Чимин знает, как работает разовый секс: после него не засыпают в обнимку, не звонят и больше никогда не видятся, но... Мин Юнги был загадкой. Опасностью, которая заставляла чувствовать себя живым. Наркотиком, из-за которого мир играл новыми красками. А Пак Чимин был слабым человеком, и татуировки вместе с чернильно-черными глазами оказались его личным амфетамином. Он не мог остановиться, погружаясь в это слишком быстро.

— Ты хочешь взбесить своих родителей? — кивок. — Встречаясь со мной? — Не принимай на свой счет, Юнги, просто парень с зелеными волосами, пирсингом и на байке подходит идеально. Ах, да, тебя же выперли из старшей школы, а на кожанке явно следы высохшей крови, — он сделал пару глотков клубничного коктейля, прикусывая трубочку розового — ну, естественно — цвета. — Кстати, чья она? — Куртка? — Кровь. И Юнги согласился, даже не представляя, во что это превратит его жизнь.

А что он мог сказать? Что любит его? Каждое «прощаю» было пропитано любовью. Нужно прекратить, сказать Чонгуку уйти и наконец сбросить эти оковы. Но он не мог. Голос, всегда толкающий его в чоновы сети, снова проснулся, и пусть Пак знал, что он пожалеет, что Чонгук не сдержит слово и все начнется заново, голос становился громче. Чимин не мог бросить его, как наркоман не может бросить героин. Нужно было бежать со всех ног... Чонгук со своей любовью просто выжжет его изнутри.

Юнги не понимал, почему ноги вновь притащили его на порог всеми забытого дома на задворках Сеула. Руки сжимали промокшую пачку сигарет, а в голове кадр за кадром всплывал его прошлый визит сюда: как он сбегал, спотыкаясь о ровные полы и сбивая носы на ботинках, как чужие серые бездушные глаза прожигали душу, а стены шептались со своим хозяином. Этот дом снился ему неделями напролет, и, несмотря на леденящий ужас при одной только мысли об этом месте, Мин не мог не вернуться к его двери.