Теперь в редкие минуты нахождения не в своей комнате, Алиса бродила по дому, как призрак. Ступала совсем неслышно, не поднимая глаз, молчала за столом, съедая едва больше четверти того, что было на тарелке. Алиса только пила чай, очень много чая, потому что слишком часто плакала. Настолько, что, должно быть, как тёзка, смогла бы наплакать целое слёзное озеро.
Её горе было настолько велико, что смягчило сердца практически всех. Северина хлопотала, из-под Петербурга вернули Прасковью, чтобы порадовать Алису. Проша вернулась с Селеном, все думали, что четвероногий любимец вытащит Алису из состояния глубочайшей тоски. Оказались неправы.
Она по-прежнему практически не ела, не разговаривала. Целыми днями Алиса сидела возле окна, смотрела на улицу. Всё шло своим чередом, ездили брички, люди спешили по своим делам, жизнь продолжалась, но проходила мимо Алисы. Между ней и миром выросла стена из прочнейшего стекла, или, скорее, сама Алиса оказалась в хрустальном шаре. Выбраться из него не было никакой возможности, она задыхалась, но на разрушение стеклянных стен у неё не было никаких сил.
«Зачем всё это? — равнодушно думала Алиса. — Ради чего? Ради скотской, животной жизни? Ради рождения детей от нелюбимого человека, ради жизни без ничего — без цели, без радости, без любви? Без
него?».
Может, она бы и прожила, если бы их просто разделили. Переживала бы, тоже плакала, но знала, он — где-то там, живёт своей жизнью, любит, стоит семью. Пусть бы мучилась ревностью к той, невидимой, незнакомой женщине; всё бы прошло, со временем. Возможно, и она бы если не полюбила, то смогла бы принять Аркадия, зауважать его. Не слюбилось бы, но стерпелось. Но так…
И слёзы снова катились по её лицу, повторяя путь сотен своих предшественниц.
…Он зашёл к ней впервые после рокового события. Новоявленная тёща неделю не пускала его на порог, потом сдалась. Не смогла больше противостоять мужу. «Изверги», — мучительно выплюнула она и скрылась в свей комнате.
Аркадий поднялся наверх, постучал. Не дождавшись позволения войти, скользнул внутрь, плотно притворив за собой дверь.
— Проиношу свои извинения, слишком долго ждал, — сразу начал он. Чёрное чувство пожирало его изнутри, Аркадию хотелось как можно скорее избавиться от мук совести. Он выдохнул: — Это не я убил его.
Алиса даже не повернулась, не упрекнула Трубецкого в том, что он заявился без стука. Она по-прежнему смотрела за окно, медленно дыша, словно бы заставляя себя делать вдох и выдох. Он шагнул к ней, остановившись в одном шаге, внутренне опасаясь подойти ближе.
— Вы… — Аркадий осёкся, тут же поправился, всё-таки они уже были женаты: — Ты и сама всё понимаешь, просто отрицаешь правду. Не я убил его, — дрогнувшим голосом повторил он. — Это вышло случайно, и ему надо было думать, прежде, чем совершать это.
— Что, господин Трубецкой, — неожиданно ядовито выплюнула Алиса, — боитесь стать убицей? Отчего же? Сколько душ вы загубили? О, должно быть, впервые лишили кого-то жизни своими руками?
— Я его не убивал. — Аркадий сжал кулаки. — Что мне сделать, чтобы ты поверила?
Алиса могла бы сказать ему: «Уйти», «Не попадаться ей на глаза», наконец: «Пустить пулю себе в лоб», и Трубецкой выполнил бы каждое указание. Но Алиса снова замолчала, опустила голову, этот короткий диалог утомил её. Не было сил, у неё совсем не было сил.
— Он и ты, были одни там, на носу корабля, — безжизненно заговорила она. — И после его нашли на льду, сломанного, как игрушку. Что ты сможешь сделать, чтобы я поверила в твою ложь?
Трубецкой нервно оправил манжеты рубашки. Ему было так жарко, словно на дворе стояла вовсе не лютая зима, а властвовало настолько же безжалостное лето.
— Я не убивал его, — в последний раз сказал Аркадий.
— Повторяй это себе почаще, — глухо сказала Алиса. — Может быть, однажды, ты сам в это поверишь.
***
На корабельном носу они и в самом деле были одни, вся банда была схвачена, капитан бросился спасать своих людей. Трубецкой стоял один на один с наименее важным членом команды, или самым сильным? Может, поэтому вожак оставил его здесь, знал, что Матвей сумеет за себя постоять? В чём-то это было правдой, тягаться с крупной рысью было не просто. Впервые Аркадий проигрывал, огромный хищник уже наградил Трубецкого несколькими глубокими рваными ранами.
Вокруг бушевал огонь, отражаясь на бурой шерсти, делая её пламенной, словно Матвей сам вышел из разъярённой адской стихии. Он теснил Аркадия к самому краю, глаза его, серый лёд смешанный с травяной зеленью, были наполнены яростью. Они и в дыму прекрасно видели, ведь могли углядеть добычу даже во тьме.
Сабля была бесполезна, она оставила только несколько царапин, несмотря на немаленькие габариты, Матвей был удивительно ловким и с лёгкостью уворачивался от сабли. И зубы у сына Арысь-пол
е были куда крепче стали. Аркадий понимал, ему не удастся легко отделаться, когда он встретится с рысьими клыками. Сбегать с поля битвы было позорно, но каждому хочется жить.
В воздух, гудевший и трещавший от пожирающего фрегат пламени, взметнулся сокол, тяжело взмахивая крыльями. Хищное животное бросилось за птицей, лапы рыси оттолкнулись от носа корабля, острые зубы щёлкнули в воздухе. Сила притяжения неумолимо потянула ко льду, не отступившему даже несмотря на пожар.
***
Пожар догорел, спасибо прошедшему снегопаду. Когда Алекс вернулся, так и не сумев помочь своей команде, то наткнулся лишь на ещё более изуродованный остов корабля и мёртвого друга в окружении светлых птичьих перьев. Бурый волк лёг рядом с рысью, осторожно лизнул в сломанную челюсть, улёгся рядом с поломанным телом, словно хотел отогреть друга. Горько завыл, но волчья магия тут не работала — ушла сама жизнь, заговоры были бесполезны.
Алекс перекинулся, забрал перо и лежавший на льду клык. Затем, вновь став волком, бросился, прямо по льду, по направлению к городу.
Стоял поздний вечер, людей на улице не было. Никто не мог заметить бурую фигуру опасного хищника. А тот, добежав до поместья, перемахнул через кованый забор. Оттолкнулся снега и запрыгнул на знакомый балкон. Тихонько постучал по стеклу уже Алекс. Алиса открыла дверь с чужим именем на губах, отпрянула от неожиданного визитёра.
Он протянул ей перо и клык.
— Ты знаешь, как меня позвать, — сказал Алекс плачущей Алисе. — Я буду поблизости. — Он серьёзно взглянул на неё. — Но ты и без того не будешь одна.
***
— Мама! — раздался тонкий голосок. — Мама, посмотри!
Русый мальчик четырёх лет быстро бежал по двору к своей матери, сидящей на скамейке. Оторвавшись от чтения, Алиса подняла голову, поправила висящую на неё цепочку, которая заканчивалась рысьим клыком.
— Что, мой милый?
Восторженно сверкая серо-голубыми глазами, мальчик вывел руки из-за спины и протянул матери подарок. Это был соколёнок, недавно оперившийся. Его маленькая голова с ещё светлым клювиком, безжизненно откинулась, на теле были видны следы острых клычков.
— Вот. Это подарок тебе от меня. Я его сам поймал!
— Очень мило, благодарю. Молодец, что на этот раз ты не принёс его в зубах.
Петя рассмеялся, когда мама привлекла его к себе и крепко обняла. И Алиса тоже смеялась. Алекс был прав, она была не одна.
