— Ты выпил, Леви, — будто напоминает она, чтобы к нему вернулся здравый рассудок. Им нельзя, нельзя стоять так близко друг к другу. Это слишком неприлично. Слишком незаконно для этого чёртового мира чувствовать тепло его тела. — На меня не влияет алкоголь, — бархат в голосе сводил с ума, но не больше, чем серебристые глаза с голубоватым переливом, смотрящие на девушку с надеждой в успокоении его гложащей души. — На меня влияешь ты, Дарлинг.

Входило ли в новую жизнь стать свидетелем убийства и связаться с парнем, который может быть тебе безумно предан точно также, как и предан контролем над собственными эмоциями? Родители Марины были уверены, что она закончит старшую школу в столице с красным дипломом, поступит в медицинский, чтобы стать хирургом, но судьба распорядилась так, что волшебный джин, исполняющий желания, попался тому, кто вовсе в него не верит.

— Сигаретки не найдётся? — знакомый голос раздается где-то сверху, вынуждая девчонку поднять голову и расширить свои глаза от удивления. Большие хлопья снега пролетают мимо пары, стоящей на морозе, словно вкопанные, пока оба друг другу в глаза глядят, взвешивая все за и против. Ноги начинают подрагивать в районе колен. Хочется провалиться сквозь землю, сквозь снежную преграду и избежать этого изучающего взгляда. Он узнал. — Ты . . .

— Что ты делаешь? — раздался приятный баритон с его уст. — А на что похоже? — с прищуром спрашивает девушка, устраиваясь между ног, положив руки на чужие колени. — На соблазнение. — Может быть.

Было мерзко от себя. Противно от того, что он беспричинно злился на девушку. За то, что она приехала в этот ебучий город и сидела с ним три раза в неделю за одним столом целый месяц. За ее запах, который оставался в его квартире после бесед. За остатки губной помады на чашках. За свои слова про него, которые говорила со всей искренностью. За эти касания. За ее чертовы, но чудесные глаза, в которых он тонул, как первоклассник. Он ненавидел, что Екатерина Александровна появилась в его жизни.