Солнце висит высоко в небе, когда он разлепляет сонные глаза. Тело уже не такое слабое, как раньше, однако чувства и ощущения пространства по-прежнему сильны.
По левую сторону от него двое учеников ведут тихий разговор. Вэй Усянь улавливает что-то о ночной охоте, о себе самом и Ханьгуан-цзюне, но толком не вслушивается.
Моргнув, он привстает и с разочарованием замечает, что по-прежнему ходит на четырёх лапах. Дрожь проходит по его позвоночнику, но уже привыкший он подавляет ту и не обращает внимания.
— Господин Вэй, вы проснулись.
Обернувшись, он сонно смотрит на ученика клана Лань и кивает.
— Вы ужасный соня, вы знаете это? Мы хотели отправиться в путь уже десять раз, но Ханьгуан-цзюнь оставался неумолим и стоял на том, что вам очень нужен сон… Ай! Да что я такого сказал?
Лань Цзинъи потирает ушибленный бок, в который его ударил локтем Лань Сычжуй. Не удержавшись, Вэй Усянь весело фыркает.
Эти мальчики заставляют его улыбаться, и они же напоминают ему о детстве и даже немного — о родной семье. Той, которая приютила его и стала не заменой первой, а ещё одной. Они с Цзян Чэном частенько ссорились, мирились и снова ссорились, но оставались братьями и друзьями. С возрастом это просто переросло во взаимные подколки.
— Ну, раз ты уже проснулся, то мы можем отправиться в путь. Пешком отсюда нам придется идти немало дней… Ты уверен, что не можешь стать человеком? Это бы всё упростило.
Вэй Усянь вновь прислушивается к себе. Внутри него клубится сила — тёмная, в которой нет ни кусочка светлой — само собой, ведь любой оборотень прежде всего порождение тьмы, — однако он по-прежнему не может потянуть нить, чтобы принять облик человека. Он даже начинает сомневаться, что именно он из тех, кто может менять свой облик по желанию. Или проблема заключается в том, что Вэй Усянь — не настоящий оборотень, и сама природа, почувствовав это, заперла его в этом теле.
Во всяком случае, Вэй Усянь по-прежнему
не может. Он хорошо поспал, даже побегал прошлой ночью и
почти свыкся со своей новой ипостасью — не до конца, конечно, потому что дрожь при одной только мысли, кто он теперь, до сих пор проходит по всему его телу.
— Вэй Ин.
Моргнув, Вэй Усянь поворачивает голову туда, откуда исходит звук, и видит Лань Ванцзи.
По-прежнему красивый молодой второй господин семьи Лань. Сердце сжимается от тоски, и Вэй Усянь, последовав воле чувств, подходит к тому, а после — обходит кругом, словно приветствуя. Он почти не касается того своим массивным телом, и обходит осторожно, словно нефритовую статую.
Адепты клана Лань, не обратив на этот жест внимания, встают с земли и выпрямляются, кланяются и смотрят только на Лань Ванцзи. А тот, смерив их строгим взглядом, почти сразу переводит внимание на Вэй Усяня.
— Готов отправиться в путь?
Вэй Усянь с готовностью кивает.
Ученики клана тихо перешёптываются, однако Вэй Усянь слышит каждое слово и дёргает ушами — а после тихо смеётся так, как может смеяться волк — пока не слышит последние слова детей.
— Ханьгуан-цзюнь уделяет так много внимания господину Вэю… Думаешь, они знакомы?
— Я бы счёл их любовниками, если бы не знал подробностей.
— Он бы сказал мне…
— Конечно. Как может сын не узнать, что у его отца появилась пассия.
—
Цзинъи.
— Эй, локти! Я ничего такого не сказал!
Лань Ванцзи, кажется, даже не заметив их перешёптываний, тем временем тушит пламя костра, забирает некоторые их припасы и убирает их в мешочек цянькунь.
Вэй Усянь, замерев на месте, смотрит на Лань Ванцзи ещё более тоскливым взглядом.
Выходит, Лань Чжань — Чжань-Чжань, которого он всегда так по-наивному считал своей родственной душой, — за это время успел обзавестись женой и сыном.
Семьёй. Вэй Усянь мог слыть на словах ловеласом, похитителем сердец и завидным женихом, но он никогда не был глупым юношей — и он всегда знал, какого рода чувства испытывал к Лань Ванцзи. Поэтому та боль, что пронзает его сердце в этот миг, не кажется ему странной или чуждой. Она
ожидаема.
Наверное, даже хорошо, что он сейчас не человек: он не может начать говорить всякие глупости, как делал это обычно. Это своего рода спасение для того, у кого очень длинный и непослушный язык.
Дети, закончив перебранку, тоже забирают свои вещи, а после они вместе отправляются в путь. Вэй Усянь, занятый мыслями, плетётся сбоку от них, не пытаясь играться с чем-либо на пути.
Пение птиц. Тихая поступь, которой учат в клане Лань. Треск веток. Шелест листьев и травы. Запах хвои. Топот маленьких ножек о ствол дерева. Он прислушивается к звукам и ароматам вокруг, отчаянно пытаясь сосредоточиться хотя бы на этом.
По телу пробегает внезапная дрожь, но она даже приятна. Странная, необычная, словно предостерегающая и предвещающая нечто хорошее.
— Ханьгуан-цзюнь, — подаёт спустя время голос Лань Сычжуй, — вы уже предупредили Цзэу-цзюня?
Дрожь вновь проходит по телу Вэй Усяня, но в этот раз иная — от страха.
Ах, он так беспечен, что забыл о главном. Глупый!
— Мгм. Он знает о задержке. Вам не будет выдано наказание.
— О, круто. А я всё думал, что меня
опять посадят за переписывание… Ай!
Это было бы смешно и весело, если бы Вэй Усяня не терзали мрачные мысли. В этот раз избавиться от них не получается, и он вновь думает о предстоящем суде. Вынесут ли приговор как Вэй Усяню или Сы Шанвэю? Убьют ли, не позволив пройти в Облачные Глубины, или подержат, изморят голодом, сделают слугой в доме, а после убьют и избавятся от тела?
Впрочем, нет, клан Лань не настолько жесток, как его воображение.
— Господин Вэй, вы сегодня подозрительно тихий, — небрежно бросает Лань Цзинъи. — Вчера скакали — только в путь, а сейчас на мышь скорее походите… Огромную.. Сычжуй! У меня скоро синяк появится!
— Лань Цзинъи, — произносит уже Лань Ванцзи, — перепишешь раздел о поведении десять раз после того, как прибудем в Облачные Глубины.
Ребёнок, поникнув, послушно кивает, но после тотчас возвращается в своё прежнее состояние. А Лань Ванцзи, украдкой обернувшись, вдруг пронзает его взволнованным взглядом, от которого Вэй Усяню становится даже не по себе. Такое внимание непривычно ему.
Отвернувшись, Вэй Усянь смотрит на сухую землю под ногами.
— Он не сможет ответить на такие вопросы, — замечает Лань Сычжуй.
— Ладно. Тогда иначе: ты это из-за своего состояния?
Задумавшись, Вэй Усянь кивает — и тут же мотает головой.
— Не уверен, — спрашивает Лань Цзинъи, на что Вэй Усянь вновь качает мордой. — Хм… Не только? — на это он кивает. — О, хорошо. Тогда… Тебя беспокоит, не знаю, те оборотни из дома Шан?
Задумавшись, Вэй Усянь вспоминает тех слуг, но качает мордой — нет, это не то, что его беспокоит. Он не волнуется за жизнь тех людей, уверенный, что Лань Ванцзи отдал их в хорошие руки.
— Тогда погода?
— Это уже глупо, — замечает Лань Сычжуй. — Из-за погоды?
— А что? — он разводит руками. — Скоро дождь. Вон какие тучи! — мальчик указывает на небо, которое действительно начинает затягиваться дождевыми облаками. — Вдруг господин Вэй боится воды.
Тихо фыркнув — почти весело, как прежде, — он качает головой. Воды боятся кошки, а он не очень похож на этих пушистых милых созданий.
— Волки ее не боятся, Цзинъи, — вздыхает Лань Сычжуй.
— Ладно-ладно, — он поджимает плечами. — Тогда понятия не имею.
Лань Цзинъи задумывается, а Вэй Усянь тем временем принюхивается, и его нос уже здесь чует аромат дождя и свежести. Никогда прежде он не думал, что будет находить этот запах столь очаровательно приятным.
Тем не менее… дождь его немного беспокоит. Самую малость. И причина вовсе не в нём самом, а в заклинателях.
Вздохнув, он в два прыжка опережает Лань Ванцзи и встаёт у того на пути. Первым останавливается он сам, а за ним — дети. Качнув мордой, он указывает в северном направлении — оттуда исходит запах еды и тихий шум голосов.
Лань Цзинъи, этот любопытный мальчишка, выглядывает из-за спины наставника. Хмурится. Щурится.
— И что это значит? — спрашивает он, не выдержав. — Снова на кого-то напали, и нам надо спасать ещё одну бедную девицу?
—
Цзинъи…
— Да что?
Фыркнув, Вэй Усянь качает мордой.
— Не думаю, что могу понять… — тихо признаётся Лань Сычжуй.
В этот раз Вэй Усянь фыркает от раздражения и даже жалеет, что не может говорить. Но самую малость, потому что в ином случае его болтливый язык испугал бы этих детей. В свое время он раздражал своей болтовней всех.
Поразмыслив, Вэй Усянь поднимает взгляд на небо — на то, где собираются тёмные облака, — а после, понадеявшись, что его не убьют за такую вольность, подлезает под длинный подол белого ханьфу, прикрывая тканью разве что макушку. Меч пока что не звенит в воздухе, не рассекает его и не пронзает массивное тело Вэй Усяня, поэтому он торопливо, не дожидаясь кары Лань Ванцзи, чье личное пространство нарушил, отходит немного назад.
Дети смотрят на него с ужасом, а Лань Ванцзи только и делает, что задумчиво наклоняет голову вбок.
— Предлагаешь укрыться от дождя? — с долей неуверенности предполагает Лань Ванцзи, и Вэй Усянь радостно тявкает — а после тотчас захлопывает пасть и скулит.
Эти звуки, которые издаёт он сам, пугают.
— О… Серьезно? Небеса, мы же на охоту пошли, а в итоге играем с волком в ребусы… Ай! Сычжуй!
— Я всего лишь одёрнул тебя за рукав.
— Это всё равно неприятно.
Лань Ванцзи поворачивается к ученикам, и те мгновенно замолкают. А после он вновь смотрит на Вэй Усяня.
— Там деревня?
В этот раз Вэй Усянь не открывает пасть, но кивает.
— Тогда укроемся на ночь, а завтра опять в путь? Ха.. А мы так мало прошли.
Лань Ванцзи вновь не обращает на детей внимания и продолжает смотреть на Вэй Усяня, словно тот сказал — скорее даже сделал — что-то не так.
Озадаченный, он наклоняет голову вбок и безмолвно спрашивает.
— Ты не хотел приближаться к поселениям.
В этом… есть смысл. Но тут скорее причина в обратном: люди испугаются его, едва завидев. Та девушка испугалась, хотя он спас ей жизнь, и вместе с тем её страх после встречи с Яоугаями был понятен — но как отреагируют на его массивное обличие прочие? В их мире твари не редкое явление, и каждый год умирает до тысячи людей из-за призраков, оборотней, змеев измерителей и прочих. Вэй Усянь отличается только тем, что в первой жизни, которую явственно помнит, был человеком — но знает об этом только он сам.
А сейчас… Впрочем, ему и не обязательно заходить в деревню, но понимает: Ханьгуан-цзюнь не отпустит и будет следить. Кроме того, он будет подле заклинателей — тогда людям, возможно, будет менее страшно?
Вероятно, нет. Но и выбора у них нет.
— Может, спрячем под плащом? — вдруг предлагает Лань Цзинъи, за что тотчас получает привычный удар в бок. — Сычжуй!
— Никакой плащ не скроет
волка.
— Тогда пусть пройдёт через задний вход? Или поспит под крыльцом.
— Он не домашний зверь!
— Хорошо. А вдруг они просто слепые и не заметят?
— Цзинъи!
Лань Ванцзи позволяет детям предлагать и идет дальше, а сам молча смотрит на Вэй Усяня, отчего постепенно тому становится все более неловко. Этот взгляд, видят Небеса, слишком пристальный и пронзительный!
А Вэй Усянь, верный себе, смотрит в ответ, пусть и чувствует себя странно. Даже в молодости Лань Ванцзи не смотрел на него столь пристально, как в этой новой жизни. Вэй Усянь чаще всего раздражал того так сильно, что он наоборот — не выносил этого внимания и отворачивался быстрее вспышки молнии.
— Просто скажем, что он с нами, — в конце концов произносит Лань Ванцзи.
Споры между Лань Цзинъи и Лань Сычжуем моментально прекращаются, и те, резко повернувшись к наставнику, разве что рты не раскрыли от удивления. В Лань Сычжуя словно ударила молния, а перед лицом Лань Цзинъи пролетел на крыльях Лань Цижэнь.
Только подумав об этом нелепом сравнении, Вэй Усянь весело фыркает.
Совершенно нелепо.
— А... Это сработает? — неловко спрашивает Лань Цзинъи, неопределённо указывая руками на Вэй Усяня. — То есть для других он… Ну, очевидно
не совсем обычный волк.
Лань Сычжуй не закатывает глаза, но жест, который он делает, очень близок именно к этому.
— Ты сам недавно говорил о том, чтобы прикрыть его
плащом.
Лань Цзинъи неловко улыбается и убирает руку за спину, словно нашкодивший ребёнок — впрочем, эта мысль недалека от истины.
И это ошеломляет Вэй Усяня, потому что за эти два дня его мир в
буквальном смысле разрушился. Сначала он встречает такого взрослого Лань Чжаня и этих детей — а после все они — заклинатели из благородного клана, известного своим чувством долга и праведностью, — помогли ему и другим оборотням, не ранив ни одного. Лань
Цзинъи — ребёнок, который носит белую лобную ленту с узором
облаков, и этот ребёнок ведёт себя совершенно
не так, как установлено правилами монашеского ордена. Эти дети, похоже, искренне беспокоятся о нём и не проявляют ни единого неуважительного жеста. Даже Лань Ванцзи — Лань Ванцзи, который всегда чурался прикосновений к чему или кому-либо! — гладит его по макушке, касается без опаски и успокаивает, словно между ними даже не было никакой вражды и недомолвок.
И, в конце концов, Лань Ванцзи обзавёлся
семьёй. У него есть
сын. И где-то там —
жена.
Эта реальность, которая наступила после его смерти,
обескураживает.
— Мы не будем прятать Вэй Ина, — обрезает все непрекращающиеся препирательства Лань Ванцзи. — Он — человек.
Дети смотрят на Вэй Усяня, подозрительно вскинув брови, а после — на их наставника. Не сдержавшись вновь, Вэй Усянь заходится смехом — из его пасти выходят лишь тихие звуки, похожие на фырканье, но ученики улыбаются даже этому.
— Не хочу ставить ваше мнение под сомнение, Ханьгуан-цзюнь, но сейчас он… мало похож на человека… — и, когда Лань Сычжуй вновь и бесцеремонно толкает друга локтём в бок, тот ойкает и исправляется. — Ладно, он — человек, у которого просто слишком много
шерсти, а ещё он ходит на четырёх лапах, потому что так
удобнее. О, а ещё размеры такие, потому что он ел в детстве много овощей. Так лучше?
В то время, как Лань Сычжуй обречённо вздыхает, Лань Ванцзи молча разворачивается и смотрит на Вэй Усяня.
— Идём.
И ещё одна деталь — Лань Ванцзи, который воплощает собой всё истинное и правильное, что должно быть в человеке, — закрывает глаза на ужасные шутки Лань Цзинъи, его неуважительно-шуточное обращение к Вэй Усяню и часто невпопад звучащие замечания. В прошлом, когда Вэй Усянь вёл себя ужасающе бесстыдно и досаждал ему, Лань Ванцзи не чурался напомнить о правилах клана Лань, где он гостил, наказывал и смотрел так, словно мог одним взглядом обратить в ледышку.
И этот новый Лань Ванцзи нравится ему неожиданно сильнее, чем прежде. Тот, которого он знал прежде, становится лёгкой дымкой, а его место занимает, сливаясь в единое целое, этот взрослый мужчина, носящий то же имя и лицо.
— Ай, да что я такого снова сказал?! Сычжуй, прекрати драть мою одежду! То, что Ханьгуан-цзюнь молчит, не значит, что ты можешь портить мою одежду! Сычжуй!
Вэй Усянь, фыркая от смеха, идёт подле их группы.
Мрачные мысли медленно растворяются, и Вэй Усянь, благодарный за это, вьётся вокруг детей, огибает их и ласково трётся мордой о ноги.
В этот раз он подавляет дрожь куда лучше.
— О, это... благодарность? — Лань Цзинъи скромно смеётся. — Вы милый, господин Вэй… — и, фыркнув, Вэй Усянь тотчас клацает зубами возле ноги мальчишки, а тот испуганно отскакивает за спину Лань Сычжуя. — Беру слова назад: вы ужасный!
Лань Ванцзи, идущий впереди них, снова пропускает происходящее мимо ушей, словно ничего на самом деле не происходит, и Вэй Усяня это действительно забавляет. Прищурившись, он оказывается рядом с ним и вьётся вокруг, выражая благодарность и ему — а Лань Ванцзи, не замедлившись ни на миг, смотрит на него и кивает, словно понимает этот простой жест.
Фыркнув, Вэй Усянь решает поиграться с ним, и, завиляв хвостом — прекрати, предательская часть тела! — обскакивает его и прыгает на месте. Не изменившись в лице, Лань Ванцзи только и делает, что наблюдает за ним, в то время как дети позади того тихо смеются, а Лань Цзинъи даже хлопает — тихо-тихо, почти неуловимо, но острый слух Вэй Усяня улавливает этот хлопок.
А вскоре, принюхавшись, он чувствует первые дождевые капли. Одни падают на его шерсть и скатываются, а другие впитываются и оставляют за собой небольшие мокрые пятна. Лань Цзинъи, в неудовольствии поморщившись, прикрывает голову рукой, а Лань Сычжуй истинно сын своего отца — идёт, не обращая внимания на мелкие неудобства.
Вскоре перед ними предстаёт поселение: небольшое размерами, почти глухое, но свет горит в каждом окне, а двери гостиницы открыты. Это время, когда дождь почти полностью вошёл в свою силу, оказывается наиболее благоприятным: люди не бродят по улочкам и, следовательно, не могут заметить идущего подле заклинателей огромного волка.
Всё становится менее радужно, когда они подходят, уже почти насквозь промокшие, к таверне. Лань Цзинъи — этот своенравный, бесцеремонный ребёнок! — забегает туда первым и тотчас принимается отряхиваться от капель воды, которыми была застлана его одежда и волосы. Лань Сычжуй, тихо вздохнув, последовал за другом, а Лань Ванцзи остался стоять снаружи и только смотрел на Вэй Усяня.
И во взгляде его он различает вопрос.
— Добрые господа! Ох, вы насквозь промокли, заходите же скорее! — раздаётся мужской голос из глубины таверны.
Выдохнув, Вэй Усянь неловко подходит к Лань Ванцзи и толкает мордой ногу — так, будто делал всегда, и он начинает постепенно мириться с тем фактом, что некоторые его действия в этом облике не могут быть иными. Лань Ванцзи кивает и послушно заходит внутрь, а Вэй Усянь, дав себе пару лишних секунд, следует за ним.
— Ох, бедные дети, так промокли… Позвольте приготовить вам горячего чая и… Святые Небеса!
Вэй Усянь неловко топчется на месте, пока с его шерсти стекает почти потоком вода, и в конце концов заходит за Лань Ванцзи, будто это жалкое действие сможет скрыть его массивное тело от взора кого-либо.
Впрочем, спина у Лань Ванцзи воистину широкая… Природа щедро одарила его: окрасила лик и придала телу статный, завидный вид.
— Хозяин, это наш друг, и он совершенно безобиден! — вступает Лань Цзинъи. Вэй Усянь не видит, но слышит активные взмахи рук. — Прошу, не пугайтесь так…
— Не пугаться?! Это… Это волк! Оборотень!
Раздаётся шаг, другой — и Вэй Усянь узнаёт в лёгкой походке Лань Сычжуя.
— Уважаемый хозяин, просим — верно, он оборотень, но…
— Господин, — вмешивается Лань Ванцзи, впервые за эти несколько дней прервав кого-либо, — мы ручаемся за этого оборотня. При нас мечи, — он показательно кладёт руку на Бичэнь, и Вэй Усянь, на миг дёрнувшись, поднимает на него испуганный взгляд — но тот стоит к нему спиной и, похоже, смотрит на хозяина таверны. — Даю вам слово ордена Гусу Лань, что Вэй Ин никому не причинит вреда.
— Верно! — присоединяется Лань Цзинъи. — Разве вы не слышали о Ханьгуан-цзюне? Нашему наставнику можно доверять!
— Х-ханьгуан-ц-цзюне? — заикается мужчина, и Вэй Усянь несмело выглядывает из-за спины Лань Ванцзи. — Ах, я-я с-слышал, но это ведь… ведь он…
Кажется, на лицах учеников и Лань Ванцзи мелькает некоторая эмоция, от которой хозяин тотчас замолкает и низко кланяется. Вэй Усянь, тихо выдохнув, выходит из-за спины Лань Ванцзи совсем, но пригибается к полу, пытаясь выглядеть как можно меньше.
— Прошу, простите этого старика за недоверие! Ах, только скажите, чего желают господа заклинатели — я принесу вам это тотчас!
— Вот, так бы сразу, — ворчливо бормочет себе под нос Лань Цзинъи, и в этот раз Лань Сычжуй, который наверняка слышал друга, не стал ругать того.
Лань Ванцзи, убрав с меча ладонь, опускает взгляд на Вэй Усяня и легонько касается его макушки.
— Хочешь поесть?
Моргнув, Вэй Усянь всерьёз задумывается об этом, а после, припомнив, что на самом деле не ел достаточно давно, кивает. От еды — тем более купленной Ханьгуан-цзюнем! — он ни за что не откажется. Ах, если бы та ещё была посыпана перцем…
Лань Цзинъи тихо фыркает, кажется, уловив его настроение.
Лань Ванцзи подходит к стойке, за которой всё это время стоит испуганный хозяин таверны, и ставит на столешницу довольно объёмный — и звенящий, как замечает Вэй Усянь, — мешок денег.
— Подайте нам чая на четверых, паренных овощей и кусок мяса. Чем больше — тем лучше, — произносит Лань Ванцзи, украдкой взглянув на Вэй Усяня. — И, если у вас имеется, добавьте туда побольше острого перца. И, пожалуйста, подготовьте нам бочки.
Вэй Усянь, кажется, плохо слышит — или ему не кажется, и Лань Ванцзи – Лань Ванцзи, о Небеса! — заказал ему не просто мясо, а мясо, посыпанное порцией острых специй?
Нет, он точно ошибся…
— Конечно!
— Какие комнаты мы можем взять? — вмешивается Лань Цзинъи.
— Первые… четыре?
— Трёх достаточно.
Лань Цзинъи и Лань Сычжуй озадаченно переглядываются, но пожимают плечами.
Им выдают ключи, а после они все уходят на второй этаж таверны. Лань Ванцзи наказывает детям скрыться в своих покоях, дождаться ужина и лечь спать сразу после того, как они искупаются. Те, поклонившись, покорно следуют его воле, а Вэй Усянь, умиляясь, почти смеётся им на прощание.
Однако, когда они остаются в коридоре одни, он задаётся очевидным вопросом: раз Лань Ванцзи взял по комнате на каждого из них, то куда следует отправиться спать Вэй Усяню? Или тот решил последовать предложению Лань Цзинъи о том, чтобы ему самое место спать под крыльцом?
Ответ всплывает сам собой, когда Лань Ванцзи, украдкой взглянув на него, открывает дверь в собственный номер и стоит так, не заходя внутрь. Стушевавшись, Вэй Усянь следует его воле и заходит внутрь.
Дверь закрывается с тихим скрипом петель.
Нос уже щекочет аромат трав, мяса и овощей — и он, вдруг разомлевший, укладывается по одну сторону стола на полу и кладёт морду на лапы. Не прикрывая глаз, он наблюдает, как Лань Ванцзи ставит меч у стены и снимает верхнюю мантию, под которой прячется ещё один — и, скорее всего, не единственный, — слой одежды, тоже промокший насквозь. Вэй Усянь фыркает и думает, что это нисколько не поможет Лань Ванцзи высохнуть.
В конце концов, Лань Ванцзи молчаливо скрывается за ширмой, а Вэй Усянь прикрывает глаза и отдаётся мыслям.
Прежде всего, во всём этом присутствуют некоторые моменты, которые не связаны один с другим, сколько бы усилий он не прилагал: эти дети и Лань Ванцзи беспокоятся за него, позволяют свободно бродить рядом и ничем не ограничивают — его даже накормят! Так по какой причине, при всём этом, они ведут себя так, будто ведут его вовсе не на суд? Этого он действительно не понимает. Дети могут не знать, он признаёт это — но
Лань Ванцзи? Тот Лань Ванцзи, который решил купить ему довольно большой кусок мяса? Это
нелепо.
Но больше, чем это, его волнует собственное состояние. Вэй Усянь чувствует внутри себя бурлящую силу и то, как она струится по его волчьему телу — и всё же он не может перевоплотиться в человека. Кроме того, он теперь волк — и за эти несколько суток он в определённой степени даже успел свыкнуться с тем, кем является. Во-первых, он — не собака, пусть и инстинкты, которые частенько берут верх, довольно похожи на тех. Во-вторых, он
волк, а это — не собака, и это — его вторая форма, с которой ему
придётся жить — насколько бы мала его жизнь ни была.
И всё же это удручает.
Волк. Насмешка судьбы, не иначе.
В этот раз он даже не дрожит, тело охватывает приятная нега.
Вскоре он слышит стук сапог и шелест сухой одежды. Приоткрыв глаза, он замечает Лань Ванцзи, сменившего наряд на похожий — идентичный, он бы сказал.
— Тебя нужно вытереть.
Едва услышав это, Вэй Усянь сдвигается чуть в бок и смотрит на мужчину с подозрением.
— Ты весь намок, Вэй Ин.
Фыркнув, он укладывает морду обратно на лапы. Не беда — всего лишь мокрая шерсть, и это нисколько ему не мешает.
Шелестит какая-то ткань, а после — одежды, и Вэй Усянь, даже не поворачиваясь, знает: Лань Ванцзи опустился с ним рядом, а в руках у того с наибольшей вероятностью полотенце. Это очевидно.
— Если не сделаем этого, ты зальёшь пол водой, а вслед за этим — и этаж снизу.
Открыв глаза, Вэй Усянь опускает взгляд ниже и в неудовольствии встаёт. Хорошо, эта угроза вполне весома и реальна, и он уже видит под собой немалую лужу. Шерсть, конечно, немного защищает от влаги, но в данном случае это вовсе не является преимуществом.
Взглянув на Лань Ванцзи, он кивает. Пускай делает, что хочет.
И Лань Ванцзи делает: бережно трёт его тело полотенцем, точно желает убрать каждую каплю, и заботливо гладит вдоль шерсти, когда ведёт рукой вдоль позвоночника. Это
приятно. Настолько, что Вэй Усянь позволяет себе раствориться в этих ощущениях: запахе Лань Чжаня, его руках на своём мохнатом теле, аромате сандала, который вмиг перебивает прочие, и стуке дождя о черепицу.
О, он так любит его.
Будь Вэй Усянь кошкой, он бы
заурчал — и,
возможно, он самую малость урчит — или издаёт другой грудной звук, очень напоминающий мурлыкание, потому что, получая эту незамысловатую ласку, он
плавится и чувствует лёгкую вибрацию, которая проходит по его телу. Вэй Усянь понимает, что не должен так себя вести, но это выше его сил, а вся эта атмосфера и запахи кружат ему голову не хуже лучшего в Гусу вина.
И впервые за несколько дней у него не возникает сравнений
себя с другими видами.
Однако в какой-то момент всё заканчивается, и Лань Ванцзи, замерев с полотенцем у его брюха, вдруг просто смотрит в одну точку на его теле со странным выражением лица. В глубине глаз мужчины Вэй Усянь различает эмоции — впервые за время их знакомства, наверное? — но не может разгадать их.
И вновь — он не может спросить словами, поэтому, развернувшись, тычется мордой тому в руку, и Лань Ванцзи, точно застывший нефритовой статуей, наконец-то отмирает.
— Вэй Ин, — выдыхает Лань Ванцзи, и в одном имени Вэй Усянь слышит столь много всего, что ему становится даже не по себе. Как Лань Чжань может всего парой слов — именем! — произнести столь многое? — Давно ты вернулся?
Моргнув, Вэй Усянь сначала мотает головой, а после наклоняет её вбок.
— Всё хорошо.
Только Лань Ванцзи тянется к его макушке, собираясь вытереть и её, как в дверь раздаётся стук. Отложив полотенце изящным движением руки, Лань Ванцзи встаёт с места и открывает дверь, а после хозяин, похоже, не решившийся посылать слуг, лично сам ставит им на стол порцию заказанных овощей и действительно добротный кусок — кусище! — мяса.
Желудок предательски урчит, когда он чувствует аромат хорошо прожаренного мяса, усыпанного щедрой порцией острого перца, в такой близи.
— Благодарю вас, — произносит, наклонив в уважении голову, Лань Ванцзи.
— Ох, не стоит, не стоит! — тотчас бормочет хозяин. — Позовите, как только закончите с трапезой, и мы сразу же приготовим вам бочку!
Поклонившись низко-низко, хозяин торопливо уходит из помещения, а Вэй Усянь фыркает — этот человек настолько боится его, что даже бросить взгляд не рискнул, и ушёл столь стремительно, будто боялся, как бы Вэй Усянь не откусил какую часть тела.
В целом, по этой причине он и сторонился поселения в ту ночь. В этом им повезло, но только этим вечером: никто не решился выйти из дома из-за дождя. Однако он боится представить реакцию окружающих, когда он выйдет из таверны завтра — словит все взгляды! И, пожалуй, не лучшие. В прошлом на него смотрели как на одного из молодых господ, с восхищением и уважением, а теперь — со страхом, и не то чтобы это было непривычно. Это не слишком отличается от того времени, когда он воевал, а после — защищал оставшуюся горстку Вэней.
— Гложут мысли?
Вэй Усянь поднимает голову, замечая, что Лань Ванцзи уже сидит напротив него, разломив одноразовые палочки пополам, но ещё не приступив к трапезе.
Поразмыслив, Вэй Усянь в конце концов качает головой и подходит к столу ближе, принюхивается и почти блаженно вздыхает — этот аромат столь прекрасен, что должен быть записан в стихах.
— Ешь, а не нюхай.
Вэй Усянь фыркает, а после неуверенно смотрит на кусок мяса. Он бы с радостью, только вот беспокоится о том, как это будет выглядеть со стороны. То есть — он большой косматый волк, по-прежнему мокрый из-за дождя, и у него довольно
огромная пасть, в которую с лёгкостью поместится даже голова человека. Столкнись с такой ситуацией Вэй Усянь, он бы перепугался видеть, как прямо перед ним волк съедает огромный кусок мяса в один присест.
А Лань Ванцзи, опустив взгляд в тарелку, замолкает и приступает к еде. Правила клана Лань, вспоминает Вэй Усянь с тихим вздохом.
Неуверенный, он откусывает сначала маленький кусочек, попытавшись извернуться, а после — второй и третий — и, в конце концов сдавшись, ест так, как ему кажется удобнее всего.
Закончив раньше Лань Ванцзи, он с блаженством укладывается на пол вновь.
Уже наполовину уснувший, он почти не наблюдает за тем, что происходит вокруг него, но слышит, как убирают посуду, приносят бочку и наполняют её — и Лань Ванцзи моется в ней, скрывшись за ширмой, а по всему помещению разлетается приятный мыльный аромат.
Вэй Усянь и не замечает, как засыпает.
***
На следующее утро — раннее, когда только поднимается солнце, а первые птицы начинают воспевать грядущий день в своих мелодиях — он просыпается по-прежнему волком.
Хорошо, возможно, он сможет привыкнуть к этому. В конце концов, это уже не кажется ему настолько невыполнимой задачей: он смирился со своими действиями в этом теле, потому что жесты — это всё, что у него есть; и он уже более спокойно смотрит на свои сильные лапы и признает — это его обличие. То, в котором, возможно, ему предстоит провести остатки дней.
— Можешь поспать ещё.
Вскинув голову на Лань Ванцзи, он качает головой и вытягивается. Позвонки приятно хрустят, а мышцы — тянутся.
Поспать бы он хотел, но сейчас раннее утро, когда мало кто просыпается — наверное, так рано поднимаются только члены клана Лань, — а следовательно, никто из людей не заметит его мохнатого тела и не испугается. Даже если они встретят редких зевак, ничего страшного.
А Лань Ванцзи тем временем переодевается за ширмой и шуршит нарядами. Пока у него есть время, Вэй Усянь подходит к окну и выглядывает наружу: дождя нет, но на земле остались лужи. Слабые лучи солнца уже пробиваются в помещение и скользят по серым стенам. Принюхавшись, он чувствует сырость погоды и свежесть леса — и этот аромат пронзает тело Вэй Усяня приятной дрожью.
— Готов отправиться в путь?
Обернувшись, Вэй Усянь застаёт Лань Ванцзи в том же наряде, который был на нём вчера — высушил.
Вопрос самую малость ставит Вэй Усяня в тупик, но он кивает — и задаётся вопросом, как бы отреагировал Лань Ванцзи, если бы он отказался продолжать путь. Потащил бы силком? Надел кандалы? Нет, даже не так — почему Лань Ванцзи
до сих пор не надел на него что угодно, что держало бы его на привязи, а позволяет столь беззаботно и свободно блуждать вокруг них, будто он не заключенный.
Эта мысль вновь сбивает его с толку, но он волк и спросить не может.
Тот, кажется, не заметив его терзаний, открывает дверь и ждёт его, а Вэй Усянь слушается и выходит из помещения первым. Пока Лань Ванцзи стучится в двери учеников, Вэй Усянь пользуется случаем и неловко спускается по лестнице на первый этаж. Это неудобно, потому что его тело довольно
огромное, и кроме того — всякий раз, когда он наступает на ступеньку, край её врезается в лапу, что приносит легкий дискомфорт.
Внизу людей нет, и Вэй Усянь фыркает, не удивлённый этому. За стойкой, протирая кружки и болтая со служанкой, стоит хозяин, который при виде него тотчас бледнеет и едва ли не падает в обморок.
— Вы сегодня ранняя пташка, господин Вэй, — раздается позади голос Лань Цзиньи. — Ой, вы же их едите наверное, да?
—
Цзинъи.
Закатив глаза, Вэй Усянь толкает того мордой в бок, как делает это Лань Сычжуй, и весело фыркает. Жалко разочаровывать мальчика, но нет — он не ест птиц. Лань Цзинъи реагирует на это недовольным восклицанием и надутыми губами.
— В-вы уже проснулись! — нервно восклицает хозяин. — Ах, желаете позавтракать? Подам самое лучшее!
Лань Цзиньи тотчас просиял.
— О, я не отказался бы от…
— Нет, — отказывается Лань Ванцзи, обойдя учеников и Вэй Усяня. — Мы отправимся в путь. Благодарим за гостеприимство.
— О, не стоит, не стоит! Это моя работа. Доброго пути, господа заклинатели!
Вэй Усянь фыркает. Будь он человеком, сказал бы, что эта напускная доброжелательность — просто результат того мешочка золота, который подкинул хозяину Лань Ванцзи. Он более чем уверен, что мужчина заплатил вдвое или трое больше допустимого.
Лань Цзинъи выглядит понурым, когда они выходят из таверны, и Вэй Усянь, желая подбодрить обычно задорного ребёнка, вьётся возле его ног и шутливо цапает возле ноги. Тот, мигом перепугавшись, отскакивает подальше.
— Жуткий волк!
Вэй Усянь фыркает, смеясь.
На их пути почти не встречаются люди, но те немногие — сонные, одетые в простые наряды и в большинстве своём уже преклонного возраста с седыми волосами, — смотрят на Вэй Усяня, словно на ужасного зверя. И он их не винит: он и сам бы перепугался на месте любого из них.
В лесу уже никто не смотрит, и он расслабленно идёт подле заклинателей, поглядывает по сторонам и вслушивается в песню природы, медленно просыпающейся под лучами восходящего солнца.
В какой-то момент Лань Цзинъи приближается к нему и смотрит.
— Ты почему до сих пор не стал человеком? — спрашивает Лань Цзинъи.
Лань Сычжуй позади того тихо и тяжело вздыхает.
Вэй Усянь смотрит на того и даже не знает, каким жестом ему ответить. В этом обличии пожать плечами не получится, а как иначе он может выразить, что не знает ответа на этот вопрос?
Задумавшись, в итоге он просто качает головой.
— Нет? Что нет?
— Он не знает, — вздыхает Лань Сычжуй, — верно?
Просияв, Вэй Усянь кивает.
— О, ладно, — хмыкает Лань Цзинъи, — но
почему?
— Как он ответит тебе на этот вопрос?
— Хорошо… Снова будем угадывать? Мне эта игра начинает нравиться!
—
Цзинъи….
— Итак, ты не можешь обратиться, потому что… слаб?
Сначала Вэй Усянь смеётся со слова «игра», которая из уст учеников клана Лань никогда не услышишь, а после — с этого глупого предположения. В нём много силы, он это чувствует и знает, поэтому Вэй Усянь очень сильно сомневается, что дело конкретно в этом.
Их разговор, похоже, привлекает внимание Лань Ванцзи, потому что тот немного замедляет шаг и идёт почти вровень с ними, точно незаметно прислушивается. Вэй Усянь не решается прервать того и позволяет, но задаётся вопросом о причинах его поведения.
— Тогда… На тебе заклятие?
— Заклятие, которое обратило его в оборотня?
— Ага! — воодушевлённо восклицает Лань Цзинъи. — Знаешь эти сказки про истинную любовь! Вот! — на лице мальчика тотчас мелькает подозрительная эмоция, и тот мигом оборачивается к Лань Ванцзи. — Ханьгуан-цзюнь!..
Не успевает Лань Цзинъи произнести очевидное, как Лань Сычжуй прикрывает тому рот рукой, а тот недовольно мычит и размахивает руками, пытаясь вырваться из хватки.
Не удержавшись, Вэй Усянь фыркает, смеясь.
— Ладно-ладно! — в конце концов выкрикивает Лань Цзинъи, когда рука Лань Сычжуя пропадает. — Ай, ладно. Хорошо. Тогда какие ещё есть варианты? Просто не хотите?
Вэй Усянь качает головой и в этот раз.
— Не знаете как?
На этом утверждении Вэй Усянь задумывается. Может, он действительно делает что-то не так? Или ему просто не хватает желания обратиться обратно? Впрочем, он хотел бы стать человеком снова. Быть волком, конечно, весьма удобно, но он лишён некоторых человеческих возможностей.
В конце концов, он мотает головой. Скорее всего, он делает всё правильно, просто ему чего-то не хватает.
— Возможно, — вдруг подаёт голос Лань Ванцзи, обескуражив этим учеников и Вэй Усяня, — ты боишься?
Моргнув, Вэй Усянь хмурится. Стать человеком он не боится, а вот быть волком… Да, в начале ему было страшно, однако сейчас это чувство постепенно сошло на нет. Сейчас ему скорее просто немного неприятно осознавать, что облик этого тела присущ тому виду животных, которых он боится с детства больше всего — но и только.
— Как может оборотень бояться такого? Это же всё равно, что испугаться собственной
тени.
— Тебе ли не знать, верно,
Цзинъи?
— Эй, ты на что намекаешь?
А Лань Ванцзи тем временем пронзает его взглядом, и Вэй Усянь вдруг различает в золотистой радужке глаз беспокойство. Он быстро преодолевает разделяющее их расстояние и вьётся вокруг Лань Ванцзи, пытаясь убедить того, что всё в порядке.
Однако он так или иначе задумывается над сказанным.
***
Страх — штука склизская, противная и не очень приятная. Вэй Усянь знаком с этим чувством с детства: сначала он боялся собак, которые порой не оставляли на нём живого места; в доме семьи Цзян он боялся оступиться и оказаться на улице снова; в Облачных Глубинах — что чем-то серьезно заденет Лань Ванцзи; на войне —потерять то последнее, что у него осталось; защищая Вэней — что они умрут; проснувшись в этом новом теле — умереть снова.
Перевоплотившись в оборотня, он стал бояться
себя.
Присев поодаль от костра, и глядя на танцующее пламя, Вэй Усянь задумался о том, что он действительно всё это время боялся самого себя. Того, кем он стал.
Выдохнув, он прикрывает глаза, не сменяя позы, и думает о том, что больше
не боится. Это тело — его новая суть, и он не должен её бояться. Да, у него было тяжёлое детство, но то были собаки — голодные псы, бродячие и никому не нужные, а сейчас он — волк, и эта шерсть — его собственная, а на этих лапах ходит он сам, а не кто-то другой.
Заглянув в себя, он наконец-то нащупывает ту тонкую ниточку, которая связывает его тело с другим обликом — и тянет за неё резко, уверенно и решительно.
Воздух выбивает из лёгких, но в этот раз нет той агонии, какая была в первый раз, и открыв глаза, он видит встревоженные — и восхищённые — лица заклинателей.
— О, мы наконец-то увидели
вас, господин Вэй!
— Вэй Ин! — выдыхает Лань Ванцзи.
Вместо того, чтобы сразу ответить, он трясёт головой и прикладывает руку ко лбу — и наконец-то он чувствует свои руки, ноги и обычное человеческое тело.
— Вам нужна помощь, господин Вэй? — взволнованно спрашивает Лань Сычжуй, и сердце Вэй Усяня сжимается от того, насколько сын Лань Чжаня
очаровательный.
Выдохнув, он качает головой. В целом, он чувствует себя в порядке. Даже больше, чем в порядке. Тело вновь лёгкое, больше нет той слабости, какая была раньше, и это его тело — отданное и изменившееся под более близкий ему облик, но
его.
Да, он в порядке.
— Знаешь, Лань Чжань, ты был прав, — тихо произносит он, вновь тряхнув головой и взглянув на мужчину, — я просто боялся.
— Боялись? — не понимает Лань Цзинъи.
— Ну, знаешь, я не очень люблю собак, а тут раз — и стал похожим на
них, — он неловко разводит руками и хрипло смеётся, вдруг понимая, что ему ужасно хочется пить. — Ах, всё же не откажусь от помощи. Можно воды, пожалуйста?
Лань Ванцзи тут же протягивает ему полную чашу воды, и Вэй Усянь, благодарно улыбнувшись, осушает её полностью.
— Серьезно, ты же
оборотень.
—
Цзинъи.
Вэй Усянь смеётся и качает головой. Замечания Лань Цзинъи могут быть резкими, но безобидными, поэтому он нисколько не обижается на это сравнение и даже понимает. Конечно, эти дети, должно быть, даже не понимают, кто перед ними на самом деле. Вэй Усянь не удивится, если он был мёртв настолько долго, что эти дети на момент его смерти были всего лишь младенцами.
Ах, теперь ему вдруг становится интересно, как много времени минуло с той поры, когда он умер.
— Оборотень, который боялся своей второй ипостаси. Да, — легко соглашается Вэй Усянь. — Не беспокойся так сильно, Сычжуй, я не злюсь на Цзинъи за вопросы. Это даже
мило.
— К-какое мило?! — смущённо восклицает Лань Цзинъи.
Лань Сычжуй издаёт сдержанный смешок, а Лань Цзинъи возмущенно толкает друга вбок — и Вэй Усянь смеётся до тех пор, пока не чувствует лёгкое прикосновение пальцев к собственному запястью.
Сместившись незаметно для других, Лань Ванцзи оказался близко к нему и теперь касается двумя пальцами его запястья.
Эта забота вновь
ошеломляет его.
— Я в порядке, Лань Чжань, — он накрывает руку Лань Ванцзи своей и чуть отводит. — Не беспокойся.
Дети смотрят в стороны смущёнными взглядами, и Вэй Усянь вдруг задумывается, насколько необычным выглядит этот жест для них, раз этому удивляется даже сам Вэй Усянь, знавший Лань Ванцзи так много лет.
На какой-то краткий миг Вэй Усяню кажется, будто Лань Ванцзи убирает руку с чем-то сродни лёгкого нежелания.
Лань Цзинъи тихо кашляет, привлекая их внимание.
— Возможно, теперь мы сможем полететь на мечах? Знаете, так будет многим быстрее…
При мысли о том, чтобы встать на меч рядом с кем-то, Вэй Усянь вдруг дрожит и качает головой.
— Нет-нет! — он отмахивается, даже не попытавшись скрыть странный страх. — Давайте вместо этого поступим иначе? Вы можете полететь по воздуху, а я буду догонять вас по земле… Оборотни выносливы, верно?
Ученики смотрят на него с подозрением, а после переводят взгляд на наставника — а тот, не отрывая взгляда, смотрит на Вэй Усяня, словно у него на лице есть что-то, что он не видит. Взволнованно дёрнув плечом, он пытается улыбнуться тому и даже чуть касается его колена своим, пытаясь показать, что всё в порядке.
Впрочем, поразмыслив, он понимает: глупая затея. Эти дети и Лань Ванцзи должны доставить его в Облачные Глубины, и разумеется — они обязаны не спускать с него глаз.
И вновь на него накатывает это чувство полной беспомощности и грядущей смерти — он не может избежать наказание, да и не пытается. Знает: за свою жизнь он совершил немало грехов, и на его руках кровь очень многих людей. Он заслуживает этого.
Зря, Сы Шанвэй,
ты провёл ритуал.
— Хорошо, — в конце концов произносит Лань Ванцзи, — пусть будет так.
Вздрогнув, Вэй Усянь удивлённо смотрит на Лань Ванцзи и не уверен, что перед ним действительно тот Лань Чжань, которого он знал в молодости.
— О, ладно, — кивает Лань Цзинъи. — Это действительно будет быстрее.
— Ну и хорошо, — смеётся Вэй Усянь. — А сейчас, наверное, давайте спать? У клана Лань ведь такие строгие правила.
Лань Цзинъи в неудовольствии фыркает, однако стоит Лань Ванцзи смерить его строгим взглядом, как тот послушно кивает и мигом укладывается на сухую траву. Лань Сычжуй, только качнув головой, ложится спать следом, не смея перечить слову наставника.
Улыбнувшись, Вэй Усянь и сам приваливается к дереву спиной и смотрит на Лань Ванцзи — а тот, оставшись сидеть на том же месте, смотрит в ответ.
— Тебе тоже нужно поспать, Лань Чжань, — шепчет Вэй Усянь.
Слушается Лань Ванцзи его только через минуту: отходит чуть подальше от костра и укладывается на землю.
Сейчас, пока у него есть такая возможность, Вэй Усянь изучает Лань Ванцзи взглядом и засыпает только когда костёр почти гаснет.
С рассветом они отправляются в путь. Вэй Усянь с лёгкостью обращается волком, в этот раз не испытав затруднений, а Лань Ванцзи и ученики встают на мечи и взлетают — и Вэй Усянь, выждав пару минут, срывается на бег вслед за ними.
