***
Первым, что он видит после пробуждения — покров из листьев над головой и редкие голые ветви деревьев. Зрение мутится, и солнечный свет слепит, однако в теле по какой-то причине лёгкость. Звуки вдруг ощущаются громче, трава под рукой — явственнее, а запахи — ярче. Даже сами по себе ощущения, казалось бы, усилились в разы, мысли стали громче. Странно. Непривычно. По рукам пробегает лёгкий холодок — совершенно как тот, который обхватил его своими тёмными руками на последней ноте гуциня. Он даже помнит, как почти увидел всё ту же бесформенную тьму, в которой был заточён много лет своей жизни, а после… Ах, но ведь сейчас тут тепло, а этот холодок покидает его, даже, казалось бы, с превеликим неудовольствием отпускает из своих цепких лап — а это лёгкое дуновение, словно обещание, что он однажды вернётся за ним снова. — О, вы проснулись, господин! Громкий голос — даже слишком, учитывая его очень чувствительные уши, — заставляет его дёрнуться, с уст тотчас срывается стон боли. Кажется, будто его тело прошлось по десятку валунов, прежде чем достигло конечной точки. Моргнув, он с трудом поворачивает голову вбок и видит адепта клана Лань. Другой, который выглядит более спокойным, кивает ему в знак приветствия. — Ханьгуан-цзюнь, — произносит второй. Трава шелестит под чужими ногами, а после на лоб ложится прохладная рука. Вэй Усянь насилу улыбается и довольно стонет, вновь прикрывая глаза. Приятно. — Ах, так прохладно… — Жар по-прежнему не спал, — звучит знакомый голос. — Сможете раздобыть в городе лекарств? — А? Но туда же полдня лететь… Ай, Сычжуй! Ладно, ладно, ай, прекрати меня толкать!.. — Мы купим нужное, Ханьгуан-цзюнь, не беспокойтесь. Прикрыв глаза, Вэй Усянь уже не видит, что происходит вокруг, и только слышит лязг мечей и свист ветра. Шелест листвы. Хруст веток где-то вдали. Тихое журчание речки, расположенной где-то южнее… — Нельзя засыпать. Промычав, Вэй Усянь сопротивляется этому ласковому, такому знакомому, почти родному голосу и пытается перевернуться на бок, когда крепкие, сильные руки не позволяют ему сделать этого, а вместо этого подтягивают выше. Он протестующе мычит и выдыхает — воздух резко покидает его лёгкие. — Дыши. И Вэй Усянь дышит. Вдох. Выдох. Воздух почему-то обжигает его лёгкие, но он через силу терпит. А после он вдруг начинает всё понимать: вокруг него лес, те двое адептов принадлежат клану Лань, перед ним самим, так свободно касаясь его, находится прекрасный Лань Ванцзи, а руки и шея вдруг кажутся непривычно свободными. Хрипло выдохнув, он подносит ладонь к подбородку, опускается ниже до ключиц — и обратно выше. Ничего. — Мы сняли кандалы, — тихо объясняет Лань Ванцзи. Вэй Усянь, часто задышав, даже на миг теряется — и вдруг выдыхает с облегчением. Слёзы так и грозятся выйти наружу, но он не позволяет себе подобной роскоши. Вместо этого он трёт глаза и выдыхает ещё раз — а после смотрит на Лань Ванцзи с бесконечной благодарностью во взгляде. Он жив. Не умер снова, прожив жалкие мгновения второй жизни, а выжил — и он будет, наверное, бесконечно благодарен клану Лань за это спасение. Если бы не они… Если бы Вэй Усянь не решил проявить эту своего рода смелость, понадеявшись на заклинателей, в какой бы земле сейчас лежало это тело и в какой тьме болталась бы душа? — Благодарю за спасение, господин Лань, — он кланяется, как только может, только Лань Ванцзи, поморщившись, останавливает его. — Нет нужды, — тихо отвечает мужчина. Ох. Лань Ванцзи — это по-прежнему Лань Ванцзи. Воистину тот, кто печётся о состоянии других и не требует никакой платы. Это, наверное, то самое, чем этот мужчина зацепил его, помимо красоты и забавного характера. Сердце пронзает тоской, а после он запоздало понимает, что ужасно выглядит — и очень, очень сильно похож на того себя, каким был в прошлом! Вэй Усянь не уверен, сколько времени минуло со дня его смерти, но учитывая, насколько возмужал Лань Ванцзи, прошло по меньшей мере лет десять. В таком случае, он надеется, этот мужчина не помнит его. Да, это будет правильно. Здравое решение мудрого заклинателя. — Ах, но она есть, — улыбается Вэй Усянь. Улыбка его поникает, когда он вспоминает других слуг. — Скажите, те люди… Вы помогли и им? — Мгм, — Лань Ванцзи кивает, — Лань Сычжуй и Лань Цзинъи отвели их в деревню. Они в порядке. Вэй Усянь вновь облегчённо выдыхает. — Клан Лань воистину щедр на помощь, — шепчет Вэй Усянь, привалившись спиной к дереву. — Но почему забрали меня?.. Я ведь почти… умер, знаете ли. Лань Ванцзи хмурится и смотрит на него так же, как раньше: пронзительно, внимательно, испытующе. Вэй Усянь вдруг вспоминает молодость: как любил частенько дразнить Лань Ванцзи, доставал того и выводил из себя, подбрасывал различные сборники и просто вился вокруг, словно липучка… А потом наступила война — и они стали врагами. Жизнь их, прежде беззаботная, в один день перевернулась с ног на голову, осела на телах пылью, пеплом и кровью других. Их жизни оказались сломаны. Их детство растаяло. Выдохнув, Вэй Усянь откидывает голову назад и жмурится, пытаясь сдержать рвущиеся на волю слёзы. Эти чувства обжигают его, словно пламя костра, и он не знает, куда спрятаться от них. Голова немного кружится, и он не уверен, из-за жара ли или от переполняющих его чувств. — Вэй Ин, — раздаётся беспокойный голос. Моргнув, он замирает на миг, а в другой — выразительно смотрит на мужчину. — Как… Как ты меня назвал? — Вэй Ин, — выдыхает Лань Ванцзи. — Тебя нельзя не узнать. — О… Теперь, кажется, он действительно плачет, потому что чувствует на щеках влагу, а на устах — солёный привкус. Тело пробивает мелкая дрожь, и он не знает, от страха ли это или облегчения. Он жмурится, пытается подавить всколыхнувшиеся эмоции, но это получается до того жалко, что он уверен: Лань Ванцзи потешается над ним и наблюдает с жалостью. Вот каким он стал: умер и занял другое тело.. Ах, разумеется. Теперь он понимает: Лань Ванцзи узнал его, разозлился на ещё одно использование тёмного заклинания — даже ритуала — и решил отвести в Облачные Глубины, как хотел сделать это в прошлом… и доставит его на суд своему ордену. Это вполне логично, и у этого есть смысл. Душа этого мальчика бесследно исчезла, и виноват в этом без малейших сомнений именно Вэй Усянь — это его ритуал и его рукописи. Руки мелко подрагивают при мысли, что едва он освободился от одних кандалов, так на него теперь нацепят иные — возможно, он всё же умрёт, когда новые заклинания, перекрыв ему силу, истощат его. Впрочем, то — верное решение. Тот, кто мёртв, оставаться мёртвым и должен. Вэй Усяню ли не знать? Он воскрешал мертвецов, и если во времена Аннигиляции Солнца это помогало — пусть и пугало других, — то после — порицалось. — Вэй Ин… — Не надо, — шепчет он, опустив голову, — я понимаю. Всё понимаю. Некоторое время Лань Ванцзи молчит, и Вэй Усянь, глядя себе под ноги, не видит его лица, но уверен: то не меняется. Разве что Лань Чжань может по своей привычке немного хмуриться — или что-то вроде того. Где-то в стороне раздаётся птичий крик. — Понимаешь, — медленно повторяет Лань Ванцзи. — Что именно? Выдохнув, Вэй Усянь трёт лицо — и, о, кажется, у него воистину сильный жар, только отчего?.. — и поднимает взгляд на Лань Ванцзи. Тот сидит перед ним, опустившись на землю коленями. На краю сознания мелькает глупая мысль, что тот испачкает так свои белоснежные одеяния… Белоснежные? Только в этот конкретный миг он замечает, что ханьфу Лань Ванцзи скорее не голубое, а белое — совсем как те, которые воистину траурные. Значит ли это, что Лань Ванцзи по кому-то скорбит настолько сильно, что даже носит на себе белоснежное ханьфу заместо привычных цветов клана? — Вэй Ин? Моргнув, он вновь смотрит ему в лицо и качает головой. — Я ведь.. тёмный заклинатель, а теперь… — он неопределённо разводит руки в стороны и как бы указывает на себя — на то, кем он стал, и знает, что Лань Ванцзи не может не понимать этого. — А теперь я, сам знаешь, тварь, на которую заклинатели охотятся… Ожидаемый исход, да? Я должен умереть. От заклинательского меча или на суде, как полагается преступнику вроде меня. С уст против воли срывается горький смешок. Действительно, вполне закономерный исход для человека вроде Вэй Усяня. Смерть. И в прошлой его ипостаси, и в нынешней — ничто не изменит его судьбы. В конце концов, мёртвый должен оставаться мёртвым. — Нет. Моргнув, Вэй Усянь смотрит на Лань Ванцзи в замешательстве. Всего одно слово – а уже сбивает его с толку. — Нет? — хрипло усмехается он. — Я тварь, Лань Чжань… — Нет, — непреклонно повторяет тот. — Ох, да брось ты это нет… Тело пронзает болью, и он резко скрючивается, выдыхает сквозь зубы и тихо стонет сквозь зубы. Дыхание сбивается, а жар, кажется, опаляет теперь не только его лоб, но и всё тело. Все внутренности полыхают. Даже ощущение меча, пронзающего тело, приятнее этого. Агония. На миг в разуме — мутном, ветвистом, — мелькает мысль, что, должно быть, похожую боль испытывают те, кто оказался объят пламенем костра. И это не ласковые прикосновения, которые описывают в стихах даосы, а обжигающие касания, от которых не убежать. Мир вокруг мерцает, кружится, размывается — и Вэй Усянь не видит даже собственных рук или коленей. — Дыши. Вместо того, чтобы послушаться, он рычит. Утробно, громко — так, как полагается рычать зверю. Сознание ускользает от него на миг, а затем вспыхивает вновь — и он теряется в ощущениях боли, прохлады и агонии. Это повторяется ещё несколько раз, сводя его с ума, и он умоляет всех Богов в этот миг, чтобы всё прекратилось. А затем что-то меняется. Мир вертится. До него доносится слабый шорох травы и поступь — удаляется. Он почти скулит, подумав, что Лань Ванцзи уходит, оставляет его один на один с этим. Ах, впрочем, он заслуживает этого, верно? На грудь — да все тело в целом, — словно приходится удар, и он резко вдыхает, валится на землю и опирается о неё. — Вэй Ин? — звучит беспокойное. Вдыхая воздух жадно, что есть сил, он шатается и заваливается на бок. Тело ощущается странным, лёгким и, кажется, даже массивным — но он, слишком истощённый последними событиями и этой болью, уже в следующую секунду прикрывает глаза и проваливается в сон.***
— С ним точно все будет в порядке? Уже почти вечер, Ханьгуан-цзюнь… — Подождем. Поморщившись, Вэй Усянь выдыхает и лениво приоткрывает глаза. В этот раз тело совсем лёгкое. В уши бьёт треск костра, который с каждым мгновением раздражает его всё больше, слышится завывание ветра и ухание совы где-то вдали. Звуки природы в противовес голосам даже умиротворяют, и он, прикрыв глаза, думает уснуть под колыбельную природы вновь, когда начинает кое-что осознавать. Дыхание задерживается в лёгких. Первое, что он понимает — это то, что он жив. Второе — Лань Ванцзи по-прежнему здесь, а дети, которые отправились ещё утром в поселение, уже вернулись — значит, прошел целый день, пока он спал? Вскочив, он скулит от боли, пронзившей в раз его тело, и вновь заваливается на бок. А после замирает, открывает рот — и тихо-тихо рычит. От этого звука, который издаёт он сам, голова идёт кругом, а мир вдруг вновь кружится. — Не двигайтесь так резко! — тут же выдыхает более спокойный из учеников клана Лань. Моргнув, он глупо смотрит на ученика, только видит он всё вокруг вдруг… как-то странно. Кажется, будто его зрение изменилось. Где-то сверху на него ложится рука, и он поворачивается, замечая Лань Ванцзи рядом с собой. Он почти — почти! — скулит снова, когда чувство облегчения накрывает его волной. Не ушёл. — Ты обратился, — тихо произносит мужчина, словно прочитав некоторые из его беспокойств. — Вэй Ин, дыши. Услышав лишь то, что он обратился, Вэй Усянь и правда задерживает дыхание — а после, раскрыв рот, выдыхает. Мотнув головой, он опускает взгляд и почти ужасается тому, что видит: лапы. Волчьи лапы. Собачьи. Тело пробирает мелкая дрожь, и он, пригнувшись к земле и заскулив, словно настоящий зверь, пятится назад, пока не врезается спиной в дерево — а уже там, почти сжавшись, он испуганно смотрит на свои лапы. Понимает: теперь у него морда и шерсть, клыки и волчье массивное тело. Против воли он вспоминает собак, и в этот миг осознав, что стал одним из них, дрожит всем телом и скулит, мотает головой и, шатко встав, мотается из стороны в сторону. Так продолжается всего минуту, пока чьи-то маленькие руки не обхватывают его за шею. На макушку ложится другая рука — широкая, взрослая. — Эй, прекрати сходить с ума. Ты что, забыл, что оборотень? — возмущается ученик. Вэй Усянь не видит, но понимает, что этот ребёнок обхватил его, чтобы остановить — и, удивительно, у того получилось. Перед ним же вновь встаёт на колени Лань Ванцзи, нежно касаясь макушки массивной головы. — Вэй Ин, дыши. Это нормально, что тебе страшно, но тебе нужно успокоиться. Успокоиться. Вэй Усянь и сам не знает, почему, но голос Лань Чжаня становится его колыбельной — и он, послушно прикрыв глаза, выдыхает и вдыхает хвойных аромат и прохладный воздух. Слабость отпускает его постепенно, а разум очищается — и он, спустя какое-то время открыв глаза, замечает, что ученики сидят возле него в своих правильных позах, а Лань Ванцзи неизменно сидит перед ним и не убирает руки. Это странно. Однако эта деталь — последнее, за что цепляется воспалённый мозг Вэй Усяня. Открывая пасть, он пытается сказать пару слов, но вместо этого издаёт горловой неясный звук. Писк?.. Адепт рядом с ним фыркает. — Ты волк. Серьезно, ты что, впервые обращаешься и не понимаешь, кто такой, или придуриваешься? — Цзинъи, — вздыхает другой. — Вежливость. Лань Цзинъи — этот непослушный, вольный мальчик, — фыркает снова. Другой, он вспоминает, Лань Сычжуй. Вэй Усянь же шутку не оценивает и прижимает голову — морду — к земле, едва слышно заскулив от сожаления. Да, это первый раз, когда он обращается — и, должно быть, первый раз для этого тела, учитывая ту агонию, через которую Вэй Усяню пришлось пройти ради этого глупого массивного образа. Верно, он — оборотень, но не от рождения. В своей первой жизни Вэй Усянь был исключительно заклинателем, а после — обычным человеком, ступившим на путь тьмы, но никогда — тварью или нечистью. Его могли прозвать демоном, но на деле он был как все. — Вэй Ин, — звучит беспокойно его имя. — Ты в порядке? Моргнув, он поднимает взгляд на Лань Ванцзи, наконец убравшего руку, и неловко кивает мордой. А после сразу мотает ей. — Не знаешь? — сразу понимает его Лань Цзинъи. Смышленый малый. — Как ты можешь не знать? — Цзинъи, — выдыхает Лань Сычжуй снова. — Пожалуйста, дай господину прийти в себя. Скорее всего, он действительно никогда не обращался. Те кандалы, помнишь? На этом упоминании Лань Цзинъи тушуется. Вэй Усянь, в свою очередь, кивает. Выдохнув, он неловко поднимается на лапы. В этот раз, когда его не охватывает паника, сделать это становится многим проще. Тело беспрекословно подчиняется его воле. Поднявшись, он оказывается в половину роста сидящих на земле детей, а те, на миг замерев, смотрят на него не то с ужасом, не то с благоговением, не то с любопытством. Разумеется, оборотни — явление не очень редкое, но зачастую все они прячутся в лесах или в отдалении от кланов заклинателей, поэтому найти именно такого оборотня — беззаботно принимающего обличие зверя, — сложно. Качнувшись раз, он остаётся стоять на лапах и выдыхает. Хорошо. Похоже, ему придётся смириться с тем, что он волк — и главное — стараться не дрожать при всякой мысли о том, что он уподобился тем, кого боится до безумия сильно. — Огромный, — выдыхает Лань Цзинъи. Лань Сычжуй разглядывает его молчаливо — и Вэй Усянь невольно сравнивает того с Лань Ванцзи. Внешне они даже похожи, только у Лань Сычжуя всё же иные черты лица, чем у Лань Ванцзи. Мотнув головой, он осматривается. И правда: поле его зрения немного расширилось, цвета стали ярче — да и видит он, несмотря на уже наступивший вечер, так же, как днём. И, ах, это действительно странно. Непривычно. Тело же, вопреки сомнениям, словно ликует. Сглотнув, он пытается сделать шаг, затем другой — а после медленно проходит по их импровизированному лагерю под любопытные взгляды заклинателей. Даже Лань Ванцзи наблюдает за ним, не сводя взгляда. — Пришёл в себя, — радостно хмыкает в какой-то момент, когда Вэй Усянь сорвался на более быстрый шаг, Лань Цзинъи. — Теперь в своей стихии? Замерев на месте, Вэй Усянь чуть склоняет морду вбок и мотает головой. — Ха? Как так? Вместо ответа Вэй Усянь неловко топчется на месте. Это тело всё ещё волчье. А к волкам и собакам он испытывает страх. Да, это может казаться занимательным опытом, но не более. Вдали раздаётся крик, и Вэй Усянь тотчас вскидывает морду, дёргает ушами и прислушивается. Крик повторяется. Развернувшись к заклинателям, он замечает, как те мигом напряглись. Это тело принадлежит волку, и — само собой! — он не может говорить, поэтому раздраженно рычит, отчего сам же дрожит в следующую секунду, и дёргает мордой в направлении, откуда раздавался крик. И срывается на бег. — Эй! Ты куда побежал?! Вэй Усянь игнорирует восклицание Лань Цзинъи и бежит, не оглядываясь. Позади него раздаётся лязг мечей и свист ветра — и он, даже не останавливаясь, чтобы обернуться, знает, что заклинатели помчались за ним. И только в этот миг, когда он бежит вдоль длинных рядов деревьев, понимает, насколько сильно это тело. Он с лёгкостью перепрыгивает огромное бревно, огибает деревья и отталкивается от земли, словно это ему ничего не стоит. И делать это — легко. Тело действует на инстинктах, которые даже не принадлежат Вэй Усяню, а он слушается, покоряется их воле и действует. Крик повторяется — и звучит ближе. Низко зарычав — отчего вновь содрогается телом и всего на миг замедляясь, — он рвётся к поляне. Там, в окружении яоугаев, дрожит и кричит о помощи девушка, на руках которой лежит другое тело. Прежде, чем Вэй Усянь успевает сам что-либо понять, он уже мчится к нечисти и кусает одного из них, зарычав, за ногу. Тот, пронзительно завыв, швыряет его одним слитным ударом в сторону — и Вэй Усянь врезается в дерево, но встаёт, едва пошатнувшись. Волчье тело сильное, но тело оборотня — ещё сильнее. Оправившись, он поднимается на лапы и рычит. Девушка, испугавшись, вжимается спиной в дерево и крепко прижимает к себе тело другой девицы. Подруги или сестры, решает он украдкой. Раздаётся свист ветра, а вслед за ним — взмах меча. Одна из тварей рычит, а другая, утробно зарычав, бросается в сторону Вэй Усяня. Тот, пригнувшись, отталкивается мощными лапами от земли и уворачивается от атаки когтистой лапы — и сам же, испытывая лёгкое отвращение, цепляет того клыками за скрюченную в колене ногу. Во рту тотчас скапливается гнилой привкус, и Вэй Усянь, передёрнувшись, отпрыгивает в сторону и сплёвывает вязкую тёмно-алую кровь на траву. Гадко. Яоугай, взревев, смотрит на него совсем шальными черными глазами, а по левую сторону от самого Вэй Усяня раздаются звуки битвы. Тварь вновь пытается пойти на него, только в этот раз не успевает даже Вэй Усянь пригнуться, чтобы ответить таким же выпадом, как Бичэнь пронзает сначала тело Яоугая, пролетев вдоль, а после отрезает шею. Звуки вмиг затихают. Встав в полный рост волчьего тела, — сможет ли он когда-нибудь не дрожать от одной этой мысли?.. — Вэй Усянь бросает взгляд на Лань Ванцзи, а тот, смахнув с верного меча кровь нечисти, смотрит в ответ. Мир на миг замирает в противовес тому, что он испытывал некоторое время назад. Пропало головокружение, вернулись запахи… Нос щекочет приятный аромат сандала — такой знакомый, но уже немного слабый. Выветривается, пробегает горестная мысль. Справа раздаётся шорох одежд, взмах клинков и шелест травы о сапоги. — Вы в порядке, госпожа? — раздаётся голос Лань Цзинъи. Обернувшись, он замечает, что ученики, разобравшись и со своей задачей, метнулись к девушкам. Вэй Усянь, всего раз глянув на Лань Ванцзи, подходит ближе и принюхивается — и выдыхает от облегчения, чувствуя, как теплится в крови обеих жизнь. А рядом с ним, точно это самое обыденное дело, встаёт и Лань Ванцзи. Глянув на того исподлобья, он на миг сравнивает мужчину с нефритовой статуей, залитой лунным светом и в окружении мерцающих на небе звёзд. Дыхание замирает. — Д-да… — звучит тихий девичий голосок. — Да, спасибо. Несмотря на ровный тон, Вэй Усянь замечает, как дрожит голос девушки. Обернувшись на неё вновь, он замечает и взгляд, украдкой направленный на него, и дрожь в руках, и сжатые на плечах подруги ладони. Опустив свою массивную морду, он делает несколько шагов назад и отходит ещё на некоторое расстояние. От девушки это не укрывается, но менее расслабленной она не становится. Ученики, переглянувшись, тоже смотрят на него, а Лань Ванцзи хмурится. Вэй Усянь мотает головой и показывает, что всё в порядке, поэтому просто ложится на траву поодаль и разве что поглядывает по сторонам. Слова, что доносятся до него, звучат достаточно чётко, чтобы он не испытывал с этим трудностей. На миг он думает обернуться человеком, чтобы не пугать никого, но понимает: не может. Это тело ново для него, и в данный миг, даже сосредоточившись на себе, он не может найти нужную кнопку. — Она… она упала… Те твари укусили её, и я не знаю, выживет ли она… — Цзинъи, те лекарства при тебе? — спрашивает Сычжуй. Слышится шелест одежды. — Держи. Затем — тихий взмах руки, шелест других одежд и травы. — Вам нужно поить её этим отваром с травами несколько дней. Яд быстро выйдет из организма, он не опасен. Девушка судорожно вздыхает и всхлипывает. — Спасибо, спасибо вам! На миг воцаряется тишина, поэтому Вэй Усянь, заметив подозрительное, дёргает ушами и поворачивается к ним — а ученики, разом повернув к нему голову, улыбаются: Лань Цзинъи — широко, а Лань Сычжуй — сдержано. — Вам нужно благодарить его. Это он услышал, что вам нужна помощь. Вэй Усянь, скривившись, вжимается в землю ещё сильнее и отводит морду в сторону. Украдкой же он замечает, как девушку охватывает новая волна дрожи. Однако затем, когда проходит почти минута, она вдруг наклоняет в его сторону голову. — Спасибо вам, господин… волк. От этого слова дрожит уже сам Вэй Усянь, и он, тихо проскулив, отползает дальше. Мало того, что он не любит благодарности, так его ещё и назвали волком! Почти псом! Дети смеются, и в этот раз даже Лань Сычжуй поддерживает тихое веселье своего друга. А Вэй Усянь, назвав их вредными детьми, фыркает. — Мы проводим вас до деревни. Откуда вы пришли? — вмешивается Лань Ванцзи, даже не посмотрев на адептов, словно такое поведение допустимо. Это даже удивляет Вэй Усяня. Девушка тихим голоском называет поселение, а после указывает туда, откуда пришла. — Сычжуй, позаботься о раненной. Госпожа, сможете дойти сами? Та кивает — и Вэй Усянь, подобравшись, неловко поднимается с земли вслед за заклинателями и девушкой. Позволяя тем пройти вперёд, он выжидает несколько минут и после медленно плетется позади. Нередко ученики оглядываются на него, но чаще всего это делает Лань Ванцзи, который, пропустив детей вперёд, идет где-то посередине их процессии. Вскоре нос щекочет аромат жареного мяса, овощей и супа — и много-много другого: запах костра, растаявшего воска, пота и алкоголя, смешавшихся с природным ароматом. Вэй Усянь замирает и решает: дальше он не пойдёт. Уже отсюда он видит свет окон и слышит голоса людей. Вспоминая, как испугалась его эта девушка, и так пережившая нападение нечисти, он не решается показаться людям. Ученики и Лань Ванцзи — разумеется! — замечают это и останавливаются. Лань Ванцзи в отличие от детей хмурится и подходит ближе, наклоняется и смотрит. А Вэй Усянь мотает мордой и смотрит на детей, а после садится на землю и безмолвно просит их идти дальше. — Отведите их домой, — приказывает он детям. Те, замешкавшись лишь на миг, уводят по-прежнему перепуганную девицу и её бессознательную подругу в деревню. Лань Ванцзи, словно переменившийся за эти долгие годы, в течение которых Вэй Усянь был мёртв, опускается перед ним на колени и легонько касается макушки. Вэй Усянь против воли льнёт к этому жесту, лишь в другой миг осознавая, как это выглядит со стороны. Вэй Усянь — не пёс, как бы он не дрожал от этой мысли, и он не станет уподобляться этим… существам. Ни за что! Резко отстранившись, он мотает мордой и в ужасе смотрит на свои… лапы. Склизкий страх царапает его изнутри, но он подавляет его, как может. — Ты в порядке? Моргнув, Вэй Усянь кивает. В целом — он в порядке, но в том, что касается его душевного спокойствия, всё не так гладко. Однако, Лань Ванцзи об этом знать не обязательно, да и показать он этого не смог бы. Как и сказать. — Ты можешь обернуться обратно? Понурив морду, Вэй Усянь печально смотрит в землю. К несчастью, он бессилен в этом. Даже сейчас, прикрыв глаза, он не может ухватиться ни за единую нить, которая связывала бы его с человеческим телом. На миг он даже представляет, что так никогда и не вернётся к тому телу — и эта мысль, проворно скользнувшая по всему его сознанию, пугает его. Вдох. Выдох. Не время паники… Он сможет. Всегда мог. Стремись достичь невозможного, верно? — Тебе нужно постараться, — словно бы журит его Лань Ванцзи, и Вэй Усянь, обидевшись на того, клацает зубами нарочито возле его рук. Шалость. — Вэй Ин. Фыркнув, он отводит взгляд в сторону. Вскоре он слышит топот ног — и, вскинув морду, замечает приближающихся к ним учеников. — Господин Вэй, должен признаться, что это было по-настоящему круто! Никогда ещё не видел оборотня в деле… — Ты никогда не видел оборотня в целом, Цзинъи, — тут же подмечает его друг. — С вами всё хорошо? Мы видели, как тот Яоугай отшвырнул вас. Весело фыркнув, Вэй Усянь кивает. Подобная мелочь с ним нынешним ничего не сделает. — А что ему будет? Помнишь, в учебниках говорят: оборотни сильны, выносливы, быстры — и ещё они сильнее заклинателя в несколько раз, когда в своём истинном обличии, поэтому и убить их сложнее всего. Моргнув, Вэй Усянь опускает морду на слове «убить». Он тотчас вспоминает: его отведут на суд Гусу, приговорят к смерти, а после отрежут голову — теперь уже морду, потому что Вэй Усянь не представляет, как ему вернуться в человеческий облик. Лань Сычжуй, походу уловив это, толкает друга в бок, а Лань Цзинъи издаёт возмущённый звук в ответ. — Возвращаемся. С рассветом отправимся в путь. Дети послушно кивают, тотчас выпрямив спины и стерев с лица улыбки. Кивнув следом, Вэй Усянь поднимается на лапы и молча следует за заклинателями. В этот раз они идут почти стройным рядом и перемещаются лишь тогда, когда тропинка становится по-особенному узкой. Вэй Усянь, расслабившийся на половине пути, играючи прыгает через ветви и брёвна, запрыгивает на пни, с которых потом спрыгивает так, что поднимает еловые иголки и опавшую листву в воздух, или вертится вокруг одного из деревьев, принюхиваясь и наслаждаясь особенно сильным ароматом. Возможно, он готов признать: у оборотней есть свои преимущества, и запахи — одно из них. Он может идти подле Лань Ванцзи и незаметно для других наслаждаться столь любимым ароматом сандала; он может вдыхать естественный запах леса и чувствовать умиротворение, которое разливается по всему его телу. Лес — истинно то место, которое волки любят больше всего и в котором они живут, и природа Вэй Усяня — Сы Шанвэя, который отдал ему тело, — ясно кричит об этом. Другое преимущество — отменное зрение. У заклинателей зрение достаточно хорошо, и они тоже могут видеть в темноте, но не настолько далеко и ясно, как оборотни. Третье заключается в том, что его чувства прекрасно обострены, поэтому, когда они немного теряются, он выравнивает их путь и ведёт до импровизированного лагеря под восхищённые смешки детей. — Без вас, господин Вэй, мы бы непременно потеряли наши запасы, — улыбается ему Лань Сычжуй, когда они вновь оказываются на их полянке с костром. — Спасибо вам. Вэй Усянь, смутившись, отползает немного назад и смотрит в сторону, а Лань Цзинъи тем временем смеётся. — Раньше я думал, что первый оборотень, которого я встречу, окажется злобным медведем, а на деле — безобидный волчонок. — Цзинъи. Поздно: Вэй Усянь, решив подшутить над ребёнком, открывает пасть ровно у того на глазах и цапает воздух прямо возле его бока. Тот, пискнув, испуганно отпрыгивает в сторону и вытягивает руку, тут же указывая на него. — Ты!.. Я думал, что ты добрый. Лань Сычжуй, расправляя плед, который вытащил из мешочка цянкунь, вздыхает. — Он играет с тобой, Цзинъи. — Он пытался меня укусить, а не поиграть! — возмущается ребёнок. Вэй Усянь, весело фыркнув, кружится вокруг себя — и только после, с дрожью осознав этот ужасный жест, невнятно скулит себе под нос и укладывается на землю. Лань Ванцзи смотрит на него неотрывно и пристально, но Вэй Усянь чувствует себя настолько уставшим, несмотря на долгий сон до этого, что засыпает. Вокруг него раздаются звуки леса, тихие возмущения Цзинъи и свист ветра — и он, убаюканный природой, засыпает.