***
До Дырявого котла мы идём пешком — и внимания не привлекаем, и местность разведаем. Заодно учу Поттера ориентироваться по карте Лондона. Аппарация это хорошо, но иногда приходится уходить подворотнями. Гарри поражен тем, что до вокзала Кинг-Кросс тут всего одна станция метро, а до Чаринг Кросс роуд минут 30 пешком.* На входе в Диагон-аллею удивлённо останавливаюсь: ещё на прошлой неделе тут жизнь била ключом, сейчас же ощущение, что мы в центре театра военных действий. И тут меня осеняет — да, мы именно в центре театра. Гарри вовсе замер в шоке. Я цепляю его за локоть: — Знаешь, Гарри, четыре дня назад тут все было иначе. И что-то мне подсказывает, что это представление будет продолжаться до твоего официального визита сюда. Прошу тебя, будь внимателен, друзей сейчас для нас нет. Мы осторожно идём сначала в книжный, потом в канцелярский, за моими покупками. Затем заходим к Илопу в совиный магазин — пропавшая почта Гарри меня волнует не на шутку. И тут узнаем ещё одну неприятную новость: сова Гарри вовсе не его сова, потому что он ее к себе не привязал. Хозяин совы, скорее всего, Хагрид, но это не точно, потому что привязка может быть на кого угодно, соответственно и почту она сначала носит хозяину. У меня по спине маршируют мурашки размером с носорога: хорошо быть параноиком и не доверять магическим способам связи. Гарри опять замыкается в себе. Сова ему дорога, я так и не понял, как он к ней относится — то ли как к первому дорогому подарку, то ли как к питомцу, то ли как к другу. В любом случае, для него это ещё один удар в спину. У мадам Малкин, куда мы зашли оставить заказ на мои школьные мантии, мы сталкиваемся с младшим Малфоем и его мамой. Я в восхищении — Нарцисса Малфой необычайной красоты женщина! Даже заботы и тревоги не портят ее прекрасного лица. Ещё один безупречный образчик многовековой селекции аристократов. Гарри что-то шипит на грани парселтанга, я толкаю его локтем в бок: вот балбес! — он должен остаться неузнанным, а Малфой его узнает, как только он откроет рот. Нарцисса оглядывается на нас, особенно внимательно смотрит на Гарри, но молчит. Что ж, родственнички, мы с вами потом потолкуем, если будет о чем. Я вежливо улыбаюсь. И чувствую, как сгущается воздух. Достаточно одного слова, чтобы тут разразился скандал с разоблачениями. Я молю Магию, чтобы Гарри молчал, только от него сейчас зависит как мы отсюда уйдем. И он молчит. Драко фыркает со своей табуретки — помощница мадам Малкин подгоняет ему мантию по фигуре. Мы терпеливо ждём. Гарри смотрит на улицу через витрину, делая вид, что происходящее в магазине его никак не касается, я выбираю ткани. Драко меня узнал и теперь вертится, ворчит на швею и всячески привлекает внимание. Чертова драма-квин! Наконец-то они уходят, в дверях Нарцисса оборачивается, опять внимательно смотрит на Гарри, и слегка кивает. Это что сейчас было? Помощница мадам Малкин снимает с меня мерки, я выбираю ткань, уточняю адрес доставки, и мы направляемся в Ноктюрн-аллею — надо купить Гарри сумку с незримым расширением. Возле магазина «вредилок» Уизли Гарри запинается и останавливается, вытаращившись на витрину и парящую рекламу: ярко-желтые буквы на фиолетовом поле, оскорбляющие Волдеморта, меня тоже впечатлили, но я обнимаю Гарри за плечи и тяну за собой, хотя хочу уже гнать пинками: не стоит привлекать к себе внимание, он бы ещё табличку на грудь повесил «Гарри Поттер!», чтобы рыжие наверняка его увидели из магазина. Останавливаемся в тени крыльца Гринготтса со стороны Ноктюрн-аллеи: — Ну, и что ты там такого увидел, что чуть не попался? — Ты видел их рекламу? Они безумцы! — Ну видел. Я всегда считал, что рыжие — невменяемые ублюдки, и их реклама со слоганом, который сравнивает Волдеморта с запором — апогей идиотизма. Не говоря уже о количестве безвкусных свистоперделок. — Их убьют… — До сих пор не убили, а эта дрянь висит тут уже не первый день. Лучше подумай отчего они такие храбрые? Никто из Пожирателей ещё не наведался к ним, поговорить по душам, а ведь вокруг тлен и разруха. Гарри оглядывается на разбитые и заколоченные витрины Диагон-аллеи и морщится: на заколоченные лавки и плакаты Министерства неприятно смотреть, но «вредилки» своей неуместностью просто сбивают с ног, их плебейство и нищебродство демонстрируются во всей красе этой витриной. — Ладно, пойдем, нам ещё к гоблинам надо и сумку тебе купить. В банке мы идём к Готхарду, я делаю заказ на порт-ключи, а Гарри подтверждает доступ к счетам и лимит для Кричера: надо обновить запасы продуктов и ингредиентов в кладовых, а доступные эльфу запасы денег в доме он потратил на восстановление и ремонт, и меняет часть галлеонов на фунты. На Ноктюрн-аллее у «Горбин и Бэркес» мелькает Драко, он нервно оглядывается и скрывается в магазине. Интересненько! Пока Гарри наблюдает за входом в магазин, я оглядываюсь по сторонам и думаю о том, что же я забыл и отчего у меня так зудит затылок. Ага! Друзяшки Поттера — рыжие с мамашей и заучка. Гуляют, значит, пока Герой «сидит в изоляции у магглов», денежки его тратят. Гарри дёргается за моей спиной: заметил. Я оборачиваюсь и прижимаю его к стене: «Не дергайся! Тут сейчас не хватает только Дамблдора с Лордом для полного счастья: с одной стороны бешеные ласки, с другой — хорек-истеричка. Спешите видеть, снова на арене!». Гарри попускает, он тихо хихикает: умница, процедуры и ритуалы очищения дали свои результаты — он стал спокойнее, стрессоустойчивей. Нежно целую его в скулу. Хороший мой! Мимо пролетает на крыльях мантии Малфойчик. Где это он маму потерял? И тут я вспоминаю: шкаф! Второй исчезательный шкаф в магазине. Может купить его и сломать Малфою игру, пусть сам Дамблдора убивает? Не, не получится, он сцыкло, сам вляпается, других подставит и, чего доброго, Светлейшего не убьют. Пусть уж идёт, как идёт.***
А идёт он прямо на рыжих. По-моему, я ошибся: импринтинг у Малфоя на Рончика. Ну просто день потрясений! Гарри от удивления даже рот приоткрыл: эти двое орут друг на друга на всю улицу, не обращая внимания по сторонам. На Роне повисает заучка и сестрица, близнецы в своих отвратительных мантиях подзуживают, а Молли собирается выть сиреной. Гарри закрывает рот, а потом глаза рукой: — Мерлин, а ведь там рядом мог стоять я. Какой позор! Я фыркаю: — Обычно так и бывает. И выглядит. Кстати, всегда считал, что Малфой кидается на тебя. Гарри хмурится, потом задумчиво говорит: — Знаешь, Альтарф, нет. Он обычно цеплял Рона и Гермиону. Я с ним ругался, когда их защищал. Только на Турнире он со своими значками напрямую против меня был. А в прошлом году сам не лез, только с дружиной жабы. Странно даже. Пока мы разговаривали, скандал утих: Рона общими усилиями затащили в магазин, а Малфой незаметно смылся.***
В магазине сумок у Гарри загораются глаза, и он рассказывает про сундук Грюма-Крауча. Я мысленно хлопаю себя по лбу: Скамандер целый зверинец у себя в чемодане держал, а я ещё думал — как василиска из Тайной комнаты вытаскивать? Озадачиваем продавца на предмет такого сундука. — Можно, но дорого и под заказ. Обговариваем аванс, дополнительные функции стазиса, материалы, защиту доступа, объем внутреннего пространства. За это время Гарри выбирает себе небольшой саквояж и школьную сумку с трансформирующимся ремнем, чтобы ее можно было носить, как рюкзак. Продавец показывает, как настроить доступ на владельца, Гарри просит добавить и меня, чтобы и мне был доступ. Я, подумав, покупаю двухместную палатку с максимумом защитных чар. Сундук тоже заберу я в конце августа. Гарри настаивает, что все оплатит он, я не возражаю — он давно порывался хоть что-то оплатить, не хочу, чтобы он чувствовал себя моим должником.***
— Следующая остановка: еда и шмотки! Пристегнуть ремни! — возвещаю я, хватаю его в охапку и аппарирую к универмагу Либерти. Я же обещал прогулку в Сохо! В этот раз мы обедаем в японском ресторанчике: Гарри с подозрением смотрит на мой мисо-суп, ему я взял более понятный рамен и креветки. После еды идём за футболками и джинсами. Гарри ворчит, что у него и так много одежды. Напоминаю про концерт, и в отместку за нытье затаскиваю в модный салон: будем бороться с бардаком на его голове. Отдаю его мастерам на растерзание, коварно отмечая стрижку-покраску-укладку, маникюр и педикюр. Впрочем, после пыточных очищений у Примроуза Поттер не сильно сопротивляется, только на педикюре удивлённо округляет глаза. Эээ, милый, я тебе ещё и эпиляцию покажу, интимную, но потом. Пока Поттер отвисает в салоне, покупаю фотоаппарат с кучей пленок. И смазку, продавщица краснеет, когда я прошу два флакона для анального секса. Поттеру организовывают на голове творчески продуманный беспорядок, прокрашивают несколько прядей красным, синим и зелёным, от чего его глаза сияют ещё ярче, и советуют отрастить волосы: под собственным весом они будут красиво ложиться крупными локонами или удобно собираться в хвост, а не торчать во все стороны. Хотя ему и так хорошо, а еще я могу нежно трепать прядки. В награду за терпение дарю ему модный несессер с маникюрным набором и средствами по уходу за кожей лица и рук. За учебниками и школьными мантиями от Малкин он, скорее всего, пойдет с рыжими, но остальную одежду для школы надо купить сейчас. Как хорошо, что с Петуньей у нас взаимопонимание: стоило мне заикнуться о трудностях с набором одежды в школу, как она тут же выдала мне список того, что обычно покупала для Дадли. И даже посоветовала магазины. В Тирвитт* покупаем ему два базовых набора рубашек, трое брюк и черный классический костюм. И наборы платков. Загоняю его в примерочную — не могу больше, хочу его целовать! Он сладкий, хихикает, балуется, ему щекотно от моих рук под его футболкой, а у меня каменный стояк. Кое-как выпускаю его: у нас ещё много дел. В Пепе* набираем ему футболок, водолазок, свитшотов, джинсов и карго. Несколько ремней с модными пряжками. Поттер опять ворчит, что ему не надо так много всего, но я вижу — ему нравится, что я перебираю кучи одежды и советуюсь с консультантами, чтобы выбрать для него лучшее. Разрешаю ему купить все, что захочет в бельевом магазине, и он опять тянет меня в Фред Перри*. Мда, «все что захочет» было весьма опрометчивым заявлением. Он очаровывает продавщиц и набирает белья и носков на две недели. И теплую пижамку. Две. Я фыркаю — и он добавляет ещё шелковую и пижамные шортики. Удивлённо выгибаю бровь, в ответ он делает милую мордочку и облизывает губы, я закрываю глаза, считаю от ста до одного — не помогает, поэтому наклоняюсь к нему и шепчу на ухо, что первый его настоящий секс будет в туалете торгового центра, если он не прекратит дразниться. Он округляет глаза, охает и краснеет, кажется, весь. Но пока по плану обувь: в Лоук берём черные броги и челси, потом ещё по две пары гриндерсов для осени. Зимнюю обувь приходится искать дольше — не сезон. В конце концов я залипаю на горных ботинках Пёрдэ. Это определенно любовь с первого взгляда! Беру себе, даже не глядя на цену. Для Гарри — зимние «д-р Мартинс». И пуховики Монклер. И теплые варежки. У стойки с аксессуарами вспоминаю невероятно пошлый анекдот про шапочку и думаю, что схожу с ума: мне нравится наряжать его, такая игра «одень Гарри». Но шапочки покупаю тоже, вместе с шарфиками. И пусть только попробует не носить! Проверю лично! Гарри хихикает, что правильно он саквояж с расширением купил, у него теперь столько всего. Потом ворчит, что он проголодался, а я его не кормлю, и что его очередь выбирать: он хочет ризотто, рыбный стейк и мороженое в ресторанчике итальянской кухни. Я беру лазанью и сквош. Переночевать предлагаю у меня. Давно хотел показать Гарри, где живу.***
Уставшие аппарируем к моему дому и поднимаемся в квартиру. Предлагаю Гарри взять пиво в холодильнике и осмотреться, пока я в душ. Выхожу из душа в одном полотенце к странно притихшему Гарри, пиво достал, но не пьет, зато пепельница уже полная. — Хэй, малыш, что-то случилось? Он мотает головой, встряхивает прядками, и смотрит на меня больными глазами. — Все нормально. Я в душ. Пытаюсь его остановить, но он выворачивается угрём и хлопает дверью. Нет, ну какого хера тут происходит?! Осматриваю квартиру, вроде ничего необычного. Новых пергаментов нет, значит, совы не было, по телефону ему звоню только я, у меня он ничего не мог найти из того, о чем бы я ему не сказал. Фотографии с мамой и родственниками такой реакции не вызовут, картины тоже. Телевизор он не включал. Натягиваю боксеры и футболку. Сажусь на его место — и упираюсь взглядом в холодильник. На дверце поверх всего клочок бумаги с телефоном. Я идиот! Гарри выходит из ванной комнаты одетый в джинсы и футболку. Если бы мог, он, наверное, сбежал бы прямо оттуда. Подхожу, обнимаю закаменевшего Поттера и ворчу в макушку: — Ну, что ты себе надумал? — Ничего, — еле шепчет жалким голосом. — Гарри, послушай, я понимаю, что мои оправдания звучат как в плохом ситкоме, но это еще до знакомства с тобой было. Один раз, а потом я все же время с тобой был. — Я глажу его по плечам, по дрожащим от напряжения лопаткам, по безвольно повисшим рукам, переплетаю наши пальцы, и поднимаю к своему лицу, чтобы поцеловать: — Ну ты чего, хороший мой?.. — Не все время… — всхлипывает он. — Я обещал не врать, помнишь? Это был один случайный раз. Да, я собирался повторить, но не собрался, а потом просто забыл выбросить записку. — Со мной тоже? — Он смотрит на меня несчастными глазами. — Что «с тобой тоже»? — Я правда не понимаю почему он так себя накрутил до истерики. — Один раз. Со мной тоже? — Ну, во-первых, уже два, — улыбаюсь ласково, поглаживая его по скуле, — во-вторых, так с тобой ещё не было. А в-третьих, и быть не может, потому что эта записка от девушки. — Девушки? Я думал, тебе… ну, я… вообще… вот, блядь! Он опять начинает выкручиваться из моих рук, но я сильнее и держу крепче, обнимая и покачивая, пока он не перестает брыкаться. Я чувствую, что он просто боится, не меня, а того, что случилось вчера и утром — что это случайность и не серьезно. — Тшшш, хороший мой. Я бисексуал. Ты же тоже думал, что тебе только девушки нравятся, — обхватываю его лицо ладонями и смотрю в глаза. Вот он я, весь: — Между прочим, Фрейд, это известный психоаналитик такой, считал, что все люди бисексуальны. Это как этап развития личности, в идеале какое-то время человек решает для себя — кто ему нравится больше, мальчики или девочки. Потом может выбрать определенный пол. Но чаще всего под влиянием окружающих, которые в свою очередь подвержены религиозным воззрениям на отношения, мальчики выбирают девочек, а девочки — мальчиков, дабы плодиться и размножаться, ещё до того, как могут вообще осознать свои желания. Как Джинни Уизли выбрала тебя. — Гарри перекашивает от примера, хотя до этого слушал внимательно. — И Дина Томаса. И Смита с Макмилланом. Он фыркает и расслабляется. А я обнимаю его, поглаживая по спине, потираясь щекой об его висок и ероша дыханием волосы. Я чувствую, что должен сказать: — Это не на один раз, Гарри, если ты захочешь. И если захочешь большего. Хорошо? Он кивает и что-то мычит, уткнувшись мне в грудь. Возможно, ему стыдно за вспышку эмоций, а может просто стесняется такой откровенности. — Ну, мы прояснили? Будем спать или посмотрим кино? Гарри выбирает кино. И потом мы долго спорим что смотреть: про маньяка, про наркоманов, про убийц или про мафию в казино. Гарри смеётся, что я ненормальный, если мне нравится смотреть про мафию и маньяков, ему хватает в своей жизни желающих его убить, вся его жизнь — бред наркомана. В итоге я включаю «Хакеров» — прикольно, непонятно и там молодая Джоли! Устраиваемся на кровати поверх покрывала, Гарри залипает в экран, а я отвлекаю его от просмотра: покусываю ушко, ласкаю шейку губами, задираю ему футболку до подмышек и дразню языком и пальцами соски. Он мурлыкает, выгибается, подставляя больше тела под мои ласки, но продолжает смотреть в экран с таким вниманием, как будто от этого зависит его жизнь, я сомневаюсь, что он способен ещё следить за сюжетом, но мне нравится это упорство. Я стягиваю с нас футболки, переворачиваю его на живот лицом к экрану: «нет-нет, не отвлекайся, смотри!», и начинаю делать лёгкий массаж, перемежая прикосновения рук поцелуями. Покусываю его загривок, крылышки лопаток, провожу языком вдоль позвоночника, трусь грудью об его ягодицы, он оттопыривает попку, и я просовываю руку под него, чтобы расстегнуть и стянуть с него джинсы. Он без белья! У меня перехватывает дыхание — я откровенно любуюсь им: он по-прежнему худой, но уже не болезненно-худой, а просто тонкий. Я мну в руках его аккуратные крепкие ягодицы, покусываю их, ласкаю языком ложбинку. Гарри упирается подбородком в матрас, прижимаясь плечами и грудью, и оттопыривает попу ещё больше. Интересно, он вообще понимает, как выглядит, насколько это развратная и приглашающая поза? Кладу левую руку ему между лопаток и придерживаю правой за бедро, и прикасаюсь языком к колечку ануса. Гарри дёргается, как от электрического разряда и протестующее стонет, спрятав красное лицо в сгиб руки, и вертит попой, пытаясь уйти от прикосновений. Подпихиваю ему подушку к голове, а потом провожу широким, влажным мазком языка по промежности, от мошонки до копчика и начинаю интенсивно ласкать анус языком и губами. Он громко и непрерывно стонет в подушку, и от этих трелей я боюсь не сдержаться. Есть полезное заклинание, которому меня научил один из дурмстранговцев, и я предупреждаю Гарри, чтобы не пугался: сейчас будет немного неожиданных ощущений. Он вздрагивает — да, меня первый раз тоже передёрнуло всего от такого внутреннего очищения. Продолжаю его вылизывать, он слегка расслабляется и я аккуратно ввожу в него палец: он такой горячий и нежный внутри, что я и сам не удерживаюсь от стона. Гарри опять слегка дергается, и я останавливаюсь, продолжая вылизывать вокруг пальца, пока он не расслабляет мышцы. Аккуратно поглаживаю внутри, разглаживая стеночки, и по особо громкому писку понимаю: есть контакт! Дожидаюсь, пока он опять расслабляется под моими ласками и добавляю второй палец. Он насаживается сам и стонет «Ещё!», и от этого «ещё» его спасает только тонкая ткань моих боксеров. Подтягиваюсь выше и притираюсь всем телом и своим стояком об его бедро, он поворачивает голову, я целую глубоко и совсем не нежно, вылизывая его развратный рот. Он стонет и ёрзает почти подо мной, одновременно пытаясь потереться своим членом об матрас и насадиться на мои пальцы. Он невыносимо прекрасен! Мой похотливый, раскрытый мальчик! Я сделал его таким! Мы синхронно двигаемся, мелко и часто, увеличивая контакт тел, вплавляясь друг в друга. — Ааааль! — Гарри тонко всхлипывает и взрывается оргазмом, выгибаясь в дугу на моих пальцах! Он прерывисто дышит и, полуприкрыв глаза, смотрит, как я достаю смазку из сумки, снимаю с себя боксеры, медленно наношу смазку на свой член. Он облизывает губы и опять приподнимает попку. Выдавливаю еще порцию смазки на пальцы и проталкиваю в него поглубже, добавляя третий палец, смотрю, как плотно смыкается вокруг них колечко мышц, как он опять начинает мелко подрагивать. — Ты точно хочешь? Я ещё могу остановиться. Не хочу, но могу. — Дааа, Аль, пожалуйста! Пожалуйста! Хочу тебя! Вытаскиваю пальцы, приставляю головку члена к его жадной дырочке, пережав ствол рукой, и очень-очень медленно, по сантиметру, втискиваюсь в его узкую попку, шепча ему на ушко какие-то нежности, чтобы расслабился, пустил, что я аккуратно, оставляю поцелуи узорами на его плечах. Мерлин и Моргана! Если я умру сейчас — умру счастливым! В нем так хорошо, что я даже шевелиться не хочу, только чувствовать, как он напрягается и расслабляется вокруг меня. Но он поводит бедрами, и я начинаю медленно двигаться, выходя почти полностью и возвращаясь до упора, очень медленно, поглаживая его бедра, попку, спинку, хрупкие плечи. Гарри рычит и пытается ускорить темп, но я так долго не выдержу, поэтому тяну его на себя, сажаю на бедра, обхватив одной рукой поперек груди, а второй нежно лаская его, едва касаясь подушечками пальцев. Он закидывает руки за голову назад, цепляясь за мою шею и подставляя свою под мои жадные губы. Мы движемся часто, мелко, но очень-очень глубоко, я наполняю его собой, он мой! Гарри скулит и стонет, что он хочет сильнее, хочет быстрее и больше. Послушно приподнимаю его выше и резче. В какой-то момент он падает лицом вперед на сложенные руки и сам насаживается на меня, ритмично выдыхая «да! да! да!» на каждом толчке. Я держусь на грани буквально из последних сил: он невероятен, он желанен, он прекрасен. Слизываю пот с его спины, целую, ласкаю руками тело. Не могу больше! Прикусываю его за загривок, ритмично проводя рукой по его члену, прижимая большим пальцем головку. Гарри дрожит натянутой струной, и я чувствую его оргазм. Его пульсация зажигает и во мне сверхновую! Еле сдерживаюсь, чтобы не подмять его под себя: целый день в полувозбужденном состоянии дал о себе знать, что-то абсолютно звериное во мне требует обозначить свою власть над ним, но я по-прежнему не хочу его пугать. Переворачиваю его лицом к себе, буду его целовать, он мое солнышко, мой сладкий мальчик, глажу его по влажной спине, вырисовывая узоры, успокаивая, он постепенно выравнивает дыхание и засыпает, уткнувшись носом мне в грудь, расслабленно улыбаясь. В душ нет никаких сил и не хочется тревожить Гарри очищающими чарами, они неприятны по коже — как мелкой наждачкой протереть. Призываю из тумбочки влажные салфетки, стираю остатки смазки и спермы с наших тел, выключаю дребезжащий серым экраном телевизор и накрываю нас пледом. Спокойной ночи, мое сокровище!***