***
Нет лучшего места на земле, чем родной дом. Марк Туллий Цицерон
Кадди просыпается от громкого стука в дверь, лежит несколько секунд, лелея надежду, что «гость» уйдёт, а потом смотрит на время. Четыре утра. Руки закрывают лицо, с губ срывается недовольное мычание, а стук не прекращается. Либо пришла полиция, либо внезапно заявилась заскучавшая мама, либо — Хаус. Неизвестно, что из этого хуже. Кадди прислушивается, понимает — стучат не рукой, а чем-то деревянным. Значит — притащился Хаус. Возможно, его внезапно осенило, и он притащился просить разрешения на экстренную биопсию. Стук становится агрессивнее и настойчивее. Кадди всё же поднимается с постели и медленно идёт в сторону двери, думая, что эта выходка Хауса — везкий повод, чтобы дать двадцать часов клиники. Стук продолжается. Тридцать часов клиники. — Прекрати стучать! — Кадди открывает дверь и видит Хауса… Но одет тот по-непривычному по домашне: растянутые, заляпанные непонятно чем штаны, дурацкая майка, которую следовало бы выбросить, и тапочки. В таком виде нужно не к начальнице тащиться, а сидеть дома рядом со своим беременным мужем и обсуждать с ним будущие траты. Возможно, Хаус обидел Уилсона, не захотел перед ним извиняться и позорно сбежал. — Что ты тут делаешь? Если ты пьян — позвони Уилсону и если с ним поссорился…— Кадди не дают договорить. — Уилсон выгнал меня из дома и забрал ключи, — Хаус выглядит растерянным и каким-то испуганным. А Кадди требуется несколько секунд, чтобы осмыслить услышанное. Уилсон и выгнал? Удивительно. По двум причинам. Во-первых, потому что Уилсон не сделал этого раньше. Во-вторых, потому что он всё же сделал это, а не стал глотать обиды. Тут либо Хаус накосячил и не хочет идти домой, поэтому прячется. Либо напился и по-прежнему не хочет идти домой. Либо настолько сильно перешёл черту, что теперь ему остаётся сменить имя, внешность и эмигрировать в Мексику. — Очень смешно, Хаус, а теперь иди домой, а не мешай людям спать, — Кадди пытается закрыть дверь, но Хаус ставит трость. — Ты не человек, Кадди, а Уилсон правда меня выгнал, — он тяжело дышит и немного дрожит от холода. — Уилсон? Даже ты не способен его довести, прекрати ломать комедию и дуй домой— Кадди нервничает, хочет лечь обратно в тёплую постель и ещё несколько часов не вникать в проблемы гениальных врачей. — Кадди, стал бы я разгуливать ночью непонятно в чём, если бы Уилсон не выгнал меня?! — Он замолкает. — Просто пусти меня переночевать. Уилсон не дал кошелёк забрать и пообещал сменить замки. Кадди снова хочет послать, но принюхивается и понимает — перегаром от Хауса не несёт, а после заглядывает в его глаза и видит немую, но несколько жалостливую просьбу впустить на ночь. — Ладно, заходи, но спать будешь на полу, — Кадди впускает ночного гостя и думает, как быстро придётся пожалеть об этом. — Я знал, что ты не устоишь передо мной, — уже привычно отшучивается Хаус, заходит и закрывает за собой дверь. От него несёт холодом и немного страхом. Кадди хмурится, потирает переносицу и параллельно пытается осмыслить то, что ей сказали. Как Уилсон мог выгнать того, кого терпит и обожает последние лет двадцать? Что стало точкой кипения? И насколько завтрашний день будет ужасным со всеми этими семейными разборками? Шестое чувство подсказывает — рабочий день обратится в ад, в котором Хаус будет бегать за Уилсоном, пока тот будет сидеть в своём кабинете и игнорировать, нормально не объясняя, как нужно загладить вину. Беременные все странные, а Уилсон… По сути остался таким же, просто стал есть больше, чаще плакать из-за ерунды у себя в кабинете, а ещё продолжил брать на себя слишком много. Каких-то особенных истерик нет, как и капризов. Хаус, вон, ходил и выделывался, что беременный муж не заставляет его в пять утра искать особенные шпроты по клубничным соусом. — И что же ты такого натворил? — Спрашивает Кадди, расстилая матрас. — Не знаю, — короткая пауза. — Я выкинул кожуру банана в спальне, и Уилсон стал на меня орать, а потом расплакался, выгнал из дома и пообещал сменить замки, чтобы я больше не появлялся у нас дома. Подавить смешок у Кадди не получается. Ей смешно, что такого грозного Хауса, не слушающего буквально никого, так легко приструнил беременный омега, обычно идущий на поводу у других. — Меня выгнали на мороз, а тебе смешно! — Хаус страдальчески вздыхает. — А почему не должно? Ты заслужил за столько лет и особенно сейчас, — Кадди кивает в сторону «подстилки», а после замечает недоумённый взгляд собеседника. — Уилсон беременный, гормоны бьют ему в голову, а ты продолжаешь не слушать его и игнорировать. Вот он и сорвался. Поговори с ним, иначе я вас обоих уволю. У меня нет желания видеть утром вашу драму. — Возможно, ты права, но выгонять меня всё равно не стоило, — спустя несколько минут молчания выдаёт Хаус и с громким страдальческим кряхтением опускается на матрас, пока Кадди выключает свет и быстрым шагом направляется в свою спальню, искренне надеясь, что утром цирк не продлится слишком долго.***