Симфония № 14, Op.135

Где им понять, как долог этот путь; о, мир и он — всё было так едино: озера, и ущелья, и равнина его лица и составляли суть

Степь кругом. Умер Пётр Стаматин, блистательный ум этого столетия, победивший здравый смысл, границы возможного, победивший Закон. Умер его брат. Одной из ночей, когда они в такой редкий раз спали раздельно, Андрей в бессоннице решил его проведать и обнаружил его в этой злосчастной ванне — как знал, что добра от неё не будет, что эпатаж её нехорош, что выстрелит ружьё. Всё из головы тогда вылетело, пытался кровь остановить, только измазался весь сам в своей-почти-своей крови, и ни один из поцелуев, ни одна мольба не помогли, не спасли. Следующим утром Андрей сам на себя был не похож и молчал, даже когда обсуждали, как похоронить Петра. Решили на том, что надо тело сжечь, а потом развеять над Горхоном, там, где Многогранник стоял. Уже когда лежал Пётр на ветках и сене, Андрей прошёл проститься с ним последним, поцеловал в холодный восковой лоб. А потом смотрел, смотрел, как горит костёр, не отрывался, ждал каждую секунду, встанет или нет. Надеялся до последнего. До самой ночи стоял. Степь всегда рада принять и своих, и чужих, и блудных детей. Так и Андрей Стаматин подчинился зову, ушёл к Степи-матери в туман, еле держась на ногах. Брат его умер из-за крушения своей идеи, но наверняка бы хотел, чтобы Андрей продолжил его дело, продолжил бы доказывать, что Закон можно победить. Да вот только Андрей не ради идеи жил, а ради брата своего, дурака и пьяницы. Гения. Брата-близнеца. Второй половины своего тела и души. В Степи все становятся едины. Из неё появляются, в неё уходят.