И теперь Сукуна сидит здесь, в этой чертовой наглухо заколоченной квартире, в которой из живого — лишь умирающая орхидея на подоконнике. Теперь у Сукуны в доступности лишь его ноги и кусочки тела. Руки не двигаются. Его силу запечатали.

Почему я все еще вспоминаю о тебе? Иногда мне кажется это сном, самым большим обманом и наваждением. Когда я вдруг вспоминаю о тебе, начинаю прокручивать в голове воспоминания, то осознаю, что ты часто был ко мне холоден. Я задаюсь вопросом, как терпел такое отношение, и до сих пор не могу найти внятного объяснения. Наверное, я слишком сильно тебя любил. А, может, мне было необходимо заслуживать любовь и выслуживаться, а ты просто стал тем, через кого я удовлетворял эту извращенную потребность

Мы провели вместе часа четыре, возможно, больше, потому что за временем я не следил. Я следил за Сукуной. За его забирающимся под кожу взглядом, хищным и диким, но не пугающим. Мое тело тянулось к нему, и я совершенно не находил в себе силы противиться. Словив себя на мысли, что не хочу, чтобы он уходил, я пришел в ужас: мы знакомы всего несколько часов.

Только он видит его, Сфинкса, Сфинксом. Не накладывает отражатели, не собирает его образ из его действий. Слепой — единственный, кто никогда в нем не разочаруется. Потому что Слепой никогда не видел его через призму собственных глаз. Слепой видел его отростками, еще одним органом чувств, что недоступен людям.

Совершенность стоит четвёртой в списке выебанных мною вещей: после обрядов, покоя-очищения и того длинноволосого парня, местонахождение которого я даже не знаю.