Дыхание бога

      Ильхам помнил, как засыпал, прижатый к груди Убара — и было так спокойно, так хорошо. Он разомлел от того, что случилось с ними впервые, прикрыл глаза. Широкая ладонь воина согревала ему живот. Казалось, он в безопасности, ничего не случится, Убар отгородит от всего.       Вот только стоило в полудрёме открыть глаза, как он осознал себя в круге — как тогда на церемонии в храме Ваддаха — и подскочил с плит. Да так и застыл. Опалило страхом, желанием, восхищением. Перед ним стояла не ожившая статуя, а сам воплощённый огненный бог. Но в отличие от статуи, на нём не было совершенно никакой одежды, лишь украшения. И это смутило на миг — Ильхам так и не смог пасть перед Ваддахом на колени. Взгляд тоже лишь однажды порхнул вниз, а затем вернулся к украшениям. Те сверкали в тёмных волосах огненного бога, собирая их в жгуты, нити и кольца переливались в них, струились по плечам. Глаза Ваддаха, подведённые чёрным, горели не меньше драгоценностей.       И всё же Ильхам ошибся — Ваддах был прекраснее любой самой искусной статуи. Внутри всё бросило в жар, в смятение, и он так и стоял, не пошевелившись — Ваддах неторопливо шёл к нему.       — Давно я не видел вас, с самой церемонии, — голос был глубоким, в нём скрывалась и бушующая ярость огня, и шёпот самого тихого пламени. Губы Ваддаха тронула благосклонная улыбка, а Ильхам только сейчас осознал, что Убар тоже здесь. — Вы первые за столько лет показали на церемонии огонь страсти. И я хочу научить с ним обращаться, — Ваддах протянул руку, чтобы коснуться его лица. Но её перехватила другая — Убар сжал запястье бога.       Ильхам перестал дышать, уставившись на руку воина со смесью благоговения и страха. Как Убару хватило смелости перечить воле Ваддаха? Остановить его? Ильхам внутренне взмолился, чтобы огненный бог пощадил воина за дерзость — его самого язык всё ещё не слушался от потрясения. Губы Ваддаха дрогнули в усмешке, он повернулся к Убару, острый взгляд его полыхнул ярко.       — Боишься, что мой дар ему навредит? — Ваддах поднял свободную руку и теперь обхватил воина за затылок, притягивая к себе. — Тогда испытай первым.       Ильхам смотрел и не мог вдохнуть, не мог оторваться, не мог заглушить мысли, которые искрили. Не мог поверить. Огненный бог целовал Убара. Жёстко, не давая отстраниться, и через этот поцелуй полыхнуло в груди — Ваддах протолкнул в Убара свой огонь.       Ильхаму казалось, что это красиво и... правильно? Рядом с Ваддахом воин, почти равный ему, а он сам? Ильхам почти отступил назад, но Ваддах бросил на него взгляд и отстранился от чужих губ. Убар тут же пошатнулся, растёр свою грудь, в которой горело — Ильхам видел внутри яркий свет. Когда же Ваддах протянул руку в его сторону, он в первое мгновение растерянно застыл. Разве же он достоин? Разве же он может?..       Насмешливый и понимающий взгляд Ваддаха приковал к себе, и ничего не осталось, как протянуть дрожащую руку в ответ. Тут же Ильхама смело вихрем, толкнуло, когда он оказался в объятиях огненного бога. Поцелуй нельзя было сравнить с тем, что он испытывал с Убаром — сейчас Ильхам чувствовал себя мальчишкой, который впервые коснулся огня. Этот огонь был слаще вина, пьянил больше, чем пламя из чаши Ваддаха. Ильхаму было жарко, его трясло, и подкосились ноги, но позади обнял Убар, и дрожь прекратилась.       — Не зря я вас выбрал, — в голосе Ваддаха слышалось довольство, он в последний раз лизнул Ильхама в губы, и тот сделал жадный вдох. Внутри всё горело, в этом огне исчезали страхи, поэтому Ильхам потянулся коснуться Ваддаха. Собственный огонь раскрылся, трепетал в предвкушении. Ладонь провела по груди, пальцы дрогнули, а внутри вновь опалило жаром. Ильхам лишь сейчас осознал, что у огненного бога... золотом были проколоты соски. Какое бесстыдство! Такого у статуи точно не было. Он беспомощно застонал, откинув голову Убару на плечо, и Ваддах гулко рассмеялся.       — Себе тоже... можешь, — искушающе шепнул огненный бог и опалил укусом, склонившись над грудью Ильхама. А потом с его рук стекло пламя. Оно действительно было жидким, изменчивым, капнуло на живот, заставляя ахнуть и дёрнуться в руках Убара. Ваддах не дал времени привыкнуть, его ладонь накрыла член, влажно приласкала, Ильхам зашипел и подавился словами — пальцы в жидком пламени оказались внутри него. Он лишь попытался свести ноги, но был остановлен крепкой рукой. Ваддах не позволил.       — Учись, — Ильхам не сразу понял, что Ваддах обратился к Убару, и тот провёл вдоль его спины, затем дальше, и с его пальцев тоже сошло жидкое пламя. Губы Убара успокаивающе коснулись шеи. Воин соединил свои пальцы с пальцами Ваддаха — они толкнулись вместе, и Ильхам выгнулся, не зная, как стерпеть. Слишком жарко, слишком стыдно. Но лучше любого масла. Он вцепился рукой в плечо Ваддаха, чтобы хоть как-то устоять на месте.       Когда же пальцы исчезли и Ваддах отстранился, Ильхам и сам готов был жидким пламенем стечь к его ногам, однако Убар не дал. Прижал к себе, обхватил поперёк груди, а второй рукой — под колено, раскрывая перед взором огненного бога. Ильхам мог бы сгореть от стыда, если бы в следующий миг не сгорел от страсти — Убар толкнулся. По-настоящему, горячо заполняя собой, не оставляя места для сомнений и связанных мыслей. Собственный огонь потянулся навстречу, ласкаясь, подставляясь под чужое пламя, и Ильхам низко, протяжно застонал.       Этот стон почти сразу оборвал Ваддах своим спокойным, уверенным поцелуем. Ильхам принимал его дар, его ласку и не знал, как отблагодарить своего бога. Он несмело опустил руку, обхватил пальцами крупный ствол, взволнованно попытался сотворить жидкое пламя, вот только вместо этого обжег огнём — Ваддах тут же укусил за губу, а член его дёрнулся, прежде чем Ильхам в испуге отпустил.       — Ничего, — трескуче прошипел Ваддах, и Ильхам не ощутил его злости, её не было. — Научиш-шься. А пока... — он переглянулся с Убаром, и воин замедлился, остановился, и Ваддах указал взглядом вниз.       Убар подтолкнул и опустился сам, теперь двигаясь медленно, неторопливо. Ильхам оказался перед огненным богом на коленях и теперь не мог спрятать взгляд, увести в сторону от собственного следа на крупном члене. В извинении, он бережно прижался к нему губами, скользнул языком, впервые пробуя подарить наслаждение другому мужчине. И Убар видел это, каждое движение, каждое прикосновение языка и губ — от мыслей об этом становилось жарче. А когда за спиной послышался глухой рык, а за ним — резкое движение и жидкий жар внутри, Ильхам уткнулся носом в бёдра Ваддаха, обнял и задрожал, продолжая ощущать, как Убар изливается в него. Узнай об этом отец, зарубил бы их саблей, не иначе.       Ваддах на его мысли мягко улыбнулся, и стало стыдно — о чём он только думает в такой момент? Ильхам открыл рот, и теперь Ваддах двинулся сам, не спеша, позволяя привыкнуть, скользя по губам, жаром оседая на щеке. Ильхам закрыл глаза, растворяясь в этой неторопливой ласке, и собственный огонь вновь всколыхнулся от удовольствия. Лишь в конце Ваддах положил ладонь на затылок, удержал на месте — его семя горячило губы и рот Ильхама, оно было похоже и на тягучую лаву, и на несмелые искры походного костра. Его можно было пробовать, перекатывать на языке. Ильхам даже не заметил, как от наслаждения кончил на каменные плиты храма.       Ваддах поцеловал его испачканный рот, потом — подарил этот вкус Убару, и пока Ильхам не пришёл в себя, снял свою изящную заколку, словно застывшее пламя в золоте. И прикрепил Ильхаму в волосы.       — Мы ещё встретимся. Ждите.       Ильхам прикрыл глаза лишь на мгновение, собираясь с духом, чтобы поблагодарить, но когда открыл их, то уставился в стену и пробивающиеся лучи предрассветного солнца. Всего лишь сон! Разочарование настолько его оглушило, что он даже не шевельнулся, когда позади поднялся Убар. Начинался очередной новый день — им пора уходить.