О шпионаже и пророчестве (или как случайно, но бесповоротно влюбиться в книготорговца из Сохо)

      Утро выдалось ясным, и в солнечных лучах, проникающих в окна «Бентли» на пути обратно в Сохо, медные волосы Кроули казались словно бы объятыми пламенем. Азирафелю приходилось прилагать над собой усилия, чтобы оторвать от него взгляд: его лицо было запачкано сажей, волосы свисали на глаза – он весь пребывал в полнейшем беспорядке после ночи в душном подземелье и отважной борьбы с огнем перед рассветом, когда помогал пожарным в спасательных работах, но еще никогда не казался Азирафелю настолько прекрасным.              Бушующее огненное инферно напугало Азирафеля, и он остался в стороне, занимаясь другими делами, прокладывая пожарные шланги и заботясь об испуганных детях и расстроенных матерях, пока Кроули находился в гуще событий. Азирафель часами наблюдал, как он карабкается по горящим грудам кирпича, разгребая завалы голыми руками, пока пальцы не начали кровоточить, а потом продолжает в другом месте, ища тех, кого еще можно спасти из рухнувшего здания. Теперь эти кровоточащие грязные пальцы осторожно сжимали руль, пока они ехали по Шарлотт-стрит.              – Знаешь, мой дорогой, – тихо начал Азирафель, чувствуя, как сердце затрепетало в груди, когда Кроули перевел на него взгляд усталых медовых глаз, – твои действия там были по-настоящему...              – Не говори этого, ангел, – пробормотал Кроули, покачав головой.              Азирафель нахмурил брови.              – Чего не говорить?              Кроули многозначительно посмотрел на него.              – Ты знаешь, чего. Не говори этого.              – Ты имеешь в виду «героическими»? – спросил Азирафель нарочито спокойно.              – Тс-с... – Кроули зашипел, корча гримасу. – Я же просил тебя этого не говорить.              – Почему нет? – возмущенно спросил Азирафель. – Это и вправду был героизм!              Кроули вновь скривился и перевел пристальный взгляд на дорогу.              – Нет ничего героического в том, чтобы просто... делать то, что нужно, – пробормотал он. – Героизм для детей.              Азирафель молча уставился на него. Кроули было явно не по себе от его похвалы, хотя он не мог взять в толк, почему.              – Ну, для меня ты герой, – шмыгнув носом, заявил Азирафель.              – Может, хватит уже? – спросил Кроули с нотками отчаяния в голосе. – Пожалуйста?              – Хорошо.              Азирафель вздохнул и пригладил обложку книги Нострадамуса, когда Кроули снова полностью переключился на ведение машины. Что бы он ни говорил, Азирафель считал его просто замечательным и изо всех сил старался не пялиться на него в восхищении, пока они ехали в комфортной тишине.              Это была тяжелая ночь, и Азирафель справился с ней только благодаря присутствую Кроули, который успокоил его страхи, пока на улице над ними взрывались бомбы, крепко держа его за руку и нежно выводя круги на тыльной стороне ладони большим пальцем. Азирафель заснул, положив голову на плечо Кроули, а когда проснулся, их пальцы по-прежнему были сцеплены. Безумные мысли роились в его голове, наполняя его надеждой. В Кроули не было ничего, что намекало бы на его ориентацию – по крайней мере... не в том смысле, которое бы дало Азирафелю подсказку.(1) Он полагал, что Кроули одевается немного лучше, чем большинство мужчин его возраста: покрой его костюма был более облегающим, чем диктовала нынешняя мода, но при этом был совершенно новым; его шляпа всегда была сдвинута под лихим углом, чего он не наблюдал у других. Он выбрал для чтения книгу Оскара Уайльда... но выбор стиля в одежде и литературы не был маркером сексуальности. Задерживал ли Кроули на нем взгляд? Вероятно, нет, и, скорее всего, накануне вечером он держал Азирафеля за руку, только чтобы успокоить.              Он хотел надеяться, но, по правде говоря, скорее, обманывал себя. Он хотел, чтобы Кроули был таким же, как он, потому что... ну... потому что влюблялся в него вопреки здравому смыслу и приличиям.              Когда «Бентли» свернул на Бродвик-стрит, как раз за углом от его магазина, Азирафель заметил в толпе спешащих по своим делам пешеходов знакомую бутылочно-зеленую шляпку с перьями и резко выпрямился на сиденье.              – О боже, – произнес он, и все мысли о Кроули разом вылетели у него из головы.              – Что? – Кроули покосился на него, нахмурив брови.              – Там Роуз Монтгомери, – выдохнул он.              Это точно была она – миниатюрная женщина с темными локонами, рассыпавшимися по плечам ее темно-синего костюма; перья на ее шляпке развевались на ветру.              – Пригнись, – прошипел Кроули.              Он схватил Азирафеля за плечо, грубо потянув вбок, отчего его голова бесцеремонно приземлилась на колени Кроули – слишком интимно, чтобы подобное соседство можно было назвать приличным, особенно учитывая его размышления минуту назад. Кроули, казалось, это ничуть не беспокоило: он нажал на педаль газа и промчался мимо шпионки.              – Что она тут делает? – прошептал Азирафель.              – Наверное, проверяет тебя, – пробормотал Кроули. – Удивительно, что она не сделала этого раньше – похоже, она просто предоставила тебя самому себе, вместо того чтобы дышать тебе в затылок, как сделал я. Может, твой брат дал ей какое-то задание, чтобы держать подальше от тебя?              Азирафелю это даже в голову не пришло. С тех пор как все это началось, он почти каждый день общался с Кроули – если не лично, то хотя бы по телефону, – но после встречи с мистером Хармони больше недели назад, не слышал и не видел Роуз Монтгомери. Азирафель уже почти и забыл про нее.              – Я высажу тебя на Поланд-стрит, – продолжал Кроули, мчась по Бродвику. – Ты как раз подойдешь к двери, когда она будет выходить из-за угла.              – Что мне ей сказать? – уточнил Азирафель с колотящимся от волнения сердцем.              – Правду, – ответил Кроули, – ну... большую часть. Лучший способ одурачить кого-нибудь – это держаться как можно ближе к истине. Меняй только мельчайшие детали, чтобы самому не запутаться. – Кроули резко дернул «Бентли» в сторону и приподнял голову Азирафеля коленом.              – А что насчет тебя? – спросил Азирафель.              Он знал, что на этот раз Кроули не сможет держать его за руку, но если бы он просто находился где-то поблизости...              – Не волнуйся, я что-нибудь придумаю, – мягко сказал Кроули. – А теперь иди!              Азирафель быстро отскочил в сторону, когда «Бентли» сорвался с места в ту же секунду, как за ним закрылась дверь. Прижав книгу к груди, Азирафель поспешил обратно тем же путем, каким только что приехал, быстро зашагав по улице. Кроули оказался прав: он подошел к двери магазина как раз в тот момент, когда из-за угла показалась шляпка Роуз Монтгомери.              – Мистер Фелл! – приветствовала она его, помахав рукой над толпой утренних пешеходов.       Достав из кармана пальто ключи, Азирафель очаровательно улыбнулся ей, когда она приблизилась, и одной рукой отпер дверь, второй крепко прижимая книгу к себе.              – Капитан Монтгомери! – радостно воскликнул он. – Как я рад вас видеть. Чем я обязан этому восхитительному удовольствию?              Симпатичная молодая женщина лучезарно улыбалась, при этом поглядывая на книгу у него в руках.              – О, я просто хотела проведать вас, – пробормотала она, – вижу, вы продвинулись в поисках.              – Да, – ответил Азирафель, оглядываясь по сторонам. Кроули нигде не было видно. – Может, нам стоит зайти внутрь, моя дорогая? Подальше от любопытных глаз.              Впустив Роуз Монтгомери в книжный магазин, Азирафель закрыл за ними дверь и глубоко вдохнул. С порога дающий о себе знать аромат старых книг, кожи, дерева и мягкого бархата сразу помог ему успокоиться. Это был его дом, его мир – единственное место на всем белом свете, где он чувствовал себя хозяином положения. Знакомый книжный магазин словно бы стал с ним единым целым – он знал каждый уголок, каждую книгу, свиток и рукопись в этих стенах; здесь было безопаснее всего, и, даже стоя рядом с нацистским агентом, Азирафель ощутил себя увереннее, чем за все последние шестнадцать часов.              Тихонько вздохнув, он снял пальто, при этом перекладывая книгу из одной руки в другую, чтобы не отпускать ее ни на секунду. Монтгомери внимательно наблюдала за ним, не сводя глаз с книги. Что там говорил Кроули? Держаться как можно ближе к истине?              – Ужасная ночь, – проговорил Азирафель, вешая пальто. – Я как раз возвращался из Финчли, когда полиция заставила всех укрыться в метро. Я сказал, что мой дом всего в десяти минутах езды и в подвале есть собственное убежище, но они все равно меня не пропустили. Я провел всю ночь без сна, боясь выпустить книгу из рук.              Азирафель положил книгу на стол, и Роуз Монтгомери с нетерпением подалась вперед, чтобы взглянуть на нее.              – Это чудесно, – вздохнула она, жадно всматриваясь в обложку. – Я поражена, что вы так быстро нашли первую книгу.              «Конечно, поражена», – подумал Азирафель. Все остальные бедолаги, которых она нанимала, погибали, потому что были недостаточно расторопны или хороши в своем деле, чтобы справиться с заданием. Единственным спасением Азирафеля было то, что он собаку съел на нахождении редких и старинных вещей, и теперь Монтгомери в этом убедилась.              – Я продал ее одному господину в прошлом году, так что мне пришлось предложить взамен кое-что другое, соответствующее его интересам, чтобы заполучить книгу обратно.              Роуз открыла рот, чтобы ответить, но тут над ними, на втором этаже, раздался звук удара о деревянные половицы, а затем какое-то отрывистое перекатывание по полу. Застыв на месте, Азирафель поднял голову и мельком заметил носок туфли из змеиной кожи, тут же скрывшийся за книжным шкафом. Монтгомери нахмурилась и повернула голову на шум.              – Это... э-э... кот, – быстро сказал Азирафель.              У него не было кота. У него никогда не было кота, но это было единственное объяснение, которое сходу пришло ему на ум. Кошки ведь прыгают, не так ли? И сбрасывают вещи на пол?              – Похоже, большой кот, – заметила Роуз Монтгомери.              – Да, есть такое, – нервно рассмеялся Азирафель. – Такой озорник – любит ходить по книжным полкам и сбрасывать с них разные вещи.              Он слишком сильно отклонялся от истины, а ведь Кроули специально просил его этого не делать. Впрочем, он не ожидал, что Кроули появится на втором этаже, создаст шум и вызовет подозрения у нацистского агента. Он сам во всем виноват.              – Как зовут кота? – вежливо спросила Монтгомери.              Азирафель назвал первое имя, которое пришло ему на ум.              – Энтони.              Он понятия не имел, подходит ли имя Энтони для кота. Азирафель вообще не имел представления о том, как люди называют своих питомцев, но Роуз, казалось, оно вполне устроило, поскольку она переключила внимание обратно на Нострадамуса.              – У вас есть какие-нибудь зацепки по другим книгам?              – Несколько, – признал Азирафель, стрельнув глазами на второй этаж, а затем вновь сосредоточившись на лице шпионки. – Я связался со своими контактами тут и там – в основном я просто жду от них ответов.              Она кивнула.              – У меня тоже есть для вас зацепка, – пробормотала Монтгомери, доставая из сумочки флаер.       Заинтригованный ее заявлением Азирафель взял у нее листок и прочитал заголовок.              – «Кристис»?              – Аукционисты, – подтвердила она. – Да, они только что объявили лоты на следующую неделю, и, по слухам, среди них есть несколько редких книг.              Азирафель нахмурился.              – Разве «Кристис» не разбомбили несколько недель назад?              Он четко помнил, что читал об этом в газете, а эйдетическая память помогала ему дословно сохранять в памяти любую прочитанную информацию. Роуз Монтгомери снисходительно улыбнулась ему.              – На Кинг-стрит, – ответила она, – но они теперь проводят торги во временных помещениях на Оксфорд-стрит и в Сент-Джеймсе.              Азирафель обдумал эту информацию. Он давно не посещал стоящие аукционы, но знал некоторых сотрудников «Кристис» и «Сотбис» и был уверен, что сумеет договориться о предварительном просмотре коллекции до того, как она поступит на публичные торги.              – Я позвоню, – сказал он, – и узнаю, есть ли у них что-нибудь из того, что нам нужно.              Роуз Монтгомери вновь просияла.              – Великолепно, – ответила она. – Ну, мне пора идти – боюсь, у меня очень много дел, к которым я должна вернуться. Нацисты сами себя не поймают.              Азирафель сдержал улыбку; Гэбриэль, конечно, тот еще идиот, но он выполнил свою часть соглашения, заключенного с Кроули, и по мере возможности загружал Монтгомери работой, чтобы она не лезла в дела Службы безопасности. Он был благодарен брату хотя бы за это.              – Ваши люди уже выяснили, где находится второй? – осведомился Азирафель. – Другой нацист, я имею в виду.              Внутренний голос подсказывал ему, что следовало бы промолчать, оставив Кроули и его отделу выяснять местонахождение третьего нациста, но он ничего не мог с собой поделать. Монтгомери сама подняла эту тему.              Он как будто застал ее врасплох, потому что она растерянно заморгала своими большими томными глазами.       – Э-э... в Манчестере, – запинаясь, ответила она. – Мы считаем, что он может охотиться за артефактами, пока другой приобретает книги пророчеств.              Азирафель вежливо кивнул, отложив эту информацию на потом.              – Что ж, будем надеяться, что вы его разыщете, – сказал он. – А пока я буду хранить Нострадамуса внизу, в своем подвальном убежище, чтобы он оставался в целости и сохранности и положил начало отличной маленькой коллекции.              Он улыбнулся ей – намеренно обезоруживающей улыбкой, и она, казалось, пришла в себя, откинув блестящие локоны за плечо.              – Вы превосходно справляетесь с задачей, мистер Фелл, – похвалила она. – Желаю вам удачи с аукционистами.              Попрощавшись с ним, капитан Роуз Монтгомери выпорхнула из книжного магазина, оставив после себя мелодичный звон колокольчика. Как только она вышла за порог, Азирафель в мгновение ока оказался у двери, повернул замки и убедился, что жалюзи на окнах плотно опущены. Затем он с облегчением привалился к двери и испустил долгий судорожный вздох.              – Мяу.              Резко подняв голову, Азирафель увидел Кроули, который облокачивался на деревянные перила второго этажа, озаренный струящимся из куполообразного окна над ним солнечным светом. Он выглядел просто божественно, и при виде него у Азирафеля перехватило дыхание.              – Ты чуть не выдал нас! – взволнованно воскликнул он. – Как ты туда забрался?              Кроули усмехнулся и оттолкнулся от перил, держась за них длинными пальцами, пока спускался по лестнице.              – Забрался по водосточной трубе и открыл окно, – ответил он, похоже, очень довольный собой.              – Значит, ты по-прежнему вламываешься ко мне в дом, – пошутил Азирафель. – От старых привычек трудно избавиться.              – С такими руками это оказалось сложнее, чем можно было бы ожидать, – сказал Кроули, пошевелив окровавленными пальцами.              Он перепрыгнул через несколько последних ступенек и, обогнув Азирафеля, бросил шляпу на стойку для одежды. Вздохнув, он провел рукой по волосам, пытаясь откинуть их с глаз, и зашипел, когда они зацепились за чувствительные порезы.              – Дай-ка взглянуть, – пробормотал Азирафель.              – О, да все в порядке...              – Энтони, – твердо, но мягко позвал он, – покажи мне свои руки.              Кроули неохотно протянул ему ладони для осмотра. Многочасовое копание в завалах содрало кожу с кончиков его пальцев, оставив после себя болезненные порезы. При подъеме по водосточной трубе открылись крошечные ранки, которые только начали заживать; ногти были обломаны и содраны. Азирафель поморщился.              – Должно быть, больно, – пробормотал он. – Давай я наполню тебе ванну и обработаю порезы йодом.              – О, не стоит беспокоиться, – мягко ответил Кроули.              Азирафель удивленно моргнул.              – Но я хочу помочь.              – Мне не нужна ванна, ангел, – настаивал Кроули, снова убирая волосы с лица. – Просто... покажи мне, где у тебя раковина, и дальше я сам разберусь.              – Ванна была бы лучше...              – Мне не нужна ванна! – повысив голос, повторил Кроули.              Азирафель вздохнул. Он был таким упрямым! Ему не составило бы труда набрать для него ванну, и после пережитой ими ночи Кроули заслуживал того, чтобы окунуться в горячую душистую воду.              Азирафель просто хотел... позаботиться о нем... а Кроули не позволял.              – Я не отпущу тебя, не приведя в порядок твои руки и не выделив тебе хотя бы чистую рубашку, – решительно заявил Азирафель. – Я могу отправить грязную в химчистку вместе со своим бельем – это не проблема.              Кроули всмотрелся в его лицо; Азирафель остро чувствовал на себе пронизывающий взгляд медовых глаз за темными линзами очков.              – Ладно, – вздохнул Кроули наконец. ***       Жилые помещения магазина Азирафеля были небольшими, но уютными. Три небольшие ступеньки вели из задней комнаты в спальню, где стояла большая кровать, устланная подушками, покрывалами и толстым пуховым стеганым одеялом; у противоположной стены возвышался шкаф красного дерева и комод, и помимо них в комнате из мебели было только потертое кресло, обитое розовым бархатом, на котором лежала аккуратная стопка свежевыстиранных носков. Ванная комната находилась дальше; Кроули подождал, пока Азирафель наполнит раковину горячей водой прямо из крана и найдет в туалетном шкафчике йод и ватные тампоны.              Мельком взглянув на свое отражение в зеркале, Кроули скривился. Обычно он всегда был в полном порядке, тщательно следя за тем, чтобы волосы были зачесаны назад, а одежда – чистой и отглаженной во всех нужных местах. В данный же момент он выглядел просто ужасно: лицо покрыто сажей, под глазами темные круги от недосыпания, волосы грязные, мокрые от пота и падающие на глаза.              – Положи рубашку в корзину для белья, – мягко сказал Азирафель, перекрывая кран с горячей водой. – Пока моешься, я найду тебе чистую.              Кроули кивнул, но подождал, пока останется один в ванной, прежде чем стянул испачканную рубашку через голову. От того, что Азирафель так суетился вокруг него, ему стало не по себе. Он не понимал, как кто-то может быть таким безоговорочно... добрым... и это, честно говоря, раздражало его. Но не потому, что Кроули не хотел, чтобы доброта Азирафеля была направлена на него – совсем наоборот, он хотел этого так сильно, что изнывал от этого желания. Просто он очень боялся, что, если позволит себе принять эту доброту, то откроет шлюз, который никогда уже не получится снова закрыть.              Схватив с раковины кусок мыла с запахом розмарина, Кроули обрызгал лицо водой и принялся оттирать его: горячая вода быстро стала серой, а раковина покрылась пятнами крови. Он погрузил голову в воду и провел мылом по волосам, прикусив губу, чтобы сдержать шипение от боли в порезанных пальцах.              Азирафель прав: ванна была бы предпочтительнее, но Кроули упрямо отказался, так что теперь ему пришлось обходиться раковиной. Выжав воду из волос, Кроули потянулся за мягким и пушистым белым полотенцем, которое оставил для него Азирафель, и насухо вытер лицо. На этот раз его отражение стало чище: сажа и пепел смылись с лица, шеи и предплечий.              Вытерев волосы, Кроули прошел в спальню и обнаружил, что она пуста: одна лишь бледно-голубая рубашка аккуратно лежала поверх желтого пухового одеяла. Он поразился ее мягкости при прикосновении к его коже и толщине хлопка. Должно быть, это была дорогая рубашка из плотной ткани – из тех, что могут позволить себе состоятельные люди, затаривающиеся в портновских магазинах на Савиль-Роу. Голубой цвет не подходил Кроули – он не сочетался с рыжими волосами и светло-карими глазами, и рубашка была на несколько размеров больше, но аромат Азирафеля въелся в волокна и полностью обволакивал Кроули, отчего ему хотелось носить ее вечно.              Из соседней комнаты донеслись слабые звуки струнного квартета Шуберта. Кроули обнаружил Азирафеля в задней комнате магазина, подбрасывающим дрова в печь, чтобы вскипятить чайник. Он улыбнулся Кроули, когда тот спустился из спальни.              – Лучше? – спросил он.              – Немного, – ответил Кроули. – Спасибо за рубашку.              – Без проблем, дорогой.              Серо-голубые глаза Азирафеля избегали смотреть на Кроули, пока он суетился вокруг него, выдвигая кресло, чтобы Кроули мог сесть, а затем беря в руки бутылку с йодом и ватные тампоны, которые принес из ванной. Решив не спорить, Кроули молча сел и протянул поврежденные руки Азирафелю для осмотра.              Он несколько часов работал на чистом адреналине, но сейчас ощутил себя совершенно изможденным, и вдобавок все его тело болело. Несмотря на все усилия пожарных и добровольцев со станции «Гудж-стрит», несмотря на многочасовую работу по перетаскиванию кирпичей и дерева, им не удалось спасти всех: из-под обломков были извлечены три трупа. Они погибли совершенно напрасно – совсем рядом находилось общественное убежище, но целая семья решила остаться в собственном доме. Вероятно, они поступили так уже не в первый раз, будучи уверенными в том, что на их дом бомба не упадет, но в итоге им не повезло.              Кроули резко зашипел, когда Азирафель промокнул ватным тампоном, смоченным йодом, содранную кожу подушечек его пальцев, и его ладонь дернулась.              – Мне очень жаль, – сочувственно пробормотал книготорговец.              – Все в порядке, – пробормотал Кроули, изо всех сил стараясь не вздрогнуть, когда желто-коричневая жидкость просочилась в раны. – Бывало и хуже.              Руки Азирафеля были мягкими на ощупь, когда его великолепные толстые пальцы осторожно очищали порезы. Его тепло просачивалось в тело Кроули, успокаивая его, как и накануне вечером в убежище, когда падающие снаряды напугали Азирафеля, и Кроули просто бездумно взял его руку в свою.              Он уже давно понял, что Азирафель хорошо реагирует на прикосновения – Кроули мог привлечь его внимание, слегка дотронувшись до его запястья или тыльной стороны ладони, если это были прикосновения кожи к коже. Кроули использовал это как повод ощутить тепло Азирафеля и восторг от прикосновения к его обнаженной коже. Он никак не ожидал, что проснется, по-прежнему чувствуя пальцы Азирафеля, переплетенные с его собственными под покровом мягкого бархатного жилета, и вновь ощутил, как руки начинают дрожать от воспоминаний об этих прикосновениях, от самой интимности контакта.              – Мой дорогой, с тобой все в порядке? – спросил Азирафель, накрыв ладони Кроули своими большими ладонями.              – Да, – выдохнул Кроули и сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, после чего заставил себя заглянуть в обеспокоенные серо-голубые глаза. – Я просто... изможден.              Выражение лица Азирафеля смягчилось.              – Мне знакомо это чувство. Отсутствие еды еще сильнее подтачивает силы – я что-нибудь тебе приготовлю.              – Я в порядке... – начал Кроули, но замолчал, когда Азирафель недовольно поджал губы.              – Если ты скажешь это еще хоть раз, дорогой мальчик, клянусь Богом, я тебя покараю!              Кроули закусил щеку, чтобы сдержать улыбку, которая грозила появиться на его губах. Это было очень заманчиво: Кроули понравилось наблюдать за тем, как Азирафель обрушил праведный гнев ангела мщения на своего брата. Вместо этого он вздохнул и уступил.              – Завтрак бы не повредил, – признал он.              Он проводил Азирафеля взглядом, когда тот встал и принялся готовить кофе, чай и что-нибудь съедобное. Кроули был этому рад, но в то же время оплакивал потерю контакта с Азирафелем; ему хотелось остаться здесь на целый день, ощущая прикосновение рук Азирафеля к своим. Но подобные мысли никуда его не приведут – ему нужно сопротивляться боли в груди и бабочкам в животе, как бы трудно это ни было.              Что бы это ни было... что бы он ни чувствовал к Азирафелю, у них ничего не получится, учитывая, что мир вокруг них такой, какой он есть.              Тяжело вздохнув, Кроули откинул влажные волосы с лица и потянулся за флаером, который оставила Монтгомери.              – Итак, – начал он, вытесняя из головы мысли о руках Азирафеля, – «Кристис»? – Азирафель, как раз добавлявший заварку в чайник, поднял на него взгляд.              – Да, аукционисты, – ответил он. – Забавно, как она подняла эту тему, не находишь?       Кроули просмотрел рекламное объявление и пожал плечами.              – Может быть, – пробормотал он, – а может, это проверка.              – Проверка?              – Ты заполучил первую книгу, – пояснил Кроули, – это больше, чем удалось всем остальным, и за гораздо меньшее время. Может, нацисты просто проверяют твои способности. Она сказала, что ходят слухи о редких книгах, выставленных на аукцион, но не упомянула, были ли среди них книги пророчеств, а это значит, что либо она действительно не имеет понятия о том, что выставлено на продажу, либо точно знает содержимое этих лотов и ждет, как быстро ты выяснишь это сам.              Азирафель согласно хмыкнул, положил ложку кофе в чашку и залил ее горячей водой, несколько раз размешав, после чего передал поблагодарившему его Кроули.              – Ты прав, – пробормотал Азирафель, – у меня там есть знакомые – если я сделаю несколько звонков, то к концу дня смогу узнать, имеется ли у них что-нибудь интересное.              Кроули усмехнулся, потому что ничуть не сомневался в способностях Азирафеля.              – Я никогда раньше не был на аукционе для богатых, – размышлял он. – Надо будет сходить с тобой – узнать, из-за чего весь сыр-бор.              – Так ты думаешь, что там будет книга из нашего списка?              – Конечно, будет, – спокойно ответил Кроули.              Им придется быть осторожными: Роуз Монтгомери была умна и умело манипулировала людьми, а ее нацистская шпионская сеть, казалось, на полшага опережала Отдел Эйч. Однако она оплошала, когда Азирафель ловко застал ее врасплох, заставив проболтаться о том, что мистера Глозье нет в Лондоне. Кроули не знал, правда ли он в Манчестере, но стоило поручить своей команде проверить эту информацию. Агенты Службы безопасности были по всей стране, в каждом крупном городе. Рано или поздно они его выследят.              – Вот, пожалуйста, – сказал Азирафель через несколько минут, ставя перед ним на стол небольшую тарелку. Запах жареного хлеба и теплого масла дразнил ноздри Кроули, и его желудок благодарно заурчал.              – Что это? – спросил он.              – Яйцо в корзинке, – ответил Азирафель. – Хлеб, обжаренный в масле, с яйцом посередине. Очень вкусно, уверяю тебя.              У Кроули слюнки потекли. Азирафель потратил на него единственное выдаваемое на неделю яйцо и, похоже, израсходовал изрядную часть своего запаса масла, чтобы приготовить ему завтрак, так что Кроули сделал себе мысленную пометку в следующий раз принести свои пайковые яйцо и масло, чтобы восполнить запасы Азирафеля.              – Спасибо, – пробормотал Кроули, и сердце его дрогнуло от теплой и нежной ответной улыбки Азирафеля.              – На здоровье, дорогой. ***              Кроули, должно быть, совершенно выбился из сил, потому что отключился и проспал шесть часов кряду на диване Азирафеля, хотя его длинные конечности явно не желали помещаться на нем из-за узкого сиденья и короткой длины. Он уселся на него вскоре после того, как закончил завтрак, и уже через несколько секунд заснул, медленно соскальзывая на бок, пока не лег на мягкий бархат, тихонько похрапывая.              Азирафель воспользовался возможностью навести справки в «Кристис», проведя утро в телефонных разговорах с аукционным домом и несколькими знакомыми независимыми коллекционерами. Однако, как он ни старался отвлечься, его взгляд постоянно возвращался к Кроули.              Он не мог налюбоваться тем, как потрясающе Кроули выглядел во сне: как мягкий свет подчеркивал медь его волос, словно он был окружен огненным ореолом; как легкая пыль бледно-коричневых веснушек рассыпалась по его носу и высоким скулам. Во сне Кроули казался намного моложе – складки и морщины на его лбу и вокруг рта, вызванные заботами и тревогами, разгладились. Сердце Азирафеля учащенно забилось, пока он наблюдал за тем, как мягко вздымается и опускается его грудь при дыхании, прислушиваясь к тихим звукам, которые он издавал, когда шевелился.              Однажды, проходя мимо, Азирафель протянул руку и осторожно откинул волосы Кроули со лба, увидев, как при этом затрепетали его бледные веки, и почувствовав бабочек в животе при довольном вздохе Кроули. Он мог бы смотреть на него весь день, а потому ему потребовалось слишком много усилий, чтобы взять себя в руки и приступить к работе.              За утро Азирафель узнал, что «Кристис» проводит свой первый аукцион с тех пор, как помещение на Кинг-стрит было уничтожено немецким снарядом, в Спенсер-хаусе в Сент-Джеймсе. Несколько звонков старым знакомым и коллегам-коллекционерам также подтвердили слухи о том, что на продажу может быть выставлено первое издание Роберта Никсона. Это была очень хорошая новость, но она также подтверждала, что Кроули был прав: Роуз Монтгомери все время знала об этом.              Кроули проснулся вскоре после полудня, начав ерзать на диване, когда Азирафель копошился поблизости, переставлял книги на полках. Он заметил, как веки Кроули медленно приподнимаются, являя расфокусированные глаза цвета меда, моргавшие в сильном солнечном свете, проникающем в комнату через приоткрытые жалюзи.              – Добрый день, дорогой, – ласково прошептал Азирафель. – Ты хорошо спал?       Кроули нахмурился и провел обеими руками по лицу и волосам.              – Добрый день? – пробормотал он в ладони. – Черт... как долго я спал?              Азирафель улыбнулся.              – Чуть больше шести часов. Похоже, ты действительно нуждался в отдыхе.              Кроули застонал, поднимаясь на ноги и моргая.              – Надо было давным-давно меня выставить.              – С чего бы мне это делать? – удивился Азирафель.              Обычно он был одиночкой, но ему нравилось общество Кроули, даже когда тот отключался у него на диване. Кроули был для него как произведение искусства, которым можно восхищаться.              – Не знаю, – пробормотал Кроули, потирая затылок, – я бы выгнал сам себя, если бы долго тут ошивался.              – Что ж, хорошо, что я не ты, – ответил Азирафель. – Я приготовлю тебе кофе.              Он не стал задерживаться, чтобы выслушать протесты Кроули – хватит с него на сегодня упрямства агента разведки, – потому что собирался до конца дня опекать его, как ему заблагорассудится. Кроули потребовалось пару секунд на том, чтобы взять себя в руки, но в конце концов он присоединился к Азирафелю за столом как раз в тот момент, когда закипел чайник; слишком большая для Кроули одолженная голубая рубашка навыпуск свисала с одного бледного плеча.              Кожа Кроули приобрела розовый оттенок после сна, глаза блестели; мягкие волосы были взъерошены и немного торчали на затылке, так как он заснул, пока они еще были влажными. Азирафель подумал, что он выглядит просто божественно.              – Что ж, – сказал он, пытаясь отвлечься от полоски кожи Кроули, обнажившейся под съехавшей набок рубашкой, – у меня был довольно продуктивный день.              – Правда?              – Да... ты был прав: на аукцион выставлена книга пророчеств.              Кроули одарил Азирафеля кривой ухмылкой, принимая у него из рук чашку горячего черного кофе.              – Вот это сюрприз, – пробормотал он. – Значит, мы отправимся на аукцион?              – Похоже на то, – ответил Азирафель, – хотя этим нацистам лучше раскошелиться: первое издание Никсона будет невероятно дорогим.              – Хармони сказал, что деньги не проблема – может, тебе стоит связаться с ним и попросить выделить деньги?              Азирафель содрогнулся от одной только мысли.              – Я лучше заплачу за него из своего кармана, чем снова буду иметь дело с нацистами.              Кроули закатил глаза.              – Ты двойной агент, ангел. Тройной агент, на самом деле – ты работаешь на Службу безопасности, ведущую двойную игру с нацисткой, которая притворяется, что играет в двойную игру с другими нацистами, а на самом деле работает на них. Ты в эпицентре всего этого – без тебя ничего не получится, и твоя задача – поддерживать контакт со всеми вовлеченными сторонами. Ни Монтгомери, ни Хармони не знают, что ты в курсе их совместной работы.              Азирафель застонал и уткнулся лицом в ладони. Его мучила головная боль, которая только усугублялась из-за сложности всей этой ситуации. Единственное, что во всем этом имело смысл, – это Кроули и его постоянные заверения в том, что с ним все будет в порядке.              – Скорее бы все это закончилось, – простонал он.              Кроули обхватил запястье Азирафеля длинными прохладными пальцами, отчего его пульс, как всегда, участился. Азирафель осторожно опустил руки, чтобы не лишиться нежного прикосновения Кроули.              – Я знаю, – пробормотал агент разведки. – Мы справимся с этим, обещаю.              Азирафель верил ему – он всегда ему верил. Глядя в теплые глаза медового цвета и ощущая прохладные пальцы на своей коже, Азирафель готов был поверить во что угодно.              – Ну же, – сказал Кроули, отворачиваясь и рассеивая чары, – нам нужно отвлечь тебя от всего этого – заняться чем-нибудь веселым.              – Например? – спросил Азирафель, чувствуя себя так, словно забыл, как дышать.              Кроули пожал плечами и встал, направившись к граммофону, на котором все еще играл Струнный квартет № 14 Шуберта.              – Не знаю... у тебя есть что-нибудь более современное? Что-нибудь зажигательное, чему мы могли бы подпевать, или танцевать, или... что-нибудь еще?              Азирафель издал слабый удивленный смешок – он не танцевал ни под какие мелодии уже около пятнадцати лет.              – В основном классика, – признался он, глядя, как Кроули достает стопку пластинок и перелистывает их, – немного Эла Боулли и Веры Линн...              Кроули поморщился.              – Веры Линн? Ради Бога, ангел, я должен достать тебе музыку получше. Может быть, Каунта Бейси или Гленна Миллера – или это слишком авангардно?              Он приподнял темно-рыжую бровь, скривив рот в полуулыбке, и Азирафель фыркнул.              – Должен тебе сказать, что когда-то я был весьма авангардным!              Это было много лет назад – в 20-х годах, когда Азирафель, к ужасу своей семьи, стал представителем золотой молодежи лондонской светской элиты. Когда-то он был довольно богемным... но потом выбрал более тихую и уединенную жизнь.              Кроули всмотрелся в него, склонив голову набок.              – Но больше нет?              – Думаю, нет, – ответил Азирафель. – Теперь я стал старым затворником – больше никто не приглашает меня на танец.              – Правда? – мягко спросил Кроули, окинув Азирафеля изучающим взглядом медовых глаз. – А ты хочешь?              Сердце Азирафеля пропустило удар.              – Что?              Кроули вынул черную глянцевую пластинку из защитного чехла и аккуратно поставил ее на проигрыватель, с большой осторожностью опустив иглу. Когда Кроули обернулся к нему и протянул руку с длинными пальцами, из граммофона полились первые нежные ноты «Соловья, поющего на Беркли-сквер».              – Ну же, ангел, – мягко сказал он, – я редко танцую, так что это разовое предложение.              Азирафель замер и уставился на протянутую руку Кроули; кончики его пальцев все еще были испачканы йодом, которым Азирафель смазал его раны. Стук его бьющегося сердца почти заглушал мягкие звуки флейты и фортепиано прекрасной песни Веры Линн. Он так давно ни с кем не танцевал, что даже не был уверен, что помнит, как это делается.              – Раз... два... три…              – ДА! – слишком быстро и громко воскликнул Азирафель. – Я имею в виду... да. Это... я бы хотел потанцевать. Очень.              Кроули тепло ему улыбнулся, когда Азирафель взял его за руку и позволил притянуть себя ближе.              Боже, помоги ему, но вблизи Кроули был еще великолепнее. Азирафель ощутил запах розмаринового мыла, которым он вымыл волосы и кожу, и осторожно вдохнул, когда встал вплотную к нему. Он восхищался ростом Кроули, стройностью его талии и плеч, мягким янтарем его глаз, отражающих свет, когда Кроули отвел взгляд.              Его рука осторожно легла на талию Азирафеля, но его прикосновение было слишком легким, по мнению Азирафеля – как будто он боялся оказать чрезмерное давление; их пальцы осторожно переплелись.              – Если ты собираешься вести, тебе придется быть немного тверже, дорогой мальчик, – пробормотал Азирафель. – Я не сломаюсь, обещаю.              Кроули рассмеялся и вдруг крепче прижал Азирафеля к себе: рука скользнула по его спине, когда Вера Линн начала петь. Сердце Азирафеля пустилось вскачь, значительно опережая темп музыки.              В ночь нашей встречи,       В воздухе витала магия,       Ангелы обедали в «Ритце»       И на Беркли-сквер пел соловей.       Тело Кроули под его рукой было плотным и крепким; его кожа была прохладной на ощупь даже сквозь рубашку, когда Азирафель провел ладонью вверх по руке Кроули и по его шее, пальцами нежно поигрывая с воротником и изредка касаясь небольшой полоски кожи между рубашкой и линией волос. Ему стало интересно, чувствует ли Кроули учащенное биение его сердца.              Лондонская луна       Никак не хотела уходить.       Бедная растерянная луна!       У нее был такой недовольный вид.       Откуда ей было знать,       Что мы влюблены?       Весь этот дурацкий мир       Будто перевернулся с ног на голову!       Мир Азирафеля действительно казался перевернутым, пока их ноги синхронно двигались в такт песни. Кроули казался еще ближе, чем прежде: его щека прижималась к виску Азирафеля, дыхание касалось его уха.                    Как карусель на ярмарке,       Мое сердце все громче и быстрей.       Мы танцевали щека к щеке.       И на Беркли-сквер пел соловей.              Азирафелю показалось таким естественным закрыть глаза и обхватить обеими руками шею Кроули, который подстроился под его движения и в свою очередь обнял его за талию. Плечо Кроули было таким удобным, когда Азирафель положил на него голову, зарываясь лицом в его шею и вдыхая слабый запах пряного одеколона. Если бы мир перестал вращаться, он бы не заметил. Если бы в этот момент на них упала бомба, Азирафелю было бы все равно, потому что он уже был на небесах, обнимая прекрасного мужчину и нежно покачиваясь под прекрасную песню.              Когда мы возвращались,       Мы двигались легко,       Как Фред Астер.       И словно далекое эхо,       Соловей пел на Беркли-сквер,       Соловей пел на Беркли-сквер,       В ту ночь на Беркли-сквер.              Когда стихли последние аккорды, Азирафель отчетливо осознал, что они перестали двигаться и теперь просто стоят посреди комнаты: его пальцы нежно перебирали кончики мягких темно-рыжих волос, а обе руки Кроули покоились на его спине. В какой-то момент они оба одновременно замерли, и Азирафель почувствовал, как щеки вспыхивают смущенным румянцем.              Он быстро убрал руки с шеи Кроули, словно обжегшись, в ужасе от собственных действий, и они неловко отодвинулись друг от друга.              – О... боже, – пробормотал Азирафель, делая очень большой шаг назад, и принялся нервно теребить мягкий теплый бархат в нижней части жилета. Танец оказался совсем не таким успокаивающим, как задумывался. – Мне так жаль, дорогой мальчик. Не знаю, что на меня нашло...              – Все в порядке, – мягко ответил Кроули, чье лицо горело почти так же сильно, как и лицо Азирафеля, и потер шею, где всего пару секунд назад были руки Азирафеля. – Это моя вина.              Кроули не был ни в чем виноват ни в малейшей степени, но Азирафель не знал, как сказать ему об этом, не раскрыв свои чувства. Вместо этого он тупо стоял, поглаживая большими пальцами пуговицы жилета, хотя предпочел бы касаться мягкой прохладной кожи Кроули.              Кроули вдруг тихо и напряженно рассмеялся, побудив Азирафеля резко поднять на него глаза.              – Похоже, я устал больше, чем думал, – сказал Кроули, одарив его фирменной кривой ухмылкой, – я пригласил тебя на танец, а потом чуть не заснул прямо во время него!              Облегчение разлилось по венам Азирафеля, и он позволил себе нервный смешок.              – Да, я тоже, – солгал он. – Я почти задремал.              Он мог бы выдать это за усталость, не так ли? Голова на плече Кроули, лицо, уткнувшееся в его шею, – все это можно было принять за проигрыш в борьбе со сном.              – Пожалуй, я пойду домой, – пробормотал Кроули, забирая пиджак и шляпу, которые Азирафель сложил на спинку кресла, – дам тебе немного отдохнуть.              Азирафель не хотел расставаться с ним, но вынужден был согласиться.              – Хорошо.              Помоги ему Бог, но он выставил себя на посмешище. Он смотрел, как Кроули нахлобучивает шляпу на голову и наклоняет ее под привычным углом, зная, что нужно остановить его – зная, что нужно попросить Кроули остаться.              – Увидимся позже, ангел.              – До свидания… – выдохнул Азирафель, когда Кроули слабо улыбнулся ему и открыл дверь. – Кроули? – быстро добавил он.              Кроули замер на пороге и повернулся к нему лицом. Сердце Азирафеля снова пропустило удар.              – Да?              Это был его последний шанс попросить Кроули не уходить: остаться с ним и выпить вина или потанцевать еще немного.              – Спасибо, – только и смог сказать он, и Кроули усмехнулся.              – Не за что, – пробормотал он в ответ.              Кроули вышел за дверь и закрыл ее за собой, оставив Азирафеля наедине с неистово бьющимся сердцем и ощущением потери его прикосновений. Нужно было попросить его остаться.