Казалось бы: схема проверенная временем и подтвержденная опытом. Сначала — удачно подвернувшееся дельце, на которое их подбил солидный гонорар вопреки здравому смыслу и крайне возмущенному «бога ради, Карлос, мы не станем обносить военную базу локального ЧВК», а затем —явственно прихрамывающий на левую ногу Оливейра приносит ему на порог бесчувственное тело Леона с ободранным до мяса боком и вывихом плечевого сустава.

Джонни тактилен, критически мало печется о тщательно выстраиваемых границах и не считается с формальностями. Он лезет под кожу, не потрудившись поставить перед фактом, и жмётся куда-то под клетку ребер, так по-свойски овладевая львиной долей беспорядочных мыслей, что сопротивляться попросту не выходит. Враждовать у них не получается. И не то, чтобы они не пытались.

— Я бы не советовал тебе влюбляться, — просит Луис так, словно это всецело зависит исключительно от Леона, — одно разочарование, да боль. Оно тебе надо, агент Кеннеди?

Леон никогда не производил впечатление парня, которому стоит протянуть спасительную руку, а потому и глядел на неё из раза в раз скептически. Безусловно, стабильные отказы сопровождались любезностями, натянутыми поверх неискренней улыбки, но факт оставался сухим фактом, констатирующим ничто иное, как собственноручно выведенную кровью и потом заповедь: Леон не нуждается в помощи. Луис так не считает.

Джон наблюдал за ним слишком часто, чтобы верить в собственные оправдания, стремительно перетекающие из банального «заняться больше нечем» во вполне себе явственно ощутимое «я беспокоюсь за этого мерзавца». Марстону подобные озарения стоили всех невнушительных остатков растерянной накануне гордости, когда Артур силком вытащил его с того света, попутно умудрившись до кучи бесстыдно попенять. Но от себя не убежишь, так ведь?