Какого цвета небо?

На тридцатом этаже небоскрёба Синдзюку жил Сатору Годжо. Его апартаменты состояли из двух этажей с панорамными окнами, с которых открывался красивый вид на город. Особенно волшебным он был вечерами, когда загорались огни Токио. На первом этаже располагалась просторная кухня, плавно переходящая в такую же большую гостиную. В длинном коридоре были четыре двери, первая вела в гостевую комнату и ванную, вторая в мини-библиотеку, третья в игровую, и последняя была комнатой домработницы. На второй этаж вела лестница, где расположилась спальня с отдельным входом в личную ванную и гардеробную. В конце маленького коридора был выход на отдельную личную террасу и дверь в кабинет, в котором Сатору проводил большую часть своего времени. Годжо работал удалённо в компании своего отца и готовился стать преемником целой империи. Его семья была влиятельна, известна и очень богата. Всё это было благодаря Мицуо, владеющему двумя строительными компаниями, деятельность которых не ограничивалась Японией, но и выходила за её пределы. Его бизнес процветал, что создавало для их семьи благополучные условия, в которых они могли себе ни в чём не отказывать. Сатору был единственным ребёнком, и рос в окружении безграничной любви, которую получал в основном от матери, ведь отец часто пропадал на работе, редко находя время для собственной семьи. Когда Сатору было десять лет, он впервые испытал чувство потери. Горе, заглянувшее в их семью, окрасило будни в чёрный цвет. Его мама, Нацуко Годжо, скончалась в возрасте тридцати пяти лет от лейкемии. Рак, как незаметный шпион, долгое время сидел в ней, и обнаружили его слишком поздно, чтобы излечить. Деньги, которыми владела их семья, не помогли. Они полностью обесценивались на фоне таких беспощадных болезней. Нацуко была не только красивой женщиной с длинными пшеничными до пояса волосами, голубыми глазами и мягкими чертами лица, но и очень мудрой, доброй и справедливой. Большую часть времени она проводила с Сатору, учила его быть сдержанным, честным и нести ответственность за свои поступки. Она растила не просто сына, а достойного мужчину, поэтому объясняла ему, как важно быть галантным, уметь держать лицо и не бояться своих слабостей, чтобы в дальнейшем черпать из них силу. Помимо этого, она всегда играла с ним, читала книги и просто дурачилась, чтобы сохранить беззаботность его детства. Её верной помощницей была Ши, домработница, которая не только помогала по дому, но и проводила время с маленьким Годжо, когда была такая необходимость. Сатору тяжело пережил смерть мамы. Потрясение было настолько сильным, что всегда спокойный и воспитанный ребёнок превратился в неуправляемого. Он отказывался ходить на занятия с репетиторами и срывал их, если его всё-таки насильно туда приводили. Пропускал тренировки по бейсболу, и тренер, всегда пророчащий ему светлое будущее в этом спорте, полностью разочаровался. Сатору начал проявлять агрессию по отношению ко всему персоналу, кроме Ши, а с отцом огрызался, чего раньше никогда себе не позволял. Он сбегал из дома и, хотя всегда возвращался, не хотел находиться в стенах, напоминающих ему о светлом человеке, которого больше рядом с ним не было. Мицуо любил Нацуко больше всего на свете. Она была его соулмейтом, разрыв связи с которым нёс свои последствия. Он потерял не только мать своего ребёнка и спутницу, но и часть своей души. Он учился жить заново, собирая себя по кусочкам, дабы сохранить рассудок и двигаться дальше, понимая, что иначе Сатору останется совсем один, но нить, связывающая его с сыном, уже давно ослабла, когда Годжо-старший посвятил себя работе. А то, что между ними осталось, было настолько хрупким, что любое неправильное действие могло разрушить всё окончательно. Мицуо пытался сохранить что-то хорошее, но Сатору не шёл ему навстречу, утопая в своих детских обидах. Поначалу он обвинял отца, верил в то, что Мицуо виноват в смерти мамы, не смог помочь и спасти её. Тогда Сатору ещё был маленьким ребёнком и не хотел признавать, что бывают моменты абсолютно безвыходные. Он рос и со временем осознал, что был не прав, но они с Мицуо никогда не были близки, и их отношения были испорчены окончательно, оставляя только крошечные воспоминания прошлых лет. На публичных мероприятиях Годжо сохранял статус сына и преемника созданной отцом корпорации. Посещал с ним светские вечера, деловые встречи и выставки, посвящённые искусству, которые так любил Мицуо. Хотя сам Сатору относился ко всему этому равнодушно. Его не привлекал мир, в котором он рос, но наличие статуса решало за него и ему приходилось мириться. Сатору был одинок. Так сложилось, что в свои двадцать пять лет он так не встретил никого, кто мог бы стать для него чем-то большим. Отец постоянно сватал его с разными девицами, да и он сам часто знакомился, но все эти встречи заканчивались лишь сексом, либо просто общением. Особо не вдаваясь в историю соулмейтов, он понимал, что, по всей видимости, до сих пор на своём жизненном пути не встретил того, кто связан. Ведь внешностью он был не обделён, забрав от родителей самое лучшее. От отца высокий рост и атлетическое телосложение, дополнив всё белыми как снег волосами. А мать подарила ему природную обаятельность и небесно-голубые глаза, которые, как он знал, были необычайно красивы. Он смог различить этот оттенок лишь однажды, когда ещё был ребёнком. Тогда он весь день провёл в офисе отца. У Мицуо состоялось срочное совещание, требующее его присутствия, которое по итогу затянулось на несколько часов, и Сатору пришлось сидеть в кабинете, не зная, чем себя занять. К нему приставили секретаршу, которая особо не обращала на него внимание, занимаясь своими делами. Спустя несколько часов она покинула своё место, сказав, что вернётся через несколько минут, но Годжо воспользовался этим шансом и сбежал из своего заточения. Он помнил, как ускользнул в коридор и спустился вниз. Когда дверцы лифта открылись на двадцать третьем этаже, внутрь зашёл мужчина в компании женщины, державшей за руку мальчика, прижавшегося к ней лицом. Мальчик явно боялся, крепко сжимая своей ладошкой пальцы женщины. Сатору тогда не смог отвести взгляда. Его удивило, что у него были длинные чёрные волосы, собранные в хвост. Он никогда подобного не видел, и поэтому, не скрывая своего любопытства, пристально разглядывал мальчика, ещё больше его смущая. Когда лифт достиг первого этажа, он лишь на мгновение пересёкся с ним взглядом. Черноглазый мальчик посмотрел и улыбнулся, а потом покинул вместе с семьёй кабину лифта, оставляя Сатору одного. Годжо взглянул в зеркало, и тогда в отражении мелькнул небесный цвет в его зрачках. Это длилось мгновение, и с тех пор он не видел его снова. Позже, когда Сатору стал старше, он вспоминал того мальчишку из лифта и размышлял, что с ним стало. Кем он вырос? Чему посвятил свою жизнь? Подстриг свои длинные волосы или всё так же завязывает их в хвост? Как-то раз он даже пытался найти его, но поиски не принесли результата. Тогда Сатору оставил эту идею и больше к ней не возвращался, продолжая жить дальше как обычно, но внутри не покидало ощущение, что их встреча не была случайной. Он увидел цвет, а это явно что-то значило. Он убеждался в этом ещё больше, когда огромное количество поклонниц, мечтающих стать его девушкой, а некоторые даже женой, оставляли его сердце равнодушным, а мир вокруг таким же серым и мрачным. В глубине своего подсознания он ждал новой встречи с тем мальчишкой из лифта, но этого так и не происходило.

***

Наступил день выставки. Сугуру окутывало волнение, и хотя для него это не было первым мероприятием подобного плана, ведь за его плечами уже были несколько арт-проектов, созданных им самостоятельно, и три выставки, куда его приглашали представить свои картины, но почему-то именно предстоящий показ тревожил его сильнее, чем требовалось. Гето чувствовал себя странно. Руки дрожали, а в груди странно кольнуло, мешая нормально дышать. Его раздражение и неприязнь к современному обществу никуда не делось, а цели оставались те же, но сейчас он ехал в такси до района Сибуя и думал, что хотел бы вернуться домой. Сугуру старался глубоко дышать, чтобы успокоиться, но становилось, наоборот, хуже. Ему казалось, что его лёгкие сдавливают невидимые руки, сминая с такой силой, что ещё чуть-чуть и он точно задохнётся. Гето приоткрыл окно, пуская немного свежести. Он старался не думать, что, возможно, подобное состояние связано с тем, что он снова не спал. Это его проклятие, шедшее с ним нога в ногу, и Сугуру просто пытался жить с этим, уже смирившись, что исцеления нет. Хайбара ожидал его возле входа в арт-центр. Подойдя к нему, Гето достал свои сигареты и закурил. — Привет, Юу. Давно ждёшь? — сделав затяжку, спросил он. — Нет. Приехал минут пять назад. Разрешите вопрос, сэмпай? — и снова эта странная усмешка отразилась на лице помощника. — Разве когда-то тебе требовалось моё разрешение? — Гето удивился, ведь обычно Хайбара лепетал без умолку, заваливая его вопросами, и не всегда они имели какой-то смысл. — Сегодня Вы выглядите иначе. Обычно всегда толстовка и джинсы, а сегодня чёрный костюм-тройка. Для кого-то нарядились, сэмпай? — помощник невзначай провёл рукой сверху вниз, делая ещё больший акцент на одежде Гето. Впервые в своей жизни Гето смутился. Он отвёл в сторону взгляд, продолжая курить, сжимая чуть сильнее фильтр. Он правда не знал, что ответить на этот вопрос. Когда он собирался, то действительно хотел поехать в чём-то более повседневном, но когда доставал из шкафа толстовку и джинсы, его взгляд упал на костюм, который когда-то подарила его мама, надеясь, что он наконец-то изменит свои вкусы, и подобных костюмов станет больше. Вкусы не изменились, но этот единственный костюм висел на вешалке, ожидая своего часа. Сам не понимая своих порывов, он положил обратно то, что взял, и надел чёрные брюки, затянув их кожаным ремнём, белую рубашку, поверх которой идеально села жилетка, вокруг шеи тугой галстук и приталенный пиджак. Собрал свои волосы в хвост-кичку и оставил одну прядь вдоль скулы, сохраняя хоть какую-то свойственную ему небрежность. Гето подозревал, что ближе к вечеру станет прохладно, поэтому прихватил чёрное пальто и покинул дом. Сугуру докурил. Выпуская последние клубки дыма, он выкинул сигарету и вернул свой взгляд на Юу, ответил: — Хм, Хайбара, что за вопросы. Всё-таки мы пришли не на обычную выставку, а на аукцион, который проводит Мицуо Годжо. Думаю, очевидно, что я не должен упасть в грязь лицом и выглядеть прилично. — Простите, сэмпай, но мне казалось, что Вам абсолютно всё равно, что о вас подумают все сливки общества, что сегодня проведут здесь вечер. Сугуру ничего не ответил, двинувшись в сторону входа в здание. Он дал понять помощнику, что на этом разговор закончен, но теперь думал сам, почему в этот раз ему было не всё равно.

***

idea 7 - goated (piano version) Прошло уже полтора часа, как Сугуру находился здесь среди общества снобов. Аукцион ещё не начался, но он успел много с кем познакомиться и получить огромное количество хвалебных отзывов о своей картине. Все были восхищены, и это было то, чего он ожидал. Для всех было удивлением, что художник, видящий всё в чёрно-белом цвете, смог создать нечто подобное. Каждый присутствующий жаждал с ним поговорить, и Гето утомился дарить всем сдержанные улыбки. Его картина привлекла много внимания, а желающих её выкупить сегодня было больше, чем он мог представить. Сугуру это льстило и в глубине души подпитывало самолюбие. Одна пожилая дама, имя которой он так и не запомнил, сообщила ему, что абстракция в голубом цвете напоминает ей цвет его глаз, хотя задумка была в другом. Гето старался изобразить небо, переходящее в море, но сравнение с небесным цветом глаз его впечатлила, ранее он не думал именно о таком сравнении. Дама долго вела с ним беседу, пытаясь выяснить, не врёт ли он им о том, что не «видит». Она не могла до конца поверить, что он смог передать настолько хорошо то, что ему не подвластно. Отпивая из своего бокала, женщина твердила, что он просто не мог нарисовать подобное, не имея представления о цвете, и он точно кем-то вдохновился, когда писал её. Предлагала внушительную сумму, чтобы выкупить её раньше аукциона, но Сугуру тактично отказался, поясняя, что никакой тайны нет, и что если ей так понравилась картина, то стоит купить её честно. Дама лишь фыркнула на его заявление, а после оставила его одного. Допив бокал шампанского, Гето поставил его на поднос официанта, который проходил мимо, а сам отошёл в сторону, оперевшись на колонну. Он чувствовал дикую усталость, отчего ноги превращались в желе, теряя устойчивость. Здесь было душно, хоть и просторно. Большой зал в стиле лофт вмещал в себя достаточно много людей, но при этом сохраняя пространство. Все картины были развешены вдоль белых кирпичных стен, а по периметру зала под стеклянными куполами стояли разнообразные фигуры. Сегодняшний вечер совмещал в себе живопись и ваяние. Сугуру ослабил галстук и расстегнул несколько пуговиц, ему хотелось курить и наконец-то вернуться домой, но покидать вечер так рано было невежливо. Прикрыв глаза, он коснулся затылком колонны, а после задышал ровно. Хайбара где-то затерялся, но он уже к этому привык. Наконец-то выпрямив плечи, Сугуру открыл глаза и заметил вдали Мицуо Годжо. Статный мужчина в чёрном костюме был в компании молодой привлекательной девушки, но взгляд его упал совсем на другого человека. По левую руку от Мицуо стоял его сын. Сатору Годжо. Они вели какие-то бурные обсуждения в компании других людей и дарили фальшивые улыбки. Лишь Сатору сдержанно улыбался, периодически поднося бокал к своим губам. Его белая рубашка была расстёгнута на несколько пуговиц, обнажая ключицы, а пиджак вовсе отсутствовал. Гето вновь медленно мазнул по нему взглядом, ловя себя на мысли, что в жизни он ещё красивее, чем на фотографиях, которые он находил. Сглотнув из ниоткуда скопившийся ком, Сугуру схватил новый бокал, делая один большой глоток, осушая его без остатка, и поставил его обратно, ловя удивлённый взгляд официанта. Ему вновь стало душно, и он чувствовал, как жар поднимается к его щекам, точно оставляя там красные пятна. Гето вновь повернул голову в их сторону и тогда понял, что Сатору смотрел прямо на него. Они встретились взглядами. И теперь Сугуру точно забыл, как дышать. Годжо смотрел заинтересованно и не отводил глаз, пока что-то говорил отцу, а после направился в его сторону. Когда Годжо получил приглашение от отца на свой аукцион, то искал причины отказаться. Он не любил эти скучные вечера, посвящённые обсуждению искусства, а этот вечер ожидался вдвойне для него неинтересным, ведь был для новых дарований, открывших новые направления живописи или скульптуры. Сатору мало что в этом понимал. Для него всё было тёмным лесом, но вспоминая, что уже отказывался от визита на прошлый приём, Годжо понимал, что в этот раз вызовет вопросы у прессы, а лишнее внимание ему было ни к чему. Он уже достаточно искупался в сплетнях за свои прошлые выходки, и создавать новые ему не хотелось. Сейчас, двигаясь между знакомыми лицами, он шёл к гостю, который его заинтересовал, и ощущал, что в целом этот вечер становится не таким уж и тоскливым. Сатору заметил его сразу, как только пришёл. Первые десять, а может, двадцать минут, парень был потерян, но после быстро собрался и предстал перед коршунами с гордо поднятой головой. Сатору наблюдал за ним издалека. Его постоянно окружали посетители, о чём-то с ним переговариваясь возле, видимо, его представленной картины, но от Годжо не скрылось, что он постоянно менялся во взгляде. С уверенного он менялся на уставший и равнодушный. Годжо пришлось отвлечься на коллег отца, прекратив свои наблюдения, но, ведя притворную беседу, он почувствовал затылком, что на него кто-то смотрит. Это место странно горело и приносило дискомфорт, и когда Сатору повернул голову в сторону, то встретился глазами с тем выделяющимся на фоне всех остальных парнем. Сатору заметил, что тот стоит совсем один в дальнем углу лофта, как будто прячется ото всех. Годжо решил воспользоваться этим и, покинув отца, шёл сейчас к нему. — Значит, это ты её нарисовал? — метнув взгляд в сторону картины, спросил Годжо, сразу переходя на ты. — Да, — тихо ответил Сугуру. Он не ожидал, что Сатору действительно к нему подойдёт. Он даже не рассчитывал на знакомство, просто хотел взглянуть со стороны. — Сугуру Гето, — по слогам протянул его имя Сатору, прочитав с таблички и подмигнув продолжил. — Красивое имя и картина, хотя я не могу оценить оттенки в полной мере. Я Сатору Годжо, — протянул он руку в знак вежливости. — Рад знакомству и спасибо, — Гето пожал чужую ладонь, и когда их руки соприкоснулись, то почувствовал, как под кожей побежал ток. Он быстрыми волнами распространялся по всему телу, концентрируясь под рёбрами. Сердце. Оно застучало быстрее, разгоняя кровь и прибавляя Сугуру бодрости. Они держались за руки дольше положенного и, опомнившись, Гето отнял свою, немного отводя взгляд. Теперь ему ещё тяжелее было скрывать охватившие его эмоции, ведь стоило посмотреть в сторону, как Сугуру разглядел среди привычных чёрно-белых оттенков — новый. Он не знал, что это за цвет, пытаясь найти знакомые предметы, которые описывали мама и Юу, но, как назло, здесь не было ничего подходящего. — В чём же твой секрет? Ты не видишь цветов, насколько мне известно, а в итоге представил картину, которая стала фаворитом этого вечера у всех этих снобов. Давно не видел, чтобы они вот так кого-то обхаживали, как тебя сегодня, — Годжо было любопытно. Даже его отец сегодня высказался насчёт возможного выкупа этой картины с торгов, а он был критичен к выбору того, что дополнит его личную коллекцию. — Никакого секрета нет. Я потратил много времени, чтобы создать её, но не вкладывал никаких скрытых смыслов. Это просто картина, а я просто художник. — За сегодняшний вечер этот вопрос уже порядком надоел, поднимая уровень раздражения Гето до предела. Каждый, кто подходил к нему сегодня, говорил, что он талантлив, но все равно искал подвох или скрытый смысл, которого не было. Сатору ещё раз посмотрел на картину и замер. Всматриваясь в нарисованные линии и переливы, он разглядел цвет, который уже видел. Он не верил своим глазам. Стряхнув мешающую прядь чёлки, Годжо несколько раз моргнул, думая, что ему показалось, но ещё раз посмотрев на холст, понял, что она была нарисована в голубом цвете. Осознание настигло его мгновенно. Сатору перевёл взгляд на парня, стоявшего сейчас молча рядом, и внимательно начал его разглядывать. Сугуру выглядел уставшим, хоть и старался держать лицо, но синяки под его глазами намекали на явный и долгий недосып. Плечи были опущены, а чёрные волосы, все ещё такие же длинные, были убраны в хвост. Гето выглядел привлекательно даже с этим печальным взглядом. Сугуру напрягся. Он чувствовал, как пристально Сатору его рассматривал, периодически возвращаясь к картине, и не понимал, о чём тот думает. Его лицо выражало так много эмоций, что было не различить, какая из них истинная. То он удивлённо приподнимал брови, то хмурился, то бросал заинтересованные взгляды, то уголки губ изгибались в игривой улыбке. Гето продолжал молча стоять, ожидая, что в итоге будет дальше, но молчание затянулось. Взяв два бокала у проходящего мимо официанта, он протянул один Годжо, надеясь завершить этот неловкий эпизод. Почему-то рядом с ним он ощущал себя не в своей тарелке. — Будешь? — тихонько спросил Сугуру, протягивая бокал. — А? — Сатору моргнул. — А, да. Прошу прощения, задумался, — ответил он и взял бокал. — Мне льстит, что моя работа настолько поражает сознание, отключая от реальности. — Улыбнувшись, Гето отпил из своего бокала. — Уверен, что сегодня ты получишь немало денег, ведь это действительно шедевр, — в ответ улыбнулся Сатору. — Мне пора возвращаться к отцу, приятно было познакомиться, Сугуру. — Мне тоже, — продолжая улыбаться, ответил Гето. Фигура Годжо стремительно удалялась, теряясь среди гостей. Оставаясь один, Сугуру продолжал размышлять, что за новый цвет он увидел, и был ли с этим связан Сатору или кто-то другой с сегодняшней выставки.

***

Годжо растерялся. Он давно не вспоминал о эпизоде из детства, хотя раньше часто к нему возвращался мыслями. И случайно встретить того, кого видел всего один-единственный раз, поразило его. Сатору искал его раньше, уже давно не пытаясь объяснить самому себе, для чего ему это было нужно, но теперь он понимал, что искал не там. Взяв телефон и вбив нужное имя в поисковике, он пролистал первую страницу и нашёл его сайт. Сугуру Гето не был популярен, но его имя мелькало в узких кругах любителей искусства, а его картины участвовали в разных выставках. У него была неплохая возможность пробраться выше, если он действительно талантлив, а он был. Раньше Годжо не особо интересовался живописью. Это была страсть его отца, но ему она не передалась. Теперь же ему хотелось узнать об этом чуть больше, чтобы иметь возможность поддержать разговор и не выглядеть глупо. Сатору стоял на балконе и курил, размышляя, что Сугуру являлся его истинной парой. Раньше он не думал об этом так, да и вряд ли такие мысли могли посетить голову двенадцатилетнего мальчика, а с возрастом он просто считал это странным совпадением. Теперь же понимал, почему так сильно хотел узнать хоть что-то о том мальчишке из лифта. Теперь он знал, что тот вырос в привлекательного мужчину, стал художником и сохранил свои длинные волосы. Убрав телефон в карман брюк, он докурил сигарету и вышел с балкона, вернувшись к отцу. — Наконец-то ты вернулся, — обратился Мицуо, отводя его в сторону. — Сатору, — начал строго Годжо-старший. — По правилам аукциона я не могу самостоятельно купить картину, так как я один из организаторов, но это можешь сделать ты. — Какую картину ты хочешь выкупить? — равнодушно спросил Годжо, не удивляясь, что отец присмотрел себе что-то для своего дома. — Сделай ставку и выкупи картину Сугуру Гето. Она достойна занять место в моём доме, и она напомнила мне о твоей маме, — положив руку на плечо сына, попросил Мицуо, выжидающе посмотрев. — Я выкуплю её, но для себя. — Для себя? Ты же не любишь картины. Как бы ты это ни отрицал, но я прекрасно это знаю. Всегда приходишь из-за прессы, чтобы не поползли слухи о нашей размолвке, — сжав губы, проговорил Мицуо, убирая руку. — Сохраняю твою репутацию идеального бизнесмена, — хмыкнул Сатору, тоскливо улыбнувшись. — Так зачем тебе картина? — Мицуо смотрел с непониманием и продолжал поджимать губы, раздражаясь. — Ты прав, мне неинтересно слушать про эпоху Возрождения или спорить кто лучше — Ван Гог или Пикассо или о чём вы ещё любите вести беседы. Но эта картина понравилась мне, считай это первым шагом с моей стороны понять тебя, — спокойно проговорив каждое слово, Сатору приподнял взгляд. Он видел, что Мицуо злился. Это было ясно по сведённым бровям и идеальной линии губ. — Не смеши меня. Мы упустили возможность понимать друг друга достаточно много лет назад, так что уверен, что есть другая причина, — с определённой горечью в голосе ответил Годжо-старший, а потом продолжил: — Я видел, как ты общался с этим художником, ты что-то задумал? — Мицуо прищурил глаза, смотря на сына. — Если бы я что-то задумал, то явно не договаривался об этом с художником, — Сатору рассмеялся, но быстро замолк, видя, что отец не в восторге от его реакций. — Заканчивай свои игры, Сатору. Мне порядком надоело постоянно с тобой спорить, хоть раз давай поговорим нормально. — Пальцы Годжо-старшего коснулись переносицы, и он тяжело выдохнул, заканчивая свою мысль. — Я увидел цвет. Это цвет моих глаз, в таком оттенке картина, ведь так? — сдался Годжо. — Ты увидел цвет? — удивлённо переспросил Мицуо. — Из-за этого парня? — вылетел следом ещё один вопрос. — О, давай не будем. Просто позволь мне купить её и закончим на этом, — чуть повысил голос Сатору и развёл руки в стороны. — Только не говори мне, что будешь связываться с этим художником? — обеспокоенно спросил Мицуо. — Просто дай мне купить её, — повторил свою просьбу Сатору, игнорируя вопрос отца. — Покупай, но только при условии, что не будешь водиться с этим парнем, — озвучил своё решение Годжо-старший, и тон его был непреклонен. — Хорошо, мы закончили? — выдохнул Сатору собственную ложь. — Закончили. Мужчина не попрощался и оставил Годжо одного. Сатору улыбнулся, проводя взглядом по залу и ища Сугуру, но его там уже не было.