***
Через пару дней в кафе на Диагон-аллее я наткнулся на мелкого Малфоя. Вот ведь кролик-альбинос: наглый, злобный, дерганый, с покрасневшими глазами, видимо, милости от Лорда не так нежны, как ему хотелось бы. При всей свой мелочной злобности, вот уж точно Хорек, Малфойчик весьма мил внешне, поколения аристократии и селекции лучших образцов, грёбанное эстетическое совершенство. Правда на мой вкус его папаша гораздо сексуальнее, жаль после Азкабана он будет уже не таким лощенным змеем. К сожалению, я считаюсь магглорожденным, впрочем, настоящий мой статус ещё хуже, ублюдок, со мной младший Малфой не то, что трахаться, разговаривать не станет без выгоды для себя. И неизвестно, как отреагирует на такой финт Гарри. Не то, чтобы я не нашел оправдания для любых действий в адрес Малфоя, шпионаж оправдает, но проверять взрывной гриффиндорский характер не хочется. Что не мешает мне рассматривать Малфоя и представлять, как краснеет его кожа под моими пальцами, как он прогибается, как стонет от растянутости и удовольствия. Он ловит мой взгляд и удивлённо вздергивает бровь. Салютую бокалом белого вина, улыбаюсь и отвлекаюсь на свой заказ. А к Малфою присоединяются Паркинсон и Забини. Ковыряя в салате, думаю о том, что надо бы позвонить той крошке и снять напряжение, спермотоксикоз мешает думать о делах. А ещё забрать билеты на концерт. И купить Гарри подарки на день рождения: кобуру для палочки, и СД-плеер, и диски с музыкой. И заказать через гоблинов набор инструментов, полудрагоценных и драгоценных камней, разных металлов, кожи и других полезных ингредиентов. Себе на день рождения в ноябре я уже присмотрел набор резцов в немагическом мире — я ещё в прошлой жизни любил вырезать фигурки из дерева, здесь же и ассортимент древесины больше, и кости есть, и зубы, и рога — есть куда разгуляться. Однофакультетники поначалу удивлялись, когда я садился в гостиной у камина и раскладывал свое хозяйство: зачем такие сложности, ведь есть трансфигурация. Но Флитвик объяснил разницу между разовым вливанием магии на трансфигурации и регулярной обработкой, кропотливым и постепенным влиянием магией на материал: от тонкости наложения магии зависит конечный результат, и мои фигурки имели функции оберегов. Первые фигурки, кстати, я Флитвику и подарил, ну и нескольким софакультетникам, с которыми общался и даже помнил их имена.***
— Привет. Рейвенкло, да? — Забини бесцеремонно усаживается на соседний стул. — Я видел, как ты смотрел на Малфоя. — Привет. И что? — Решил предупредить. Он разозлился. И я тоже. — Оу! Я уже боюсь! — Поднимаю руки в защитном жесте, но улыбаюсь так, что раскаяния ни на кнат: — Боюсь вас разочаровать: я думал не про него. Забини хмыкает, что-то себе прикидывает и смотрит на меня очччень пристальным взглядом, я прямо чувствую кожей его ощупывание. — Полегче, приятель, я не ваша девочка. И вообще не девочка, если ты понимаешь о чем я. О да, он понимает и его глаза блестят тем особенным блеском: ты привлекательный, я чертовски привлекательный… Мы бы поладили. Тем более, о нем я точно знаю, что он бисексуал, любит хороший флирт и в меру брезглив чтобы не участвовать в групповых факультетских развлечениях. Это мне повезло попасть на факультет индивидуалистов и интровертов, мы насущные половые проблемы решали через рот, в смысле договаривались о снятии напряжения при взаимной симпатии, без обязательств. Про остальные факультеты слухи ходили разные, вплоть до сексуального обслуживания и мелкой проституции, но не пойман — не вор и что произошло в Вегасе — остаётся в Вегасе. Деканы закрывали на это глаза, а Снейпу и вовсе приписывали попустительство и участие. Что ж, как мелкий носитель слухов Забини наиболее подходит, от Паркинсон много шума, а у Малфоя импринтинг на Поттере, ничем не перешибешь. Тоже надо иметь ввиду. Забини уходит, кивнув на прощание. После обеда делаю заказ на кобуру и набор начинающего артефактора: до дня рождения Гарри осталась неделя, потом Лугнасад, во время него можно попросить благословения на дела и напитать материалы магией.***
Гарри все больше впадает в какую-то тягучую меланхолию, я приобщаю его к радостям металла и панк-рока, ходим в кино и я еле удерживаюсь от того, чтобы не брать места «для поцелуев», тормошу всячески, но он все равно задумчив и вял. Черт знает, что с ним делать? От разговоров уходит, на прикосновения не реагирует или дёргается. Шрам вроде бы не болит, кошмары не снятся, «друзья» не пишут. Я его загрузил изучением этикета и повторением заклинаний и чар за предыдущие курсы с практикой в беспалочковой магии — он делает успехи, но и это его совсем не радует. Я не понимаю в чём дело. А когда я не понимаю, то злюсь. Я даже спрашиваю Петунью не случилось ли чего? Но нет, даже Вернон не орал. Они вообще в этом году Гарри не трогают, во-первых, потому что я почти каждый день появляюсь и забираю его, во-вторых, он ведёт себя образцово и не огрызается. Даже не огрызается. Пытаясь его встряхнуть, тяну в дом на Гриммо. В конце концов, мне интересно — родовое гнездо темного рода это вам не низл чихнул, и давно пора посмотреть. Предварительно уточнив у Кричера, что в доме никого нет, аппарируем на Гриммо. Я, конечно, знал о чарах сокрытия, но появление дома все равно впечатляет, несмотря на то, что выглядит это родовое гнездо как грязный притон: обшарпанные стены, грязные, местами треснувшие окна, обвалившиеся ступени на крыльце. Гарри ведёт меня за руку. И тут нас поджидает сюрприз: дверь заперта. — Кричер, появись! Почему мы не можем войти? — Надо сказать Слово, Дом ждёт Слова Наследника! И дать крови. Молодой хозяин должен подтвердить свое право кровью и магией. Я хмурюсь, а Гарри хлопает ладонью по молотку на двери, пробивая руку об хвост змеи до крови. Вот же дури! — Я, Наследник Рода Блэк, даю магию свою, даю кровь свою, даю плоть свою Роду Блэк! Процветания и славы древнейшему и благороднейшему Роду! Ого, как он научился, не зря его ритуалист гонял по обрядам! Мы заходим в дом, и с порога нас придавливает чужой душной магией, Кричер причитает от восторга, а с портрета на нас внимательно смотрит величественная Вальбурга Блэк! — Разрешите представиться, мадам, Гарри Джеймс Поттер, Наследник Поттер, Наследник Блэк! Со мной мистер Альтарф Лаудон, внебрачный сын Сириуса! Вальбурга молчит, долго, я жду её приговора. Не то, чтобы я очень боялся ее решения, она всё-таки только портрет, но она до сих пор имеет влияние на магию дома и Кричера. Наконец она говорит: — Добро пожаловать, мальчики. Я не уберегла сыновей, может быть, с внуками мне повезет больше. И я чувствую, как меня обволакивает теплом, как будто зашёл в сухую сауну, — дом принял меня. Судя по выражению лица Гарри, он тоже это чувствует. Мы дома! — Леди Блэк, позвольте задать вопрос. — Задавайте. И зовите меня по имени. — Леди Вальбурга, — Гарри выбирает оптимальный вариант обращения и видно, что леди довольна, — мы были у гоблинов, но они не смогли рассказать нам про условия, которые должен выполнить Наследник для становления Главой Рода. — Все просто, мальчики. Таких условий нет. Вернее, нет четких условий. — И что тогда делать? — Спросить у Магии. — Боюсь, я не совсем понимаю… — Ох, где вас воспитывали?.. — Сказал бы я, да Гарри и сам справится. — Ритуал прошения у Магии. Обычно его проводят на Мабон. Магия сама даст задание, если правильно спросите, — она усаживается в нарисованное кресло и раскрывает веер. — А теперь расскажите мне о себе. Сначала рассказывает Гарри — и про магглов, и про жизнь свою скорбную, и про платных друзей, и про обчищенные сейфы. И Леди Вальбурга шипит змеей в адрес Дамблдора много оригинальных ругательств и соглашается с нашими действиями. Месть — очень холодное блюдо. Мой рассказ короче: Рейвенкло, мама в Америке, шотландские родственники, про Сириуса узнал у гоблинов. Леди задумчиво кивает, но смотрит с подозрением — да, я и сам знаю, что слишком идеальная история, но какая есть, я долго старался быть тихим, незаметным и не высовываться. — А теперь, может быть, вы уберете гиппогрифа из моей спальни? Гиппогриф в спальне? Я ошарашенно смотрю на Поттера — он не удивлен, значит точно в курсе. Боги, какой пиздец! — Откуда в спальне гиппогриф, Поттер? — Это Клювокрыл. Сириус на нем сбежал на третьем курсе. О боги! — Ты хочешь сказать, что тут два года живёт гиппогриф? У меня просто не умещается это в голове. Одновременно хочется заавадиться, вызвать психиатров, зоозащитников и палача. И ассенизаторов, они определенно нужны больше остальных. — И что мы с ним будем делать? Сдадим в зоопарк? — яд с меня можно сцеживать и продавать Снейпу. — Можно отдать его Хагриду… — Лучше просто выпустить в Запретном лесу и никому не говорить, — Вальбурга дело говорит. И, пока я думаю, как это провернуть, Гарри командует Кричеру, чтобы отправил животное в лес. Вот так просто? Приказываем Кричеру вычистить спальню, чтобы даже намека не было на присутствие животного, а сами отправляемся на осмотр дома.***
Первый этаж запущен и мрачен. По углам висят пыльные кружева паутины, краска облупилась, а обивка стен свисает лохмотьями. Двери потрескивают, петли скрипят, отопительный котел исполняет предсмертные хрипы кашалота, в шторах пищат докси, а в старых часах что-то шебуршит, не удивлюсь если боггарт. Весь этот концерт изрядно действует на нервы. Гостеприимством тут и не пахнет. Да и не должно. Тут должно быть грустно, грязно и неприветливо. Кухня не лучше, тут ещё больший срач, грязная посуда, остатки еды и по углам плесенью поросло — чувствуется хозяйственная рука Молли Уизли. Зато верхние этажи Кричер вычистил на славу: окна, зеркала и витражи сверкают, шторы воздушны и легки, изящные люстры с хрустальными подвесками пускают разноцветные солнечные зайчики по стенам, все поверхности отполированны до блеска, а массивная мягкая мебель с дорогими обивками так и зовёт в свои объятия. Потрясающе! Кричер проводит экскурсию по дому: столовая, разноцветные гостиные, шикарные гостевые апартаменты, огромные ванные комнаты, уютные солнечные детские, гардеробные, величественные апартаменты Главы Рода и его супруги. Все выдержано в спокойных приятных глазу тонах, без излишеств и сусальности. Теперь видно, что это городской дом аристократов. В библиотеку и тренировочный зал заглядываем мельком: книги и оружие требуют более вдумчивого изучения, к тому же на многих из них довольно серьезные чары, не хватает только таблички с черепом и костями. Расположенный в подвале ритуальный зал с восьмиугольным алтарем и вплавленным в него здоровенным черным камнем Рода неправильной округлой формы — то ли оникс, то ли обсидиан, то ли вообще необработанный алмаз — приводит меня в замешательство. Я знал про его наличие, про ритуальные использования, но так и не понял эти особенности магии, в моем понимании этот камень — своеобразный аккумулятор для магии Рода: проводимые на алтаре ритуалы накапливают магическую энергию в камне, на который потом завязываются и от которого запитываются охранные чары и заклинания дома и членов семьи. А вот как эта батарейка работает на заклинания вне дома и передачу магам, относящимся к Роду — мне не понятно, но оно работает. Магия! В лаборатории тоже не задерживаемся — Гарри не интересно, но я сюда ещё вернусь. Между лабораторией и кладовыми с ингредиентами, различными инструментами и материалами есть несколько пустых комнат. Они отлично подойдут для мастерских. Дом прекрасен, Кричер хорошо поработал: изысканность планировки, цветовая гамма в спокойных тонах, дорогие ткани на обивке и драпировках, восхитительное постельное белье, подушки и пледы, ковры и картины. В то же время нет ощущения музея. Дом живой, дом пахнет свежестью и полевыми травами, дом ждёт нас. Из коридора на первом этаже неприметная дверь ведёт во внутренний дворик. Там небольшой садик с душистыми травами и уютная беседка с плетёной мебелью. Цветов нет, но это не удивительно — за ними требуется уход людей. На верхних этажах нетронутыми остались только комнаты Сириуса и Регулуса. В комнате Сириуса Гарри опять расстраивается, вытаскиваю его оттуда силой и запечатываю дверь заклинанием. Гарри опускается на пушистый ковер у камина в комнате с гобеленом. Его тоска и грусть ощущаются вязкой смолой. Я изучаю гобелен Рода и думаю о том, что зря купировал его истерики, некоторые эмоции лучше выпустить наружу. Но в те моменты было небезопасно, а теперь эта горечь сжигает его изнутри. Придется вскрывать. Гарри тихо всхлипывает. — Сириус Блэк — бессовестная эгоистичная скотина! Всего-то должен был принять Род и дом. И мог бы забрать тебя к себе. Он подскакивает, как мячик, и набрасывается на меня с кулаками: — Не смей! не смей! не смей! Я отпихиваю его, я не хочу ему навредить, хотя могу скрутить в бараний рог: слишком разная у нас весовая категория. — Мне за месяц удалось сделать то, что Блэк не сделал за три года. Знаешь почему? Он даже не пытался! Он колотит меня кулаком по груди и повторяет, как заведённый: — Не смей! не смей! не смей! — Знаешь почему он не пытался? Ему запретил Дамблдор?! Тот, кто засадил его в Азкабан? Нееет! Он не хотел! Он никогда не хотел тебя! Он хотел своего друга, мародера Джеймса Поттера! А тебя он не хотел! Он тебя бросил ещё младенцем! Гарри рыдал, а я продолжал бить по больному: нельзя было резать хвосты кусочками, надо отрубить сразу, а я тянул. Дотянулся. Теперь будет очень больно. — Правильно его Вальбурга выжгла, позор Рода, бросил крестника! Псина. И волк их трусливый ему под стать! Шавки, у них с детства вожаком был олень! БУМ! Меня впечатывает в стену магией Гарри. Мне смешно, я хохочу как безумец, я и есть безумец — он меня сейчас размажет своей дурной силищей тонким слоем прямо по гобелену, а Кричер потом закрасит и скажет, что так и было. Вокруг взлетает все, что не приколочено, и несётся вокруг Поттера в бешеном вихре его магии. БУМ! Безделушки врезаются в стены, осколки летят в разные стороны. Я чувствую, что меня прилично посекло, я чувствую кровь, боли нет, только слабость и недостаток кислорода — и теряю сознание.***
Прихожу в себя на кровати, спеленутый бинтами, как мумия. Гарри сидит в кресле рядом с кроватью, уткнувшись лбом в мою забинтованную ладонь. Шевелю рукой: — Гарри. П-прости меня. Я хочу пить, но сначала я должен извиниться. Он вскидывает свои невозможные зелёные глаза: — Альтарф! Ты жив! Жив! Боже, спасибо! Прости меня! Прости! — Гарри, ты не виноват, я тебя спровоцировал… — Я мог убить тебя! Тебе больно! Прости… — Но не убил же. Дай попить! — Сейчас, сейчас, я так испугался, ты сутки не приходил в себя!.. Он слишком суетится. Его волнение и вина пропитали эту комнату вместе с запахом зелий. — Сутки?! — Да. Я позвал целителя. Серьезных повреждений нет, большая потеря крови от множества мелких порезов и пары крупных. Он сказал, что за пару суток поправишься. Он подаёт мне поилку с носиком, по вкусу — укрепляющее с водой. Поит меня и смотрит виновато. Протягиваю ему руку: — Иди сюда, посиди со мной. Как ты? Он устраивается рядом полулёжа. Он устал, под глазами опять синева, ногти обгрыз до крови, яркие губы искусаны. Бедный ребёнок, испугался больше меня за меня, и все из-за моего паскудного характера. Легонько глажу его по руке. — В норме. — Он молчит, собирается с мыслями: — Ты был прав. Пока не появился ты, я был не нужен. Никому не нужен мальчик из чулана. Всем нужен послушный Герой из Пророчества. А что чувствует Гарри — не интересует никого. А потом пришел ты. Ты сделал за месяц больше, чем все остальные за шестнадцать лет. И я боюсь. Боюсь, что я привыкну к тебе. Уже привык. А ты уйдешь. Или погибнешь, как Сириус. Я вижу это в кошмарах. Рядом со мной все погибают. Или полюбишь кого-то, и у тебя больше не будет на меня времени и внимания. Боюсь услышать от тебя, что не нужен, и не хочу ждать, когда это время придет. Я понимаю, что неправильно заставлять тебя, что у тебя своя жизнь, но… — Но ты позволил себе захотеть что-то, кого-то для себя, и не хочешь это терять. Это нормально, Гарри. То, что ты чувствуешь — абсолютно нормально. Я даже не могу назвать это эгоизмом. И это мне надо бояться, что я окажусь не нужен тебе, ты сильнее, известнее, у тебя больше возможностей, любой хочет быть с тобой. — Ох, нет, — вскидывается он, — я дружить хочу. Альтарф, я не должен… так… — Ты и не должен. Никому. Ничего. Все, что я делаю — нужно мне. — Зачем? — голос его «пускает петуха», а глаза опять блестят от непролитых слез. — Я не понимаю, зачем это тебе, ты тратишь на меня время, деньги, внимание. Ты умный, красивый, ты думаешь, я не вижу, как на тебя смотрят все… Он осекается, понимая, что говорит что-то не то. Прячет лицо в сгиб локтя, шмыгая носом. Я прижимаю его к себе, чтобы он не увидел моей улыбки, и легонько целую в висок, почти незаметно. Ревность? Ах ты, зеленоглазое чудовище. Ты хочешь меня себе. Присвоить и не отдавать. — Гарри, ты помнишь, что я обещал не врать тебе? И что обещал, что буду кем захочешь? Я не вру, когда говорю, что буду с тобой. Кем захочешь. С тобой. Хорошо? Потому что так хочу. Он кивает. И краснеет так, что сомнений в его желаниях у меня нет. Пусть будет «дружить». Говорят, на Севере спят с теми, кого любят, а на Юге — любят тех, с кем спят. Совершенно определенно, я — южанин, несмотря на происхождение. А Гарри — дитя Севера. Я подожду. Я с удовольствием валяюсь в постели ещё сутки. Гарри суетится вокруг меня, кормит с ложечки и читает сказки Бидля. Обсуждаем с ним вероятность того, что сказка не сказка, а его мантия — та самая мантия. Я-то знаю точно, а Гарри нужно поверить. Потом приходит целитель, распаковывает меня и грозит пальцем Поттеру — с истериками и магическими выбросами надо заканчивать, не ребенок уже. Он смущается, обещает держать себя в руках и медитировать.***