Сколько Элберт себя помнил, он вечно шел за кем-то. Для него сильная рука была необходима. Он готов был простить любые тяготы жизни, лишь бы рядом с ним был человек, который относился к нему с должным уважением. Это не значило, что Элберт был готов терпеть унижение, ругательства и избиения, но он понимал, что иногда это было нужно. Тогда, когда он был виноват.
Первым человеком, который был с ним всю его жизнь, был его отец. Ленный рыцарь Джон Потс, старику не везло в жизни. Он преклонил колено перед неким домом, о котором Элберт не помнил. Одно он знал, что их герб как-то был связан с сельской деятельностью. Джон сражался и жил рядом с ними, преклонил колено и получил небольшой кусок земли, который также быстро разорил. Счастья ему не прибавило и то, что его сын, мальчик Элберт, родился с небольшим увечьем. Он был кривой, хотя и не на столько, чтобы слыть уродом, его физическое увечье навсегда поставила крест на его желании стать рыцарем, как его отец и положило конец мечте Джона, что однажды его сын сделает то, на что ему не хватило сил, станет достойным воином.
Несмотря на это, Джон любил сына. Тот не боялся никакой работы, ни тяжелой, ни грязной. Он один мог работать на земле и не жаловался. Когда его просили что-то сделать, он делал. Но идиллия кончилась, когда Джона в лесу загрызли волки и его матери ничего не оставалось как покинуть земли, доставшиеся её мужу с большим трудом.
Череда ударов по Элберту продолжалась, но жизнь неизменно давала ему подпорку в виде человека, который видел доброту и преданность изломанного мальчика. После смерти отца таким человеком стала его мать. Казалось, что так боги извиняются перед ним за то, что он родился не как все. Она любила его также сильно, как и Джона и судя по всему, видела в сыне своего покойного мужа.
Вскоре, жизнь привела их в дом лорда Баклера. Тот не стал отказывать в приюте, но очень скоро о них все забыли. Мать Элберта работала на кухне, а сам Элберт стал помощником конюха. Именно в доме Баклера Элберт впервые познал, что такое злые люди. Над ним издевались и его шпыняли. Изредка это были и дети лорда Баклера.
— Они приютили нас, — говорила мать успокаивая сына и вытирая кровь с его лица, — у нас нет выбора.
Элберт молчал. Он не был злым человеком. Он готов был оказать сопротивление тем, кто обидел других, но даже те другие не были готовы дружить с кривым мальчишкой. С каждым днём, ему становилось всё тяжелее и тяжелее. Он плакал, пытаясь понять за что ему это и однажды, он услышал, как его мать молилась Семерым, прося защитить его. И защита не заставила себя ждать.
Когда Элберт подрос, он стал крепче и выше многих сверстников, однако, его увечье давало о себе знать. Он слабо бегал и весьма тяжело переносил долгие походы. Тем не менее, он возмужал и всё также не боялся никакой тяжелой работы. Другие слуги замка его ценили за это, но так было лишь со взрослыми, молодые мальчики продолжали смеяться над ним, девочки обходили стороной, а горячие рыцари не ленились пнуть кривого конюха.
Как-то, убираясь в конюшне, Элберт отошел за сеном, дабы накормить лошадей и в этот же момент почувствовал мощный удар в области ягодицы. С гулким грохотом рухнув на землю, по пути сшибив ведро с водой и измазавшись в грязи, он закряхтил пытаясь подняться.
— Посмотрите, ребята, очередная моя победа! — послышался веселый голос молодого парня Эрла, сына пекаря. Тот был сильным и весьма задиристым, настолько, что иногда доставалось даже его товарищам, но иногда он получал от кого постарше, от чего всегда неизменно вымещал злость на самом слабом — Элберте.
Элберт поднялся. Его одежда была в грязи, а сам он был готов дать сдачи. Сжав кулаки, он с диком ревом, накинулся на сына пекаря, начиная размахивать кулаками. Несмотря на то, что он был крупнее, боевого опыта он не имел, но это, он с лихвой компенсировал своей силой. В тоже время Эрл был в таких драках опытен. Как только конюх подлетел к нему тяжело дыша и направил свой кулак в область лица парня, он отскочил, вставая в боевую стойку. Его кулак пришелся прямо в лицо Элберта, но конюх устоял. Скрипнув зубами и с яростным криком повернувшись к Эрлу со всего размаху нанес удар ему в живот. Пекаренок скрючился и выдохнул. Злость застила ему глаза, и он ударом ноги отправил Элберта на землю.
— Довольно, — услышал он. Все обернулись. Рядом с конюшней на деревянном ведре сидел парень. Держа в руках бутылку, он изредка делал из неё глотки, но при этом, весьма спокойно смотрел и на Эрла, и на компанию его друзей, — задираться вы горазды, а как доходит дело до розг, так сразу воете как волки.
Некоторые дети рассмеялись, от чего пекаренок зарделся. Его действительно часто секли, и он редко высказывал мужественность в такие моменты.
— Да кто ты такой, я тебя что-то и не помню здесь, — храбро отреагировал Эрл, сжимая кулаки.
Кто-то, дернул его за рукав и что-то прошептал на ухо. Эрл сначала побледнел, потом покраснел, а потом снова побледнел. Руки его расслабились, а сам он, пнув деревянное ведро, которое несколькими минутами ранее сшиб Элберт, ушел, тихо ругаясь:
— Повезло тебе, кривой! — напоследок бросил он.
Элберт встал, покачиваясь от тяжелого падения. Чуть сгорбившись, он двинулся к своему спасителю. Парень был высок, худощав со спутанными, грязными волосами.
— Спа-спасибо, — сглотнул конюх, — я не имею чести знать вашего имени.
Парень рыгнул, выбросил бутылку и сказал, попутно обдав Элберта весьма неприятным запахом.
— Рей, сын лорда Баклера, знаешь, наверное, такого, — усмехнулся он, доставая головку чеснока и надкусывая её, — будешь?
Элберт сдержался, чтобы не отказать. За последние несколько лет, он был первый, кто вот так открыто помог ему.
— Я не видел вас здесь раньше, сир, — честно сказал Элберт надкусывая чеснок и тут же преклоняя колено, при этом кряхтя и трясясь, как осенний лист.
— Брось, — Рей поднял его, — я не тот сынок, перед которым следует падать ниц. Отец отправил меня в Цитадель, но даже там я его ожидания не оправдал.
Рей оказался одним из сыновей лорда Баклера. Тот сын, которому родители не спешат выдать кусок земли или подыскивать подходящую невесту, но при этом, стремятся подыскать ему достойное место, чтобы он умел прославить имя семьи. Рей оказался не из таких. Посредственный боец и ужасный школяр, в Цитадели он пропивал все деньги, которые получал, а в итоге оказался на улице.
Рей изредка появлялся рядом с конюшней, когда там работал Элберт, но даже тогда конюх видел его лишь пьяным, либо с похмелья. Похоже тот окончательно уверовал в том, что лорду Баклеру не до него, но он ошибался.
Вскоре, за ним пришли. Лорд Баклер даже появился во дворе, чтобы лично проводить своего непутевого сына в новый путь.
Людей во дворе замка собралось столько, что Элберт даже удивился, что раньше он не замечал их всех. Суровый лорд Баклер стоял и смотрел на то, как бледного, как снег, Рея готовят к отправке. Ему выдали плохенькую лошадь, и небольшой мешок с провизией.
— Ты отрекаешься от меня?! — чуть не плача спросил Рей отца. Было видно, что юный лорд не ожидал такого от отца, — снова?
Лорд Баклер был непреклонен. Лишь в этот самый момент, когда отец Рея махнул рукой, он заметил, что тот, кто явился за Реем был септон. Роба служителя Семерых была чистой и опрятной. Сам он, чуть ли не с гордостью восседал на гнедой кобыле держа в руках свою звезду, символ Веры. В отличии от его нового учителя, Рей был грязным и совершенно точно не трезвым.
— Ты не можешь так со мной поступить? — вскрикнул Рей, не обращая внимание, — оставишь меня одного?
Баклер огляделся. Его взгляд что-то или кого-то искал и наконец нашел. Его рука взметнулась перед собой и ткнула в ту сторону, где стоял скривленный Элберт. Все расступились, оставляя конюха смотреть на суровое лицо лорда Бронзовых Врат.
— Ты, подойди!
Элберт не осмелился ослушаться. Все смотрели на него, когда он ковылял к лорду. Кто-то ахнул, кто-то рассмеялся, но все сошлись в одном, лорд нашел способ избавиться ещё от одного неприглядного человека в замке. Он услышал, как разрыдалась его мать и кинулась к нему, но поток слез и криков утонул в толпе, которая, судя по всему, не дала женщине вырваться к сыну. Так Элберт потерял и мать.
Когда конюх подошел к Баклеру, тот без всяких лишних слов схватил его и толкнул в сторону Рея:
— Вот, и не говори, что оставил тебя ни с чем, негоже молодому септону быть без слуги.
Рей смотрел на Элберта, но не так, как раньше. В нем не было ни капли сожаления. Больше всего, он жалел себя, а Элберт ему казался обузой.
С тех пор, они стали неразлучны. Элберт в каком-то роде, заменил Рею отца, а тот стал его другом. Неприглядным, неприметным, но другом. Молодой септон редко когда ругал и лупил Элберта, но, когда делал это, Элберт знал за что. Рей был добрым к нему, но не потому что был таким на самом деле, а потому что ему не было ни до чего дела.
Когда септон — учитель Рея покинул этот свет, то каким-то образом, именно Рей стал новым септоном Скорбящего городка. И в те годы, они просто жили. Септа опустела так быстро, что казалось, будто кроме Элберта и Рея в ней никого и никогда не было. Слуги покинули их и Рей часто отмахивался от своего единственного служки, но тот не ушел. Он остался, не решаясь бросить того, кто защитил его и однажды и кто никогда не бросал его. Оценил ли Рей этой привязанности? Элберт не знал, но он продолжал своё дело в септе. А вся служба бывшего конюха, а ныне служки септона состояло в том, чтобы приносить Рею, священные писания во время проповедей и накрывать на стол. Изредка, Элберт занимался и конюшней возле септы, которая также опустела. У них осталась лишь одна лошадь, та самая, на которой Рей, некогда прибыл в Скорбящий городок. Рей был неразговорчив и Элберт, иногда находил, что ему весьма приятно находиться в обществе лошади, которая, хоть и не понимала его, но умела слушать. Так было до того самого дня, когда Рей проснулся другим.
Элберт многое замечал в своем господине, но никогда ещё тот, не обращался к нему столь вежливо и что самое интересное, никогда ещё он не говорил свои скучные речи так одухотворенно.
Рей сразу приблизил его, как только вырвался из пучины своего беспомощного состояния. Свои обязанности септона он принялся исполнять с удивительной резвостью и энтузиазмом, словно сами Семеро зарядили его этой неведомой силой, отказаться от порочных мыслей.
Элберт менялся со своим господином. Помимо того, как изменялась их септа, как рос Рей, так и Элберт становился всё более покладистым, хотя и раньше, его нельзя было заметить в лени, но он готов был исполнить всё, что прикажет его господин.
Рей уехал. Лорд Баклер вновь призвал нерадивого сына к себе. Как Элберт это понял? Было несложно. Рыцарей в Скорбящем городке было немало, но никогда они не задерживались рядом с септой на такой срок и редко когда рыцари стража Марок приезжал сюда. Ну и конечно, бронзовые пряжки также доказали, что за Реем шла слежка от лорда Баклера.
В тот момент Рей поручил Элберту найти ещё людей для септы — слуг, строителя и что удивило служку, ювелира. В портовом городке строителей и диковиных торговцев было много, но найти служку для септы вызвало у Элберта небольшое затруднение.
— Служки, — прокряхтел старый мейстер Утер. Он частенько захаживал в одну из таверн городка, где пил не просыхая, а на следующий день шел к хозяину города, дабы продолжить давать ему советы. Старый Рей мог бы с ним сдружиться, — был тут один, — наконец-то сказал мейстер почесав седую бороду, — пытался поговорить с моим господином, чтобы в библиотеку попасть.
— А зачем ему в библиотеку? — поинтересовался Элберт разливая эль по кружкам, — он слуга Семерых.
— Хе, — усмехнулся Утер и одним махом осушил кубок, — куда угодно, лишь бы не к твоему господину, репутация не та.
Элберт нахмурился. Его глаз задергался от того, что его господина оскорбили, пусть и не напрямую.
— Передай ему, если встретишь, что септа это то место, где он обязан быть и скажи, что это приказ септона.
— Ладно, — пожал плечами старик, — плесни мне ещё, — ухнул он, но Элберт уже встал, готовясь покинуть трактир, — эй, ты…черт…
Рея не было довольно долго. За это время Элберт успел слегка прибрать септу, готовясь к возвращению своего господина. Встретить Кирка и пояснить ему, что Рей изменился.
Кирк оказался смущенным тем, что конюх в септе, говорит ему, что Семеро призвали его на службу к септону Рею, но спорить не стал. Как и любой служка, Кирк обязан был подчиниться старшему брату по вере, и, хотя Элберт таковым не являлся, судя по лицу Кирка, тот решил все же дождаться септона.
За всё время, пока Рей был в септе в своём новом обличии праведника, Элберт боялся, что его господин однажды сорвется и вновь будет всё по-старому, но как оказалось, септон не намеревался сворачивать со своего пути. Он плотно занялся делами септы — восстановил хозяйство, отремонтировал септу и начал принимать учеников. Более того, он даже поделился знаниями с Элбертом. Сын лесника, бывший конюх никогда даже мечтать об этом не мог. Он всё больше и больше начинал чувствовать свою значимость, и благодарил богов за то, что они послали ему его господина.
Однажды, идя по Скорбящему городку, где он закупал кое-какие товары по приказу Рея, Элберт увидел старуху. Та, сгорбившись, сидела возле бочки с протухшей рыбой и протянув руку просила милостыню. На ней было странная шляпа, вся в заплатках и со странным котелком на голове. Прохожие проходили мимо, а некоторые ещё и прикрывали лицо. Элберт не знал, отпугивал ли их внешний вид старухи или запах рыбы, но решил, что если он даст немного монет этой старой женщине, то Рей его похвалит.
— Кто здесь? — спросила в пустоту старуха. Она была слепа.
— Всего лишь скромный слуга церкви, — поклонившись сказал Элберт и вытащив из-за пазухи горсть монеток вложил их в дрожащую руку старушки, — я благодарна тебе, — прохрипела она и неожиданно крепко схватила ладонь Элберта, — я вижу тебя, — прошептала она странным голосом, — ты конюх, а твой господин септон.
Элберт уже было ахнул, но вспомнил, что он представился, как слуга септона и нет ничего таинственного в словах этой старухи. Тем временем она продолжала:
— Я вижу твою преданность, твой господин праведный, но и его слова будут причиной крови на твоих руках. Ты сделаешь всё, чтобы защитить его и когда наступит твой срок, лишь твой господин оплачет тебя, а твои действия никто не простит.
Элберт с ужасом вырвался. Старуха тараторила и тараторила, а сердце служки сжималось от страха. Развернувшись, он побежал так быстро, как позволяли ему его тело. Он не заметил, как прибежал к септе. В это время Рей работал вместе с Кирком, поэтому Элберт ушел в свою комнату и весь день не выходил из неё. Слова старухи плотно вошли ему в разум и даже спустя месяцы, стоял возле Рея, который размышлял о том, чтобы получить то таинственное письмо от лорда Ренли — Элберт помнил.
***
— Позволите помочь вам господин? Доверьтесь мне, — произнес Элберт смотря на Рея, — Я найду способ вернуть вам письмо. Вот увидите.
Септон Рей поднял голову и едва заметно кивнул. Элберт медленно развернулся к двери:
— Элберт, — услышал он позади голос своего господина, — сделай всё, чтобы избавить нас от этой проблемы.
Элберт замер, но не повернулся. Слова Рея заставили его задуматься. Господин доверился ему, а он лишь только хотел поднять ему настроение. Весь его план состоял в том, чтобы попытаться выкрасть письмо у Мортейна, и Семеро бы не покарали его.
— Мортейн сам украл письмо у моего господина, — произнес Элберт самому себе подходя к келье Мортейна, — это его должны покарать Семеро.
Септа освещалась со всех сторон. Свечи загорались, а алтари готовились к вечерний проповеди, которую сегодня должен был провести септон Рей. Дверь в келью септона Мортейна скрипнула и Элберт чуть не вскрикнул.
Келья выглядела намного лучше, чем у Рея. Высокая кровать с весьма пышной и мягкой периной. Множество позолоченных подсвечников и различных украшений. Дубовый стол заставленный различными бутылками из-под вина. Мортейн явно не стеснялся своего нескромного образа жизни, и даже выпячивал его напоказ.
— А? Что? — произнес Мортейн, который в это время сидел за стол и доедал толстую сосиску, — даже часа не прошло, а твой поганый Рей отправил тебя украсть своё письмо.
Злостный смех разошелся по всей келье. В отличии от Рея, у Мортейна не было личного слуги, но он ему и не требовался. В случае необходимости, септон призывал к себе сразу всех, кто бы поблизости и те быстро приводили его в порядок и накрывали на стол.
— Господин Мортейн, — слегка поклонился Элберт, дабы сбить того с толку.
— Не любезничай, — огрызнулся септон, но тут же сменил гнев на милость, — хотя твоё обращение мне нравиться. Ладно…говори зачем явился.
Элберт прошел внутрь кельи и замер, пытаясь придумать, как ему забрать письмо. Пока он думал, Мортейн встал и подойдя к окну септы раскрыл его. Легкий ветерок колохнул некоторые свечи и те потухли, но Мортейна это не смутило. Тот быстренько схватил лучину и заново зажег свечи.
— Знаешь, я удивлен, как этот Рей выпросил проповеди у старика Дариона, — сказал септон и вновь занял своё место, — может быть он не такой уж и идиот.
Элберт не стал спрашивать кого имеет ввиду Мортейн. Он огляделся и немного нервно вздохнул:
— Твоё лицо, странно, что Рей тебя держит при себе, будь моя воля…
— Отдайте письмо моего господина, — перебил его Элберт, — септон Рей вам заплатил, и по справедливости…
— По справедливости? Цену назначаю я, а он не оплатил ни моё доверие, ни моё молчание! И кто ты такой щенок, чтобы учить меня справедливости!
Мортейн говорил негромко. Он явно привык к такому тону во время службы в качестве септона, но гнев он не скрывал.
— Мой господин желает, чтобы вы поняли, что его дружба также дорого стоит, — прохрипел Элберт, сгорбившись так, что уже смотрел на Мортейна снизу вверх, — он готов отдать вам нечто более ценное, чем золото.
Мортейн замер. Он раздумывал, а Элберт смотрел. Лицо септона менялось со скоростью ветра, что колошил сейчас огоньки на свечах в келье.
— Рей говорил, что у него нет золота, откуда у него тогда ценные вещи?
Элберт соображал. Его ложь должна была быть убедительной. Он знал, что в стенах святой септы лгать нельзя, но успокаивал себя тем, что Рей бы его простил, а вернуть письмо было то, чего Семеро хотели. Так было справедливо.
— Он привез из своей септы много вещей, — наконец-то произнес Элберт, — старых и весьма ценных. Поэтому он и послал меня, он посчитал что письмо стоит дороже.
— Ха, — усмехнулся Мортейн, — стоит-стоит, что же он сам не явился?
— Мой господин готовится к своей проповеди, а меня попросил передать вам, что эту вещь, которую он хочет отдать вам, вы получите сегодня во время проповеди.
— Правда? Что же, принесешь её и…
— На замковой стене, — поспешил добавить Элберт, и тут же понял, что поспешил.
Мортейн встал и упер руки в бока. На секунду, служке показалось, что у того под робой оружие и сейчас он его применет. Элберт отшатнулся и еле сдержался, чтобы не вскрикнуть, но все же промолчал, поскольку Мортейн не двигался.
— Это похоже на ловушку, — заметил Мортейн, — откуда я знаю, что ты не нападешь на меня.
Элберт еле слышно вдохнул. Его ложь почти получилась.
— Я? Мой господин, взгляните на меня. Разве способен я хоть кого-то одолеть, то ли дело вы.
Мортейн оценивающе посмотрел на служку и кивнул, при этом довольно улыбнулся.
— Допустим, но зачем тогда встречаться на стене среди ночи?
— Эта вещь, весьма крупная, и я уверен, что вы не захотите хранить ей в своей келье. У вас хватит времени, чтобы спрятать её прежде, чем проповедь моего господина кончится.
Мортейн снова замолчал. Он думал. Долго думал. Начав ходить по келье, он закрыл окно, а потом снова его открыл, как будто это придавало ему больше мыслей.
— Хорошо, — согласился он наконец, — я буду сегодня на проповеди, как только служка принесет священное писание Рею, я уйду и я буду ждать тебя. Обманешь. Ни тебе, ни твоему господину не поздоровиться. И смотри мне, Кривой, не разбей мою вещицу, раз она настолько ценная.
***
Рей медленно двигался среди собравшихся гостей. Элберт встал возле дверей, дабы сделать вид, что закрывает их и также тихо покинуть септу. Рей шел явно волнуясь. Раньше, ему приходилось выступать только перед крестьянами и жителеми городка, захаживало также пару рыцарей, но никогда ещё, его не приходили слушать лорды и леди. Добрая часть Красного Замка заявилась.
«Неужто из-за смены септона?», — подумал Элберт. Он видел множество высоких лордов. Ни короля, ни королевы среди них не было, зато явился сам десница.
Джон Аррен стоял ближе всех к кафедре септона. Рядом с ним, восседали двое рыцарей со знаками дома Аррен, явно охраняли десницу. Сам же, лорд Аррен был высоким, худощавым, но весьма крепким мужчиной. Его голову уже давно покрыла седина, лоб испещрили морщины, но лицо оставалось всё такое же живое. Хотя Элберт раньше никогда его не видел, он был уверен, что десница для своего возраста весьма крепок.
Рей подошел к кафедре и заговорил:
— Вера. Сила, которая ведет нас на пути к совершенствованию. Это то, без чего человек не может себя представить.
Все затаили дыхание внимая каждому слову Рея. По началу, тот говорил весьма тихо и Элберт даже увидел некое разочарование в лицах леди, но вскоре, септон поднял голос, а его руки медленно начали двигаться, выводя незамысловатые жесты.
— Сегодня Семеро прибыли к нам в этот замечательный вечер, чтобы вложить в наши сердца любовь и уважение друг к другу. Лишь уважение и верность нашим клятвам удержит наше великое государство от врагов, как внешних, так и внутренних.
Рей затих. А Элберт услышал, как в дверь вошел служка, внося Священные писания. Время подходило.
— Благословят Семеро каждого присутствующего в этих светлых залах и в особенности короля Роберта — Первого этого имени, короля Короля андалов, ройнаров и Первых людей, Владыку Семи Королевств, Защитника Державы. Да восславится это имя во веки веков.
Лорды и леди поклонились, а Рей подняв руку начал медленно её опускать, показывая слушающим, что им можно сесть. В тот самый момент, когда последний прихожанин опустился на скамью, слуга возложил книгу на кафедру и Рей подошел к ней.
Было понятно, что первые слова Рея были лишь вступлением. И как бы Элберт не хотел выслушать всю проповедь, он понимал, что ему пора. Сделав пару шагов назад, он поклонился своему господину и тот неожиданно махнул ему рукой, как бы давая сил в его нелегком деле. Взявшись за ручки дверей, Элберт закрыл их одновременно и вздохнув пошел на выход.
***
Ветер дул весьма сильно, заставляя Элберта поежиться. Внутри замка можно было свободно передвигаться не боясь наткнуться на стражу. Те редко выходили на открытую местность по ночам. Обычно они стояли возле башен и ворот, но иногда патруль из трех-четырех золотых плащей выходили патрулировать окрестности.
На стенах также стояли стражники, но они были редки. Меньше всего золотых плащей было со стороны Черноводной. В этих промежутках стража находилась на башнях, дабы в случае необходимости рассмотреть возможного врага. Стены же заполнялись в тот момент, когда необходимо было её защитить.
Медленно ступая босыми ногами по каменной стене, Элберт волнуясь сжимал ворот своей робы. Он не знал, что скажет Мортейну, но решил, что в случае необходимости сможет отобрать письмо. И септону нечего уже будет предъявить в качестве доказательств.
— А если я проиграю? — спросил он вдруг сам себя, - нет, не должен. Ради господина, я верну ему письмо.
Подойдя к краю парапета, он взглянул на Черноводную. Темные воды реки были похожи на глубокую пучину, которой в детстве его пугала мать. Пучина Неведомого, все туда попадают. Огни на той стороне реки отражались в темной глади и служке стало спокойней.
Позади послышался шорох и на стену, шелестя своими сандалями, поднялся Мортейн. Луна осветило его мокрое от пота лицо, а его оскал явно говорил о том, что он не доволен выбранным местом.
— Я тебя еле нашел, — проскрипел септон, тяжело дыша, — мне как-то не сильно нравится быть пойманным стражей.
Элберт поэтому и выбрал это место. В случае тревоги, у них было время сбежать отсюда, и даже если их заметят, то вряд ли смогут понять, что это именно они — слуги септы.
— А теперь давай, что обещал.
— Нет, — твердо ответил Элберт, он повернулся к Мортейну и посмотрел на него, — письмо, отдайте его, мой господин не станет вам мстить.
Мортейн опешил. Было видно, что он не ожидал такого поворота событий.
— Ты, поганный кривой ублюдок, — прошипел Мортейн и толкнул Элберта, дабы развернуться и уйти, но тот, неожиданно, крепко схватил его за руку.
— Отпусти, отпусти пока я не…
— Отдайте письмо, — не унимался Элберт схватив Мортейна уже за ворот робы, пытаясь проникнуть внутрь и забрать заветный клочок бумаги.
— Стража! Стража! — закричал было септон, но Элберт неожиданно для своего физического состояния, весьма ловко зажал рукой ему рот.
Мортейн принялся вырываться. Он был выше Элберта, но не на столько сильным, каким казался. Легкая жизнь сказалась на нем и тот если и вступал раньше в схватки, растерял былую прыть. Поняв, что просто так ему служку не сбросить, он схватил его за робу пытаясь выдернусь служку из равновесия, и убежать, но Элберт крепко вцепился в него и не намеревался отпускать, пока не получит желаемое.
Служка почувствовал в ладони боль, Мортейн укусил его, чтобы тот убрал руку и септон мог позвать стражу.
Удар. Элберт со всего размаху толкнул септона в парапет и тот слегка ослабил хватку, но тут же ударил служку в лицо, от чего тот все же отпустил своего противника и отпустил его. Служка понимал, что если он потеряет свой шанс, то и ему и его господину конец. Он рассчитывал лишь на свою недюжинную силу, но даже она начала подводить его. Рожденный полукривым, ему тяжело было стоять ровно а значит преимущество было на стороне Мортейна.
— Письмо не отдам, страж…ааа…
Элберт сам того не понимая, со всей своей силой налетел на Мортейна и толкнул его. Перевалившись через парапет, септон с диким криком рухнул на камни, на которых была выстроена стена.
Элберт ахнул. Его руки задрожали, из-под глаза и из ладони текла кровь. Сердце бешено заколотилось, когда он взглянул на тело Мортейна лежащее, казалось так близко, но в тоже время и так далеко. Письмо было у него, и забрать его теперь не предстояло никакой возможности.
— Пора…надо…надо уйти, — заныл Элберт и двинулся по стене назад, — простите меня, простите.
У кого он просил прощения, Элберт не знал, но понимал, что вскоре ему предстоит сказать это вслух.
***
Рей смотрел на Элберта стеклянными глазами. Служка не стал утаивать от него ничего. Септон зашел в свою келью одухотворенный тем, как прошла его первая исповедь, но как только увидел Элберта он понял, произошло что-то ужасное. Под глазом слуги уже вспух синяк, руки были в крови, а роба вся измята и даже порвана.
Как только его господин вошел и взглянул на своего слугу, Элберт упал на колени и со слезами на глазах все рассказал.
— Я подвел вас, я совершил ужасный поступок.
Рей молчал. Явно думая, что теперь делать. Страх также поселился в его глазах, но он старался взять себя в руки.
— Из кельи не выходить, — прошипел он, — ясно?
Элберт кивнул. Руки Рея дрожали и он, ходя туда-сюда поглядывал на них, словно видя на них кровь Мортейна.
— Он точно… мёртв?
— Я был там достаточно, чтобы посмотреть, — тихо говорил Элберт не решаясь поднять взгляд, — господин…
Рей поднял руку, призывая его к молчанию.
— Я… кровь на моих руках, — наконец-то сказал он, — это… наверное, было неизбежно, — Рей говорил про себя, пытаясь убедить себя в том, что он ни в чем не виноват, но и сил обвинить своего слугу у него не было. Это он попросил его сделать всё, что было необходимо.
— Господин, если будет нужно я возьму вину, моя смерть за…
— Замолчи, Элберт! — Рей подошел к двери и выглянул наружу, убедившись, что никого рядом нет, он развернулся и достал таз с водой, — умойся и приведи себя в порядок. Из кельи не выходить, ждать.
— Чего, господин?
— Знака.
Он вышел. Элберт подошел к тазику и омыл руки. Вода тут же окрасилась в красный и служка вздрогнул. Слова старухи вновь пробудились в его голове. Он взглянул на своё отражение в воде, на него взглянуло кривое, уставшее лицо.
— Кривой, — произнес он, — пусть так, но я не предам своего господина.
Умывшись, Элберт взял одеяло Рея и прилег на своё место. Закутавшись с головой, он уснул.
