто не рискует связываться, перейдёшь ему дорогу, и ты труп. И La Rana — тому наглядное доказательство. — Ну и кто этот мужик? — Некий Lo Más Chingón. Кстати, что это значит? — Самый отмороженный сукин сын. Син выпутался из капкана ног Бойда и сел на край кровати. Предчувствие надвигающейся беды тенью промелькнуло в его голосе, когда он тихо спросил: — И? Бойд приподнялся на локтях. — Люди боятся его до усрачки. Хорхе психанул, когда случайно упомянул в разговоре его имя. Я установил контакты ещё кое с кем из города, — уверен, эти люди умеют держать языки за зубами. Так вот, стоило мне заикнуться о Lo Más Chingón, как все словно языки проглотили. Все разом. Прошло уже несколько дней, а они до сих пор осторожничают. Дурное предчувствие — или чем бы оно ни было — обрело форму. Син был убеждён, что ген убийцы был выгравирован в его ДНК во многом потому, что с картелями семейство Вега связывала долгая история. — Думаешь, это имеет какое-то отношение к нашей миссии? Реальное прямое отношение, а не гипотетическое. — Пока не знаю, — признался Бойд. — Нужно провести более тщательное расследование, определить границы их территории и оценить реальные масштабы угрозы, которую они могут для нас представлять. Это одна из тех причин, по которой я им заинтересовался. Последнее, что нам нужно, — это выбрать не то место для конспиративной квартиры и привлечь к себе внимание плохих парней. — Если ты и дальше собираешься слоняться по городу и расспрашивать местных о людях вроде него, привлекая к себе ненужное внимание, вероятность того, что ты приведёшь их прямиком к нашему порогу, очень и очень велика, — подытожил Син. — А я не горю желанием выбираться из этого чёртового города с боем, отстреливаясь от наркодилеров. Я хорош, но я не волшебник. Картели очень опасны и изворотливы, по сравнению с ними вооружённые до зубов повстанцы — беспомощные младенцы. — Знаю. Поэтому я говорил о нём только с теми, кого уже хорошо знаю. На данный момент я не могу напрямую интересоваться Lo Más Chingón, не боясь привлечь к себе внимание. Син кивнул, но зародившееся в глубине сердца зловещее предчувствие, которому он не мог найти объяснения, скрутило желудок в бараний рог. Общение Бойда с подозрительными типами доселе подобных дурных предчувствий в нём не пробуждало. До тех пор, пока не нашли тело того мёртвого парнишки. — Просто будь осторожен, — тихо произнёс он. — Говорю тебе как есть: один неверный шаг, и мы оба — покойники.