Strange Harmony

– – – Когда Казуи жалуется на внезапную боль в правой руке, Шидо сразу же начинает волноваться. Он без задней мысли соглашается прийти к нему в камеру, чтобы тщательно изучить проблему, но чувствует себя немного растерянно, когда после его прибытия рука внезапно меняет положение и загадочным образом становится левой. Это странно… Он мог бы поклясться, что изначально она была правой. Тем не менее, он отбрасывает эту мысль и тщательно осматривает руку на предмет любой травмы, которая могла бы стать причиной боли, на которую жаловался Казуи, но ничего не находит. Необычно, но тоже случается. Ему на ум приходит возможность растяжения или какой-то другой схожей причины, но он тут же слегка виновато заключает, что мало что может с этим сделать. Впрочем, Шидо упоминает о возможности попросить у Эса обезболивающее, если Казуи станет хуже; но сам Казуи начинает отнекиваться. Шидо хмурится. — Прямо сейчас я не до конца уверен в причинах боли, но это же не значит, что у тебя нет права облегчить её, пока я не разберусь. Не нужно страдать молча. Казуи неловко потирает шею со странно… виноватым видом. — Да нет, правда, всё нормально. Может, оно само пройдёт. Шидо подозрительно щурится, глядя на него. — Ты уверен? Почему-то Казуи начинает смеяться, но смешок кажется нервным. Но почти сразу он снова резко становится серьёзным, запутывая Шидо окончательно. — Ничего страшного, не переживай. Мне, наверное, вообще не стоило дёргать тебя из-за такой ерунды. Шидо с сомнением качает головой, но решает не настаивать. Чем больше он давит на Казуи, тем заметно сильнее тот начинает нервничать, какой бы ни была тому причина. Значит… выходит, можно идти. Он поворачивается к двери, бормоча тихое прощание, но Казуи окликает его, останавливая на полпути. Его голос звучит странно. — Э-э, Шидо-кун, есть ещё кое-что, о чём я хотел спросить… – – – — Значит, кошмары… — Шидо какое-то время обдумывает услышанное, всё сильнее мрачнея. — Каджияма и Шиина говорили, что у них тоже такое было. Это плохой знак. Казуи серьёзно кивает. — Шиина и мне рассказывала. Но… По-моему, у меня другое. Я не то чтобы… слышу голоса или что-то такое, это скорее… про моё прошлое. На его лице расплывается печальная улыбка, и когда он снова начинает говорить, в его голосе отдалённо слышится тоска. — Просто кое-какие… неприятные воспоминания. Ничего такого серьёзного, как у Шиины, да и вообще глупости по большей части, но… Он останавливается на полуслове и сжимает зубы. Во всех его движениях сквозит какая-то горечь, которую Шидо не до конца понимает, но не может отрицать. Внезапно он начинает чувствовать себя незваным гостем: словно у него на глазах разворачивается какая-то внутренняя борьба, которую он не должен был увидеть. Казуи почти выдавливает из себя: “Я…” — но какую бы войну он ни вёл у себя в голове, судя по всему, он её проигрывает. Шидо снова начинает раздумывать о загадочной боли в руке, о которой говорил Казуи, и о том, как эта рука таинственно превратилась из правой в левую. О его виноватом выражении лица, когда Шидо выразил беспокойство по этому поводу, и о том, как он занервничал, стоило Шидо что-то заподозрить. Отчасти Шидо чувствует себя лишним именно потому, что он наверняка перешёл границу гостеприимства Казуи. Но они всё ещё не закончили разговор о его кошмарах. А. Он разом всё понимает и даже чувствует себя немного глупо из-за того, что не понял раньше. Должно быть, Казуи просто соврал о боли. Потому что… — Я не хочу оставаться один, — наконец тихо произносит Казуи. Пару секунд Шидо только удивлённо моргает, сбитый с толку такой откровенностью. И прежде чем он успевает осознать, что делает, Шидо предлагает Казуи остаться с ним на ночь, чтобы проследить за ним и понаблюдать за его кошмарами. От такого предложения Казуи слегка краснеет и сначала кажется изумлённым, а потом — неуверенным. Зачем-то задерживая дыхание, он проговаривает очевидное — в камере только одна кровать. А когда Шидо не отвечает, Казуи заметно стушёвывается. Он выглядит побеждённым, но одновременно и так, словно и не ожидал никакого другого исхода. Шидо знает, что это глупая идея. Он знает, что нельзя так использовать Казуи. Шидо всё равно не сможет вернуть то, по чему так скучает. Никогда не сможет. Но ему тоже одиноко. — Я… Вообще-то я тоже не против компании, — медленно произносит он, тоже отчего-то начиная нервничать. — Если, конечно, ты не возражаешь. Казуи, широко распахнув глаза, решительно мотает головой, но вслух, похоже, ничего произнести не может. – – – В воздухе витает неуверенность и немного — неловкость, но в конце концов им двоим удаётся расположиться в кровати. Сперва это довольно неудобно — оба неподвижно лежат на спине и стараются не смотреть друг на друга. Шидо даже не глядя может сказать, что Казуи изо всех сил пытается оставаться в позе, вытянутой по струнке — должно быть, чтобы совсем ничем не нарушить личные границы Шидо, раз уж Казуи и так занимает большую часть пространства. Из-за этой мысли Шидо чувствует укол вины, но менять решение сейчас уже слишком поздно. Спустя время, которое кажется вечностью, но на деле вряд ли заняло больше получаса, Казуи поворачивается к Шидо спиной и погружается в беспокойный сон. Шидо, даже сейчас не в состоянии до конца отбросить свои врачебные привычки, искренне пытается наблюдать за ним; хотя, честно говоря, причина, по которой он предложил переночевать с ним, вовсе не в этом. Он быстро замечает, насколько сон Казуи на самом деле тревожен. Шидо некоторое время раздумывает о том, как помочь ему, и в конце концов останавливается на неловкой попытке предоставить ему физический комфорт, успокоить таким образом — как он делал для своих собственных детей и реже для жены, когда кошмары беспокоили их. Казуи дышит прерывисто и чуть дрожит во сне, всё ещё спиной к Шидо. Он точно не хотел бы напугать его или нечаянно потревожить… Как бы только это провернуть? Он очень осторожно тянется к Казуи, невесомо обхватывая руками и прижимаясь к нему со спины. Сориентироваться трудновато, потому что Казуи всё же ощутимо крупнее Ханы — но это кажется правильным. Он всё равно никогда не обнимет её снова. От этой мысли Шидо неосознанно крепче сжимает руки, но он заставляет себя расслабиться. Он здесь только для того, чтобы предоставить заботу, ничего личного. Тепло Казуи чувствуется через одежду. Всё его тело в руках Шидо такое тёплое и живое. Похоже, Шидо скучал по этому чувству больше, чем думал. Дыхание Казуи замедлилось, и Шидо больше не ощущает его дрожи. Он спокоен. Он даже слегка подаётся назад, в объятия, пытаясь сквозь сон найти что-то, что должно было быть теплом тела самого Шидо. Иногда он забывает, что у него оно тоже есть. Но… Кажется, это сработало. Шидо выдыхает, только осознав, что почему-то задержал дыхание, и позволяет себе вдохнуть запах Казуи. Он живой и тёплый. Теперь он спокоен, потому что Шидо смог его защитить. Шидо знает, что никогда не будет настолько же хорош в настоящем бою, но это безумно приятное чувство — помочь хотя бы так. Почувствовать, что он ещё в силах сделать что-то хорошее. Жгучее и болезненное чувство вины, всегда маячащее на фоне, преследующее его каждую секунду, что он находится в сознании, на время отступает — по крайней мере, до тех пор, пока у Шидо есть кто-то тёплый и живой, к кому можно прижаться. О ком можно позаботиться. – – – На следующее утро Шидо просыпается так же рано, как и всегда, и уже хочет встать с постели, но сталкивается с неожиданным препятствием. Казуи обнимает его за талию, уткнувшись лицом ему в грудь, и учитывая, насколько он силён, вряд ли удастся выбраться из его хватки, не разбудив. Шидо, в свою очередь, одной рукой придерживает его за плечо, а другая опущена на голову Казуи, словно Шидо уснул, поглаживая его по волосам. Может, так и было: он не помнит. Но решает, что нужно уходить. Прямо сейчас. А значит… — Ка-... — Шидо прикусывает язык. Он никого в Милграме не называет по имени. Что за фамильярность? Эту мысль он на время откладывает. — М-Мукухара-сан, я не могу… Шидо пытается осторожно потрясти его за плечо. К его чести, Казуи просыпается довольно быстро. Он бросает на Шидо короткий растерянный взгляд, который затем на миг наполняется ужасом. Моментально отстранившись, он отползает на самый край кровати, чуть краснея. — Я-... Извини, не знаю, что на меня нашло, я… Прости, — запинаясь, бормочет он, а затем, замешкавшись на секунду, практически вылетает из кровати, словно она чужая. А она — его собственная. Шидо хмурится. — Всё нормально, — коротко отвечает он, хотя знакомое чувство вины возвращается к нему с победными фанфарами, когда он сам покидает кровать. Заметив, что из-за спешной попытки Казуи выбраться одеяло свалилось на пол, он поднимает его и стелет обратно, прекрасно осознавая, что Казуи смотрит на него с изумлением, словно не верит собственным глазам. Неужели Шидо ошибся, решив ночью первым прикоснуться к нему? Тогда это казалось хорошим решением, но сейчас… Шидо слишком поздно осознаёт, что машинально начал заправлять кровать Казуи — по привычке. Он делал это дома каждое утро, заправляя кровать так, как его научила Хана. Делал до тех пор, пока… пока не случилось то, что случилось. После этого какое-то время его это не заботило — пока он не очутился в Милграме и, желая подать хороший пример, не начал заправлять кровать снова. Хотя всё равно получается не очень. Хана вообще всегда была намного аккуратнее и внимательнее него. Она всегда помогала ему там, где он не справлялся сам. Казуи всё ещё смотрит, но выражение его лица меняется на совсем уж несчастное. Шидо с еле ощутимой нежностью отмечает, что он немного растрёпанный. Шидо даже не предполагал, что он каждое утро причёсывается. Ну конечно же. Шидо замирает, наконец напрямую встречая взгляд Казуи. Тот быстро отворачивается и краснеет ещё заметнее. Из него вырывается неловкий смешок, а в его позе что-то отчётливо меняется: он выглядит так, словно хочет что-то сказать, но Шидо останавливает его. — Тебе не нужно извиняться, — медленно говорит он, надеясь, что искренность этих слов достигнет Казуи, несмотря на обычную невыразительность Шидо. — Правда. Язык тела Казуи вдруг снова возвращается к прежнему состоянию, словно ответ Шидо поставил его в тупик. Он снова кажется испуганным и сжимает руки в замок с такой силой, что костяшки белеют. Чёрт побери. — Я… Я серьёзно, — Шидо замечает, как начинает говорить быстрее и чуть спотыкаться. Ужасно, насколько напряжённой стала атмосфера между ними. И всё только потому, что он позволил себе поддаться очевидно бессмысленной прихоти. Как эгоистично. — Извини. Если честно, я сам виноват. Я первый начал, так что… не переживай. После этих слов Казуи почти комично хлопает глазами, глядя на Шидо настолько растерянно, что тот едва не повторяет сказанное, не до конца уверенный, что Казуи вообще услышал его в первый раз. Он выглядит… странно взволнованным, а на его раскрасневшемся лице теперь поблёскивает капелька пота. Шидо снова с головой накрывает вина; он пытается найти слова, которые помогли бы объяснить его действия, но слов не находится. А затем Казуи почему-то уходит из собственной камеры, торопливо объяснившись необычно сдавленным голосом. Что же Шидо наделал?