Реверсивная психология

      «Зачем мне эти отношения?»       Чуя привык засыпать и просыпаться с этой мыслью уже целую неделю.       Они с Дазаем окончательно превратились из нервных возлюбленных в холодных соседей, пересекающихся разве что на кухне. Осаму не давал почитать свои черновики, не встречал с работы объятиями, не заводил истерик, не устраивал конфликтов. Жить стало как-то легче, но будто... безрадостнее. Наверное, Накахара чрезмерно привык к эмоциональным качелям, потому никак не мог отделаться от ощущения опустошенности и неправильности происходящего.       Чего-то не хватало. Наверное, он был конченым мазохистом, раз ему не хватало Дазая, с его эмоциональностью и горячностью.       «Зачем мне Дазай?» — все пытался допытаться до самого себя Чуя, мучаясь от бессонницы, тревожно переворачиваясь с боку на бок. Он сам хотел понять. Если он собирался продолжать эти больные отношения, которые вряд ли хоть когда-нибудь будут походить на что-то здоровое, ему нужно было найти ответ. Осаму ждал этого ответа.       Раньше Накахара считал его претенциозным и эпатажным автором, писанина которого не стоила своих денег. Позже некоторые работы он все же оценил по достоинству. В одну влюбился. А при встрече влюбился и в него.       Дазай был болезненно худ и бледен, его речь была глубока и спокойна, он любил говорить метафорами — что ж, это все не изменилось. Наверное, изменилось его личное отношение к Чуе. Дело было не в паре шагов от любви до ненависти, здесь ситуация скорее была похожа на падение от яркого богоподобного образа, который тот придумал себе сам, до образа реального. До реального характера, реальных конфликтов...       Реального болезненного «нет», которое Накахара не боялся говорить.       Загадочность и утонченность Осаму рухнула, как только Чуя увидел его в депрессивный период. Вечно усталый, нервный, пьяный, тычащий своими шрамами и порезами в лицо, мол, смотри, что я с собой делаю, вот настолько мне плохо. Первое время Чуя даже пытался играть в спасателя, следить за количеством потребляемого им алкоголя, выбрасывать лезвия. Однажды ему даже удалось сводить Дазая к психотерапевту, но спустя три месяца терапии наступил лишь месяц спокойствия — и все продолжилось с того места, на котором закончилось.       У Осаму определенно был тревожно-избегающий тип привязанности. Он отталкивал от себя партнеров, как бы сильно его ни любили, и раз за разом убеждал себя, что не достоин любви. Накахара почти пополнил ряды его бывших.       «Почему я не ушел?» Было бы не так больно — ни ему, ни Дазаю.       Чуя вздохнул, усаживаясь на постели и доставая пачку сигарет. Он не пойдет на кухню — мало ли, еще пересечется там с таким же бессонным Осаму, да и курить он мог в любой части квартиры.       Дазай был хорош собой. Его стоны — музыка для ушей, его тексты льются медовой рекой прямо из-под его пальцев, обволакивая сердца читателей теплым коконом. Его улыбка...       «Как много раз ты заставлял его улыбаться?»       Его полные слез озлобленные глаза...       «Да, это ты видел намного чаще».       Сигаретный дым заклубился, устремляясь к потолку. Накахара вжал ладонь в лоб, опуская взгляд. Раньше он пытался помочь тем, что Осаму вовсе было не нужно.       «Что ему нужно?»       Наверное, все то же, что он сам постоянно делал для Чуи. Встречать с объятиями, целовать в лоб, проходя мимо, безвозмездно радовать вкусной едой, вкусным алкоголем, не отталкивать, принимать даже самые темные его стороны личности. Говорить «люблю».       «В какой момент все пошло не так?»       Наверное, в тот самый, когда вместо того, чтобы прислушаться к ощущениям Дазая, Накахара начал делать то же, что делали десятки людей до него — спасать. Осаму никогда не стремился к спасению, просто тянулся к свету. И обжигался. Снова и снова.       А если бы он прислушался? Понял бы Осаму, что нет ничего хорошего в том, что твои истерики терпят, извинения принимают, позволяют полосовать свою душу снова и снова? Дазай деструктивен как сам по себе, так и по отношению к другим. Если бы Чуя следовал у него на поводу, его бы сожрало без остатка.       Бессонная ночь, бессмысленное посещение офиса, бесконечно тянущееся собрание. Накахара оказался дома в одиннадцатом часу ночи, хотел было зайти в ванную — занято. Ничего, все равно ему нужно было закончить с сегодняшним отчетом. Он умылся на кухне, уселся за работу, заткнул уши наушниками, пытаясь вытравить из головы мысли, пытаясь хоть как-то уйти от неудовлетворительной реальности.       Все равно просачивалось: «Я же люблю Дазая?»       Прошло полчаса.       Все равно грызло душу: «Я же себя не обманываю?»       Прошел час.       Чуя закончил с работой еще десять минут назад, но ванная так и не освободилась.       — Эй, Дазай! — он застучал в дверь, раздраженно скалясь. — Ты тут не один живешь! — «Ведь ты меня не выгнал». Накахара вздохнул, не услышав ответа. — Я вхожу.       Разбросанная на полу одежда, валяющиеся поверх бинты. Накахара открыл раздвижную дверь, разделяющую основную комнату и ванну и... не ужаснулся. Лежащий в остывшей красной воде Дазай, стоящая рядом бутылка — он видел это не в первый раз. Этот ублюдок часто засыпал пьяным сном, вскрываясь в ванной, это не было новым. Новым было то, что, попытавшись поднять Осаму, Чуя заметил — порезы были продольные. Не поперечные.       — Ты, идиот!..       Он всунул руку по локоть в ванну, окрашивая свою белую рубашку нежно-розовым, чтобы спустить воду, прощупал пульс — никогда до сих пор он не был таким слабым!       — Эй, Дазай, очнись! — заорал он во все горло, хватая лежащие после бинты, чтобы перетянуть ими чужие руки поверх ран. — Глаза открой, я сказал!       Сердце бешено колотилось. Осаму что-то промычал, не открывая глаз — ну, это было хоть что-то. Тревога острым ножом впилась в живот — если бы он умер, то... то что?       Не было времени думать об этом. Вызов скорой помощи, поездка на ней же, мучительное ожидание в холле больницы — все пролетело в один миг, хотя ощущалось сущей вечностью. Он не был ни родственником, ни супругом. Смутное отчаянное «парень» никого не волновало. Зато у Дазая было доверенное лицо — его же агент, прибывший так скоро, как только получилось.       — Анго Сакагучи? — спросил Накахара, завидев мужчину в официальном костюме, севшего около искомой палаты.       — Да, эм... — мужчина замялся, не зная, как обратиться.       — Накахара Чуя.       — Спасибо, Накахара-сан. Если бы не вы, он мог бы...       — Да. Ублюдок... — Чуя вжал лицо в чашу ладоней, тяжело вздыхая.       Анго тактично промолчал. Он всегда старался держаться подальше от личной жизни Осаму, но, наверное, зря — все-таки с Накахарой Чуей Осаму встречался рекордно долгое время.       Прошло два часа, прежде чем Дазай пришел в чувства. Первым делом к нему пустили его доверенное лицо — не удивительно. Юридически Чуя приходился ему никем.       «Хочу ли я быть ему никем?»       — Как он? — Накахара вскрикнул громче, чем хотел бы, когда Анго вышел из палаты.       Сакагучи поправил очки, отвечая:       — Жить будет. Спасибо.       Чуя опешил от чужого поклона, поэтому тут же подорвался с места, склоняясь в ответ.       — В-вам спасибо.       Идиот.       Когда можно будет его навестить?..