A Good Thing

Коннор не вернулся к мытью посуды после ухода Хэнка — он не мог собраться с мыслями, хоть их было не так много. Вместо этого он задумчиво сидит на кровати, поджав ноги "по-турецки" и оперевшись подбородком на сцепленные между собой пальцы рук, а на его коленях лежит плюшевый сенбернар. Он думает о поцелуе Хэнка, о его фамилии. А ещё о том, что сначала нужно было хорошенько обдумать возможные последствия своего согласия на предложение Хэнка, прежде чем лететь сломя голову по лестнице за уходящим мужчиной. Взять хотя бы возвращение тех сложных чувств, что он испытывал к Хэнку в прошлом ноябре. Хэнк не знает сколько времени Коннор потратил тогда, пытаясь разобраться со своими чувствами, пытаясь понять кем стал для него Хэнк, что тот для него значил, и в качестве кого Коннор хотел бы его видеть. Хэнк был самым важным человеком в его жизни. И после всего, что между ними произошло, Коннор считает, что тот навсегда таковым и останется. Конечно, он любит его. Так будет всегда. Но большую часть проведённого с ним времени Коннор пытался разобраться в странной мешанине желания, потребности и любви, которые он испытывал к Хэнку, ведь раньше он никогда не чувствовал ничего подобного. Он не был уверен в том, что Хэнку это нужно после всего, через что тот прошёл, и не хотел причинять ещё больше боли. Он хотел защитить его, но не смог бы этого сделать, если бы остался. Не в том мире, что был вокруг них на тот момент. Иногда он забывал о том, какой вокруг был бардак. Но в этом не было вины ни Хэнка, ни его собственной — всё просто было слишком ново и нестабильно, так что им пришлось поступать так, как того требовали обстоятельства. Расставание причиняло боль, особенно когда они с Хэнком отдалились друг от друга после его переезда в Канаду, но Коннор думал, что с этим покончено. Он ходил на свидания, завёл друзей, разобрался в себе, но даже спустя время и расстояние отношения с Хэнком всё ещё сложные. Хорошие... но сложные. И эта авантюра со свадьбой ни черта ничего не упрощала. Коннор не хочет отступать, но беспокоится о Хэнке и о том, что может потерять самого дорогого человека в своей жизни, если что-то пойдёт не так, и он не знает почему он не замечал, что старые чувства вернулись. Наверное, он слишком увлёкся. Так легко было сказать Хэнку "да". На часах без пятнадцати три ночи, когда от Хэнка приходит смс, а Коннор за всё это время даже не шевелился. Хэнк: Эй. Если ты ещё не спишь, то знай, что я дома. Коннор пишет в ответ: Конечно не сплю. Спасибо за сегодняшний день. Тебе не нужно благодарить меня — приходит в ответ. Хотел бы Коннор не чувствовать себя в долгу перед ним, чтобы они всегда были на равных. Он лишь надеется, что когда-нибудь сможет отплатить Хэнку за всё, что тот для него сделал. Коннор крутит на пальце подаренное Хэнком кольцо и пишет: Тебе нужно хоть немного поспать. Хэнк: Ты прав. Спокойной ночи, Кон. Весь день от Хэнка ничего не слышно, но на следующее утро, не позднее десяти, Коннору поступает звонок. — Привет, — говорит Коннор, принимая вызов. — Как ты? — Привет, — отвечает Хэнк, и по его голосу Коннор понимает, что кое-что, о чём он умолчал в последнюю встречу, больше не является секретом. — Я тут прочёл записи о твоём техобслуживании, и мне нужно, чтобы ты объяснил мне кое-что. Коннор проводит рукой по волосам. Он и хотел поговорить об этом с Хэнком, и не хотел, но как бы он ни разрывался, им в любом случае пришлось бы это обсудить. Даже если они не поговорят об этом сейчас, то всё равно столкнутся с этим в ближайшие несколько недель при подготовке к собеседованию. Коннор предпочитает покончить с этим сейчас. — Хорошо. Что ты хочешь узнать? — Какого хера ты не сказал мне, что тебе нужна была помощь в прошлом ноябре? Что ж, а Коннор гадал, с чего они начнут. — Я правильно прочитал? — продолжает Хэнк. — Ты несколько недель сидел на моём диване с застрявшей пулей в груди, подвергая себя опасности? — Да, — вздыхает Коннор, — правильно. — Какого хера, Коннор? Ты говорил, что с тобой всё в порядке после той ночи. — Ремонтироваться было негде — почти все центры Киберлайф в Детройте в то время были закрыты. Я перенаправил поток тириума, так что мне не грозило экстренное отключение. — Ты должен был сказать мне. — Я не хотел тебя беспокоить. Думал, что так будет лучше. — Никогда больше не вытворяй ничего подобного. Я серьёзно. Даже если я ничего не могу с этим сделать, я хочу, чтобы ты всё равно сказал мне. — Хорошо, — тихо говорит Коннор. — Прости меня. — Проехали, — вздыхает Хэнк. — Что насчёт замены тириумного насоса в прошлом январе? Конечно, они не закончили. Пуля — это, наверное, самое худшее, что Коннор скрывал от него, хотя бы потому, что Хэнк сидел рядом, когда он принял решение молчать... но не единственное. Коннор бросает взгляд на электронные часы, которые разместил неподалёку от кровати, хоть и не нуждается в них. — У тебя есть время? — Хватит, — заверяет Хэнк, поэтому Коннор откидывается на спинку дивана и притягивает колени к груди. — У Киберлайф были слишком сжатые сроки для выпуска прототипа RK800 в ответ на рост девиантного поведения. Разработчики не могли ускориться за счёт моего программного обеспечения или программирования, но нашли короткий путь в физической сборке. Большинство моих биокомпонентов основаны на более ранних моделях RK-серии, и к тому времени, как они поняли, что мои системы работают слишком быстро и им необходим более продвинутый тириумный насос чем тот, что имелся, времени на его разработку уже не осталось. Их прогнозы показывали, что я смогу продержаться около шести месяцев, так что они всё равно меня выпустили. Я был прототипом, поэтому от меня не требовалось продержаться долго. Шести месяцев было вполне достаточно. — Господи, — выдохнул Хэнк. — В любом случае, теперь я помню как меня исследовали и разрабатывали, потому что знакомый Роуз техник разблокировал те воспоминания в моей памяти, а я ведь о них и не знал. Так что я был даже не в курсе, что должен или просто смириться, или заранее запланировать замену тириумного насоса. Я был на пробежке с Лютером, когда моё сердце не выдержало. Мы были всего в нескольких кварталах от дома Роуз. Лютеру пришлось нести меня обратно, и Роуз отвезла меня на экстренную замену. Я... эм. Я думал, что умру. — Почему ты не позвонил мне? — Когда это происходило, я был совершенно не в себе, а потом... Я звонил тебе. Ты первый, кому я позвонил после произошедшего. Я просто... я не знаю. Всё обошлось, и я не хотел говорить об этом. Или просто не был готов. Я не знаю. Я думал, что Киберлайф отъебался от меня, так что напоминание о том, что я, возможно, никогда не уйду от них... Тогда я не знал как рассказать об этом. Честно говоря, он до сих пор не знает. Но пытается. Коннор надеется, что Хэнк догадывается об этом. — Господи, — повторяет Хэнк, но не сердито, а расстроенно. — Прости, что меня не было рядом. Коннор улыбается и проводит рукой по лицу: — Всё нормально. Ты бы всё равно ничего не смог сделать. — И всё же. — Ну... Мне бы тоже хотелось, чтобы ты был рядом тогда. — Сейчас-то ты в порядке? — Сначала они поставили другой, не совсем совместимый насос, потому что тот, в котором я нуждался, было нелегко достать, а поддерживать жизнь как-то было нужно. В Киберлайф уже спроектировали компонент, который был бы совместим со мной, для RK900, который так и не вышел из стадии разработки, но потребовалось много времени и несколько юристов, чтобы заставить их произвести и предоставить неизданный компонент. Я получил его только в октябре, а до этого, летом, мне пришлось заменять насос ещё раз, чтобы дождаться подходящего. — Да, — откликается Хэнк. — Я вижу. Его голос дрожит, и Коннор мягко говорит ему: — Хэнк, клянусь, я в порядке. — Я знаю. Я просто злюсь, что это вообще с тобой произошло. Коннор хотел бы, чтобы Хэнк был рядом. Он смог бы обнять его прямо сейчас — особенно потому, что хоть он и побывал на различных свиданиях, но всё равно не нашел никого лучше Хэнка — но вместо этого он довольствуется тем, что обхватывает ноги руками и кладёт подбородок на колено. Они оба молчат пару мгновений, пока Хэнк не говорит: — Не знал, что ты бегаешь. Коннор улыбается. — Ага. Моё тело не меняется, конечно, но бег помогает очистить разум и упорядочить мысли. Лютер первым это обнаружил; я не думал, что мне это подойдёт, но он просто вытащил меня с собой, когда мы ещё жили у Роуз. Сначала это казалось глупым, но теперь уже нет. — Хм... Мне жаль, что тебе придётся расстаться с Лютером и Кэрой. — Всё нормально, — тихо говорит Коннор. — Они знают, что я не могу осесть здесь как они. Я буду скучать, но мы сможем их навещать. — Ага, — отвечает Хэнк, и последующей долгой тишине Коннор наклоняет голову с лёгкой улыбкой. — Ты не хочешь спросить меня о другом, Хэнк? — Оу, — говорит Хэнк, и в его голосе мало что изменилось, но Коннор уверен, что тот отчаянно покраснел. — Нет. В смысле... это я, кажется, понял. И это твоё личное дело. Коннор не может сказать, почему решился на апгрейд своей половой пластины ещё в июне — в то время он ещё не ходил на свидания, но даже если бы и ходил, ни одна из его случайных связей не смогла бы стать веской причиной для этого. Его способность к сексуальным опыту и чувствам была ограничена, хотя, возможно, ему было просто любопытно, ну или причиной послужил очередной сбой, произошедший из-за постоянных метаний между попытками принять себя таким, какой он есть, и ненавистью ко всему, что связано с тем, каким его создали в Киберлайф. — Я имею ввиду, что это может всплыть во время интервью, — сообщает Коннор. — Уверен, что нет. — Ну, не знаю. Если бы я пытался решить, настоящие отношения или нет, то найдя такое в записях об андроиде, обязательно спросил бы. Простой способ нас отсеять, если ты ничего об этом не знаешь. — Я понял, — отвечает Хэнк. — Но ты безжалостен, так и знай. — Благодарю, — говорит Коннор, довольный. — Просто загляни туда. На всякий случай. — Ты хочешь, чтобы я прочитал характеристики твоего члена? — Да. Я вовсе не пытаюсь тебя мучить. Ну, может, совсем немного. — Ладно, как скажешь, — сухо говорит Хэнк. — Ты здесь главный. — Ой-ой-ой, — поддразнивает Коннор. — Мне нужно идти. Я встречаюсь с Кэрой и Лютером. — Расскажешь им о нас? — Да, — Коннор знает, что они поймут, но он чувствовал себя подавленно. Он не может ни расти здесь, ни пустить корни — он пытался — но ему правда жаль покидать их. — Ты можешь позвонить мне, если... ну, знаешь, после разговора с ними. Я понимаю, что тебе трудно. — Хорошо, — тихо говорит Коннор. — Спасибо. — Удачи. — Поговорим позже. Он уже собирается завершить вызов, когда Хэнк вдруг говорит: — Эй. Я рад, что ты смог преодолеть всё это дерьмо. Коннор улыбается: — Я тоже. Пока, Хэнк. После завершения звонка Коннор замирает на некоторое время и думает, сжимая ладони вместе. Ему всё ещё трудно говорить о Киберлайф и о том, как он ощущал их присутствие в своей жизни в течение достаточно долгого времени... но не так тяжело, как он думал. Не с Хэнком. Каким облегчением оказалось всё ему рассказать, даже если это и вынесло на поверхность знакомое желание чтобы его трогали, желали и принимали. Сейчас он мало что может с этим поделать, но через три недели они поженятся, а через ещё несколько недель он вернётся в Детройт вместе с Хэнком. Он знает, что не должен брать в привычку поиск физического контакта с Хэнком — не в его положении мутить воду — но его обнадёживает мысль, что ему больше не придётся идти на свидание с каким-то незнакомцем только ради того, чтобы найти кого-то, кто поможет ему чувствовать себя лучше, в безопасности и под защитой, как это делает Хэнк. Он всё ещё помнит один из тех дней, когда прятался в доме Хэнка, когда он впал в стазис на диване в гостиной, и Хэнк, думая что он не почувствует, опустился на колени рядом с диваном и провёл пальцами по волосам Коннора. В особенно тяжёлые ночи он всё ещё думает об этом. Он не знает почему, может просто из-за того, что Хэнк стал для него первым близким человеком, или потому что тот никогда не бросал его, но Хэнк утешает так, как никто другой, и будет облегчением оказаться рядом с ним снова. Коннор не позволяет себе и дальше думать об этом. Он встаёт, одевается и выходит пораньше, чтобы прогуляться по центру города перед встречей с Кэрой и Лютером. Здесь есть бар, открывшийся после революции, Тири-Ям, созданный в основном для андроидов. Коннор не первый и не единственный андроид, обнаруживший, что может пить маленькими порциями — его способности к ощущению вкусов больше, чем у большинства, но у всех домашних андроидов ограниченные датчики во рту, созданные для помощи в приготовлении пищи и кормлении детей. Здесь подают маленькие порции и напитки на основе тириума, созданные специально, чтобы быть приятными для вкусовых рецепторов андроидов. Это достаточно хорошее место, чтобы побыть здесь, когда Коннору с друзьями надоедает ходить в парк, куда они обычно водят Алису, или если погода на улице недостаточно хороша для прогулок. Он добирается до Тири-Ям — Коннора коробит от этого названия каждый раз — за двадцать минут до назначенного времени. Там много народу, как всегда на выходных, но есть свободный столик в тихом уголке. Коннор сидит там, прокручивая кольцо вокруг пальца и потягивая свой напиток, который должен быть огуречно-арбузным, снова и снова задаваясь вопросом: стоит ли ему лгать Кэре и Лютеру насчёт условий его брака, и в конечном счёте решает не делать этого (даже если есть определённая привлекательность в том, чтобы считать брак настоящим). Он вздыхает с облегчением, когда Кэра и Лютер тоже приходят пораньше, как и всегда, потому что не хочет долго думать обо всём этом. Кэра машет ему рукой через весь бар, а Алиса, сидя на плечах Лютера, пригибает голову, чтобы не задеть ею потолочные балки. — Привет, — говорит Кэра, присаживаясь за столик Коннора. Её волосы снова длинные, но всё такие же светлые, а диод отсутствует. Лютер помогает Алисе слезть со своих плеч, и она садится рядом с Коннором. На её щеке рисунок краской. — Привет, мелкая, — говорит Коннор, толкая её локтем. — У тебя что-то на лице. Алиса смеётся, когда он делает вид, что собирается стереть краску: — Это зебра. — Мы ходили в зоопарк, — уточняет Лютер. — Опять? — спрашивает Коннор Алису нарочито недоумённо, будто понятия не имеет, что у них есть пропуска, которыми они пользуются каждые выходные. В их районе особо негде развлекаться, но Алису легко порадовать. — Кто твой любимчик на этой неделе? — Я ещё не решила. Мне нравятся обезьянки, но там появился детёныш выдры, и он ну очень милый. Кэра подпирает подбородок рукой: — А ещё мы кормили овец. — Ой, точно, — говорит Алиса. — Мне все нравятся. Они все хорошие, — она смотрит на Лютера и перегибается через стол. — Эй, пап. Можно мне немного денег, чтобы поиграть в Пакмана? Лютер выуживает свой бумажник из кармана и даёт ей свою карточку: — Только один раз, договорились? — И встань так, чтобы я тебя видела, — наставляет Кэра Алису, когда та встаёт. — Знаю, знаю. Кэра нежно дёргает её за убранные в конский хвост волосы: — Развлекайся. — Побей свой рекорд, — добавляет Лютер, и Алиса ухмыляется и шутливо салютует ему, прежде чем уйти. Однажды Коннор спросил Кэру, не странно ли это — знать, что Алиса никогда не повзрослеет и не изменится. "Нет, — ответила тогда Кэра, — мы рады этому. Мы бы радовались и если бы она росла, но... зачем? Нам и так хорошо". Они были самой счастливой семьёй, которую Коннор знал что среди андроидов, что среди людей, и они действительно достойны этого после всего пережитого. — Что происходит? — спрашивает Лютер, опершись локтями о стол, стоит Алисе уйти. Коннору удаётся улыбнуться: — Почему ты думаешь, что что-то не так? — Ты раньше никогда не бросал нас, — отвечает Кэра, — а вчера ты это сделал. — Хэнк приезжал встретиться. — Мы знаем. И думаем, что это связано с ним, — Кэра толкает Коннора под столом носком ботинка. — Выкладывай. Коннор крутит кольцо на руке под столом. — Я ведь уже говорил вам, что получил предложение о работе от начальника Департамента полиции в Детройте. Которое я, очевидно, не мог принять. Они оба выжидающе смотрят на него в ответ, и Коннор вздыхает и говорит: — Хэнк приезжал сюда пару недель назад, чтобы поговорить со мной об этом. Он хочет, чтобы я принял это предложение. И он сказал, что готов помочь с иммиграцией. Кэра смотрит на Лютера, нахмурив брови: — Для андроида единственный способ вернуться в Штаты это... — Да, — подтверждает её догадки Коннор, и поднимает руку, демонстрируя кольцо. Лютер осознаёт это первым, но единственное, что он может сказать, это: — Что? Коннор пожимает плечами: — Фиктивный брак. Но он поможет мне вернуться на работу, а через три года я смогу получить гражданство. Кэра недоумённо моргает: — Фиктивный брак. — Да. — С Хэнком. — Ага. — А тебе не кажется, что это слишком сложно? — Я не понимаю что ты пытаешься до меня донести, — отвечает Коннор. — Да, это сложно, но и сейчас непросто. Я смотрю на вас двоих и Алису, и вижу, что вы счастливы — ваша работа, ваш дом и семья приносят вам радость, а ещё я знаю, что никогда не смогу достичь того же здесь. — Я знаю, что ты не находишь себе места... — начала было Кэра, но Лютер тот, кто зрит в самую суть. — Ты собираешься получить всё это от Хэнка? — спрашивает он, и Коннор изумлённо смотрит на него. — Чего? — Такой жизни. Ты думаешь, что сможешь построить её с Хэнком? — Нет, — быстро отвечает Коннор. — Я не знаю. Я не собираюсь форсировать всё то, что происходит между нами, пусть идёт как идёт. Я просто... что ещё мне делать? У меня не так уж и много вариантов. — Я знаю, — говорит Кэра тем самым голосом, которым обычно пытается урезонить Алису. Она кладёт руку Лютеру на плечо. — Мы знаем. — Простите, — говорит Коннор, и ему действительно жаль. Просто он чувствует себя уязвлённо из-за неопределённости всех тех чувств, что он испытывает к Хэнку. — Я знаю, что вы просто пытаетесь понять. Это было некрасиво с моей стороны. — Нет, всё в порядке, — уверяет его Кэра. — Мы просто заботимся о тебе. — Я знаю. Я расскажу ей? Она должна услышать это от меня. Кэра сжимает его руку: — Я рада за тебя. Если это то, чего ты хочешь, то я за тебя счастлива. — Именно то, — выдыхает Коннор, и это правда. Он знает это. Он просто не тратит больше времени на то, чтобы разобраться в том, чего он хочет. Работа, смена обстановки и жизнь, в которой не так одиноко... этого он хотел, но ещё он чувствует, что эти желания начинают тускнеть в сравнении с потребностью снова работать с Хэнком и просто быть рядом с ним. Это немного пугает его. Недостаточно, чтобы бросить всё на полпути, но всё же. Через несколько минут Алиса возвращается за столик и подозрительно смотрит на всех троих: — Что случилось? — взволнованно спрашивает она. То время, проведённое в бегах, сделало её проницательной. — Ничего не случилось, милая, — говорит Лютер. — Если только что-то хорошее. Коннор хочет тебе кое-что сказать. — Что? — выжидательно глядя на Коннора спрашивает Алиса. Коннор вдруг понимает, что не знает, говорить ли ей о том, что брак ненастоящий. — Помнишь, я рассказывал тебе о Хэнке? — Твой друг из Детройта. — Верно, — кивает Коннор. — Мы и правда хорошие друзья, и мы очень важны друг для друга. И Хэнк хочет помочь мне вернуться на работу в Детройте. — А что не так с твоей работой здесь? Коннор смотрит через стол на Лютера: — Ты ведь знаешь, как твой папа любит ходить на свою работу в строительной компании каждый день? Он работает с людьми, которые ему нравятся, делает то, что у него хорошо получается, и благодаря этому он способен позаботиться о вашей семье. — Ага. — А у меня этого нет сейчас. И я не думаю, что когда-нибудь смогу делать здесь то, в чём я действительно хорош. Потому что в Канаде андроидов не берут в полицию. Но если я вернусь, то смогу быть детективом и применять свои навыки. — Я не хочу, чтобы ты уезжал. — Я знаю, — мягко говорит Коннор. — Знаю. Я буду очень сильно скучать по тебе и твоим маме и папе. Если мы с Хэнком поженимся, я вернусь в Детройт, но смогу навещать вас в любое время. — Ты женишься? — Да. А свадьба — это ведь хорошо, верно? Я подумал, что ты могла бы стать нашей цветочницей, если захочешь. Алиса смотрит на свои руки, сложенные на коленях: — Я бы хотела, — говорит она тихо. Коннор ерошит ей волосы, пока не вызывает маленькую улыбку на её лице, а затем обнимает её за плечи и притягивает к себе. — Я хочу, чтобы ты был счастлив, — говорит она ему в пиджак. — Прости, что повела себя так. — Эй, всё нормально. Это горькая радость, и грустить — нормально. Мне тоже немного грустно. — Но ты и немного счастлив. Коннор обнимает её и целует её волосы: — Да, мелкая, — говорит он тихо. — Я по-настоящему счастлив. — Хорошо, — так же тихо отвечает Алиса. — Тогда я тоже счастлива. У Коннора защемило сердце, в плохом и хорошем смыслах. "Немного грустно и по-настоящему счастливо" ощущается именно так. Перед тем как разойтись, Лютер спрашивает у Коннора, в силе ли их пробежка в среду, а Кэра уточняет есть ли пожелания к цвету платья для Алисы ("Какой захочет" получает она в ответ, потому что их свадьба не будет выдержана в единой цветовой гамме), и всё вроде налаживается. Коннору жаль их терять, но он и Лютер могут пока продолжать свои совместные пробежки, а потом связываться на расстоянии, чтобы поболтать, а ещё он сказал Алисе, что она может звонить ему в любое время когда ей захочется, и он конечно же приедет. С ними всё будет в порядке. Коннор набирает сообщение Хэнку по пути в свою квартиру: Ну всё. Я сказал им. Ему не пришлось долго ждать ответа: Как всё прошло? Нормально. Алиса всё поняла. И она будет цветочницей. Это здорово. Коннор улыбается, строча: Думаю, всё, что осталось, это просто сыграть эту чёртову свадьбу. Хэнк присылает в ответ эмоджи в виде двух чокающихся бокалов. Жду этого с нетерпением, детка. Увидимся через три недели, — пишет Коннор в ответ. И да. Он действительно счастлив.