***
Мне приятно просыпаться рядом с Гарри, он потрясающе уютен с утра, разнежен и мил. Замечаю, как он слегка морщится, потягиваясь: я был аккуратен вчера, но это был его первый раз, а размерами меня природа не обидела. Достаю из тумбочки «летейку», согреваю ее на пальцах и прошу Гарри перевернуться на живот. Он краснеет, в его глазах мелькает испуг, а я смеюсь и нежно целую его: — Это лечебная мазь, дурашка, я не буду домогаться. Но могу приласкать, ммм?.. — Я сам… — сипит он. — Ты не достанешь и вообще неудобно. И мои пальцы там уже были, помнишь? Гарри мотает головой и поворачивается попой ко мне, утыкаясь зардевшимся лицом в подушку. Щедро намазываю внутри и снаружи, поглаживаю нежно. Гарри возмущённо стонет. Хлопаю его по ягодице, влажно чмокаю светло-розовый отпечаток, советую полежать десять минут, пока подействует мазь и ухожу готовить завтрак. Ну как завтрак, время сильно перевалило за полдень. Яичница с беконом, салат, тосты с джемом и кофе — Гарри появляется как раз, когда все готово. — Ты изверг, знаешь? — Да, милый? — мурчу я. — Ты меня оставил в таком положении… — Но ты же не выразил согласия, чтобы я тебя приласкал. От его ушей можно прикуривать.***
После завтрака аппарирую нас к морю в Поуфут. И все замирает: Гарри стоит на берегу, на песчаной косе у остатков приливного бассейна, и смотрит. Он смотрит. И в его глазах отражаются небо и волны. Я смотрю на него и в моей голове, голосом Тиля Швайгера, звучит гениальное: «Пойми, на небесах только и говорят, что о море. Как оно бесконечно прекрасно. О закате, который они видели. О том, как солнце, погружаясь в волны, стало как кровь. И почувствовали, что море впитало энергию светила в себя, и солнце было укрощено, и огонь уже догорал в глубине. А ты? Что ты им скажешь? Ведь ты ни разу не был на море. Там наверху тебя окрестят лохом.» * И мне почему-то больно. И страшно. Потому что, как он смотрит — как будто в последний раз. И я утягиваю его оттуда. На общественный пляж, где дети, собаки, музыка и люди играют в фрисби и волейбол. И мы целый день плещемся в теплой воде. Я учу его плавать. Но это больше похоже на оказание первой помощи дыханием рот в рот. Мы строим замки из песка, и кажется, что нет жизни, кроме этой. И что можно бесконечно долго сидеть на теплых камнях, кормить его фруктами и лангустинами, и смотреть на волны, и ждать, когда солнце упадет в воду. И когда в моей голове снова звучат слова о море, я повторяю их вслух: «На небе только и разговоров, что о море и о закате. Там говорят о том, как чертовски здорово наблюдать за огромным огненным шаром, как он тает в волнах. И еле видимый свет, словно от свечи, горит где-то в глубине…» * Гарри смотрит. Долго. Пока в его глазах не отражаются море и звёзды. И я разбиваю надвигающийся ужас ночи обещанием, что завтра мы вернёмся сюда снова.***
И мы возвращаемся. Но все уже иначе: просто море, соленая вода; просто песок, из него клёвые замки; просто солнце, печет, зараза, и мы оба слегка обгорели. Просто камни, ветер и снова закат. Я фотографирую его с камнями, песком и солнцем, показываю, как делать селфи, и мы с удовольствием кривляемся в объектив. И вкусный лосось в кафе на берегу, и свежайшие устрицы, и вкусный эль, и музыка. И сегодня не страшно любить Гарри, потому что сегодня я уверен, что все ещё будет.***
На следующий день мы собираемся к моей родне. Я опять надеваю килт, и это почему-то срывает у Гарри тормоза. Пока я пытаюсь осознать тот огонь, что горит в его глазах, он встаёт передо мной на колени и лезет шаловливыми руками в складки ткани. — Оууу, а ты всегда носишь килт без нижнего белья? Между пухлых губ мелькает язычок с бусинкой пирсинга, маленький негодяй ласкает меня руками, а потом ныряет головой под подол. Я чувствую его нежную щечку на внутренней стороне бедра и горячее дыхание на своем члене. О Мерлин и всеблагие боги! Умения ему не достаёт, зато усердия предостаточно. Он облизывает выпуклые вены и сдвигает руку вниз к основанию, порхая маленькими влажными поцелуями по стволу, периодически дразняще сжимая пальцы, он осторожно лижет уретру, а затем жадно пытается пропустить мой член глубоко в горло, до конца, но давится и поэтому обхватывает ладошкой ствол и двигает ею в одном ритме со своим горячим влажным ртом, старательно пряча зубки и только пытаясь взять глубже. Я пытаюсь удержать свои бедра от движения навстречу этому желанному рту и повторяю про себя руны младшего футарка. Придерживаю подол килта, чтобы не мешал, Гарри смотрит на меня — и от его похотливых лукавых глаз с влажными ресничками, и его сладких губ вокруг моего члена, от игры штанги на уздечке, я со стоном кончаю ему в рот. Он сглатывает и облизывает мой член, как большой леденец, с таким же хитреньким выражением лица. Потом поднимается, легко чмокает меня в губы и хихикает: — Чупа-чупс научит мир сосать?! — Определенно! Куплю тебе коробку леденцов! — О, да! И я возьму ее в Хогвартс. И буду дразнить тебя в Большом зале. Утром, в обед и вечером. От этой картинки у меня опять тяжелеет в паху. Я ревниво рычу, ведь это буду видеть не только я, и тяну его на себя, вылизывать сладкие губы, острые зубки, жаркий рот. Я чувствую вкус своей спермы на его язычке. Он довольно улыбается. Маленький дьяволёнок!***
Моя родня от него в восторге сразу вся. Бабушки его тискают, дядюшки его тискают, невестки тискают, племянники облепляют его, как обезьянки. Его угощают сливочными конфетами и рассказывают, как правильно есть хаггис. Бабуля Мердэг подзывает меня к себе, выбивает трубку об каблук, и ухватив за ухо, наказывает приглядывать за ним хорошенько. Бабуля Мер ведьма. Она не просто волшебница, она настоящая шотландская ведьма, разговаривающая с морем. Она знает кто такой Гарри, хоть я и не называл его фамилию. — Угораздило же тебя, — ворчит она, но чертит острым ногтем руну Одал на моей груди. Целую ее руку в благодарность. Спрашиваю про ритуалы на Мабон, можно ли нам с Гарри и мистером Примроузом присоединиться. Ба соглашается, и похоже даже немного польщена просьбой: я до Хога бывал с мамой на праздниках Колеса, но для неволшебной части клана и как ребенок. Как взрослый маг буду участвовать впервые. За обедом Гарри расслабляется, щебечет восторженно, бабуля объясняет ему руны на вышивках, на предметах, на оберегах, и что он свои браслетики тоже может усиливать рунами, нанеся их на те же бусины или выплетая узором. Ему интересно. Но после обеда опять напряжен, оказывается, из-за учебы. — Понимаешь, — говорит он, — когда я предметы выбирал, я плохо представлял, что я хочу и о чем предметы. И пошел следом за Роном. — На маггловедение и УЗМС? — На прорицания и УЗМС. А сейчас понимаю какие интересные руны, сколько возможностей. А ещё мне нравилась математика до Хога. Почему я не пошел на арифмантику? Я успокаивающе глажу его по плечу: — Гарри, у тебя столько зелий в организме было, что удивительно, как ты вообще учиться мог. — Да, зелья. И чего я зельеварение не сдал, можно было крови нацедить — и готово! Теперь в аврорат не возьмут. — Ты собирался в аврорат? — Вот это для меня неожиданность, да и куда ему, птенчику? — Рон… А я опять за компанию. Куда ещё? Я немного злюсь: не то, чтобы ему надо работать в Министерстве, и тем более в аврорате, но я действительно не знаю куда ещё, рынок вакансий волшебного мира для магглорожденных крайне скуден, а мы с Гарри фактически магглорожденные, родовые специальности занимают все ниши, но нам не от кого получать знания. Мастерство опять же — не каждый Мастер возьмёт неизвестного ученика, нужны деньги, а у магглорожденных их нет. У нас хоть деньги есть. Искать покровительства? Снейп уже нашел, слуга двух господ. — Гарри, тебе ведь интересны артефакты? Все нужные предметы можно подтянуть. В конце концов, зелья умею я, и руны тоже, и арифмантику. Мастерство все равно получать, зато потом можем вместе работать. Если захочешь, конечно. Но вообще нам бы с делами Родов разобраться для начала. Там какие-то предприятия, разгребать и разгребать. Он смотрит блестящими глазами и согласно кивает: — И артефакты интересны. И работать вместе можно. В смысле, я хочу. Очень хочу! А ещё я думаю, что пока он будет на седьмом курсе, если будет, то у меня будет время сделать SQC*. И ему тоже не помешает немагическое образование, например, в сфере экономики. Репетиторов и частную школу для сдачи экзаменов не составит труда найти, были бы деньги, тогда это не проблема, а расходы.***
Курю в стороне, пока дядюшки учат Гарри метать ножи. Получается у него плохо, ему объясняют про балансировку, удерживая нож вертикально острием на кончике пальца. Я эти фокусы умею с детства, мы на спор держали кто дольше. — Макнейр, отстань от ребенка! — зовёт кто-то из родственниц, Уолли оглядывается, а Гарри бледнеет, как полотно. Он подбирается ко мне бочком и почти прячется за меня. — Ты чего? Гарри? Он мотает головой. На лице тревога. — Гарри? Он разлепляет побелевшие губы и выдыхает: — Макнейр. Уолли. Он кто? — Эмм… Не помню, какой-то юродный дядя, или кузен. А что? Он тебя обидел? — Нет. Он палач? Я вспоминаю про Клювокрыла и всю эту суету вокруг мордредовой твари… Пожимаю плечами: — Егерь. Гарри оглядывается на Макнейра, который в этот момент агукает очередному младенчику в люльке и пускает для него ножом солнечных зайчиков. И вдруг начинает заливаться румянцем. — Гарри? Он поднимает горящее лицо, шепчет: — У Макнейра пирсинг сосков?.. Киваю. И шепчу в ответ в красное ушко: — И цепочка между ними*. И не только сосков. Он имеет определенный вкус в удовольствиях. Гарри утыкается лицом мне в грудь и глухо стонет. Кладу ладонь ему на шею, слегка массирую пальцами затылок, короткие волоски под моими пальцами мягкие, как шерстка котенка, охуенное тактильное ощущение — я хочу прикасаться к нему вечность. Шейка тоненькая. Хрупкие ключицы. Острые плечики. Моя ладонь помещается ровно между крылышек его лопаток, прижимаю к себе, зарываясь лицом в волосы. Стоим так, обнявшись, некоторое время, потом дети зовут Гарри играть в твистер.***
Возвращаемся домой поздно вечером, нагруженные домашней едой. Складываю все в холодильник. Гарри плюхается на диван в гостиной: — Альтарф, я объелся! Я сейчас лопну! Там все такое вкусное! И все такие добрые! — Я рад, что тебе понравилось! Я правда рад. — И ты милый! Ты так заботишься обо мне! Мне так хорошо с тобой! — Гарри совершенно разомлел и растекся по дивану, распихав подушки. — И этому я тоже рад, очень! — Легонько чмокаю его в губы и подхватываю на руки. — Пойдем-ка в душ и в кроватку! — Аль, пусти, я тяжёлый! — Не-а, не выпущу! Ни.За.Что. Ты лёгкий, потому что ешь, только когда я тебя контролирую. И на руках буду носить, потому что ты маленький ленивец! — Аааль! — Боги, у меня срывает крышу от этого его «Аааль!»: никто, кроме него, не называет меня так. — Я весь день думал о том, что ты под килтом без белья… ты знаешь, это чертовски заводит! Ставлю его на ноги в ванной комнате, расстегиваю пуговки на рубашке, стягиваю джинсы, он вертится и хихикает — ему щекотно. Покрываю лёгкими поцелуями его висок, скулу, прикусываю ушко — Гарри уже привычно выгибается, прижимаясь ко мне и открывая доступ к шейке. — Расскажи про Макнейра, про пирсинг, — просит он. — Хм… внезапно! Мне ревновать? — Нееет, но интересно. Зачем такое? — Цепочка, чтобы тянуть за нее во время секса, он любит немного боли и стимуляцию сосков. Но именно что немного. Ощущения острее. Есть люди, которым нужно много боли, они от этого получают удовольствие. А некоторые — от того, что ее причиняют. Я как-то не готов еще раскрывать ему мир БДСМ и надеюсь, что ему не нравится боль, с его-то историей переломов и шрамов. Снимаю с него белье и запихиваю под теплый душ. — Оу, не люблю, когда больно. — Я этому рад. Я тоже не люблю, когда больно. Я люблю, когда хорошо. — Я продолжаю ласкать и намыливать его, опускаясь ниже. Он подставляется под мои руки, потирается и ластится. — Но хорошо можно сделать по-разному. Я потом тебе покажу, сейчас еще не время. — Почему? Я хочу! Он капризно выпячивает нижнюю губку, которую я тут же прихватываю своими губами. — Потому что моему мальчику, потерявшему свою невинность пару дней назад, еще не время играть во взрослые игрушки. Гарри фыркает: — Как скажешь, папочка! О, Мерлин и Моргана! От его «папочка» горят в Адском пламени последние остатки моего самоконтроля, во рту пересыхает до скрежета и я еле шевелю языком: — Повтори… Гарри удивленно вскидывает на меня глаза и тянет, как тянучку из «Сладкого королевства»: — Дааа, пааапочка?.. Блядь! Я буквально выдергиваю его из-под душа, наскоро вытираю и несу на кровать, не прекращая его целовать. Он приглашающе раздвигает ноги, он абсолютно открыт для меня. Сглатываю вязкую слюну, провожу кончиками пальцев от пальчиков ног вверх по телу, по его золотистой коже с нежным пушком, до тонких ключиц, накрывая его собой. Целуемся жадно, сладко, страстно. Он восхитителен, мой Гарри. Он шепчет мне в рот: — Трахни меня, папочка, сделай меня своим, так хочу тебя. И я делаю как он просит, делаю его своим. Мой сладкий мальчик!***
А утром он просит показать ему город. Но у меня есть идея получше: поместье Портрак*, с невероятной красоты садом «Космических размышлений». Надо же культурную программу выполнять. Конечно, в вечернее время с разноцветной подсветкой сад ещё более загадочный и необычнее, чем днём, но мы столько не выдержим гулять здесь. Это произведение архитектурного и ландшафтного дизайна Гарри рассматривает с благоговением на лице. И я его очень понимаю: сам был в изумлении, когда первый раз увидел эти спирали ДНК, алюминиевые цветники и мосты эволюционных скачков. Налюбовавшись и нафотографировавшись на фоне спиральных холмов, переношу нас в центр города и оттуда мы медленно гуляем вдоль реки в сторону моего жилья. Тут тоже есть на что посмотреть — старый мост через реку, музей этого самого моста, городской музей с обсерваторией, рассказываю про древние кромлехи за городом, про море и тепло. Гарри восхищается и возмущается, что я не показал город раньше. Кормлю его круглыми пирожками с бараниной и кранаханом*. Слизываю крем с его губ поцелуями.***
Вообще мы молодцы, дофига всего сделали: с ритуалами разобрались, у целителей были, защиту на Поттера нацепляли, как на елку, для василиска сундук заказали, Гарри упаковали в новые одежки с головы до ног. Осталось решить, что делать с Лордом. И с крестражами… блядь, крестраж!.. Я совсем забыл про медальон. Он же должен быть у Кричера! — Кричер! Появись! Эльф бесшумно появляется и смешно морщится — в моей квартире ему не нравится. — Что угодно молодому господину Лаудону? — Кричер, ты говорил, что злой черный волшебник убил молодого господина Регулуса. Как он это сделал? От этого вопроса домовик впадает в амок. Он бьётся головой об ножку стола и причитает без остановки. Гарри рявкает: — Прекрати истерику! Расскажи спокойно! И старый эльф, причитая и дергаясь в сторону стола, рассказывает про Регулуса. А меня пробирает мороз по коже, хотя в общих чертах я знал. Регулусу было восемнадцать. Сам разгадал, сам полез, никому не сказал. Глупый храбрый мальчик. Блэк! Гораздо больше Блэк, чем Сириус. — Кричер! Спрячь медальон в кабинете Главы Рода. Обещаю, что уничтожим его! И расскажи Леди Вальбурге историю господина Регулуса. Ты понял меня? Выполняй! Эльф благодарит меня и исчезает. На медальон потом посмотрим вместе с Гарри и Леди Вальбургой. Гарри смотрит на меня с подозрением: — Ты знаешь как его уничтожить? — Это крестраж, Гарри, такой же, как у тебя в голове. Но у тебя «огрызок», из тебя выгоним ритуалом, а там целый кусок и уничтожается эта дрянь ядом василиска или «адским пламенем». Обнимаю его, прикасаясь губами к виску. Вариант «шантажировать Лорда» я пока оставлю при себе.***
Выражение лица Петуньи, когда я доставляю Поттера на Тисовую, неописуемо! Шок — это по-нашему! Но она привыкла к моему влиянию, которое кажется ей сугубо положительным, и, когда я сообщаю, что это последний шик и модно, она только кивает, а на меня зло зыркает Дадли и демонстрирует сжатый кулак. Нарочито напрягаю бицепс и ехидно улыбаюсь — он, конечно, похудел и занимается своим боксом, но мышцы ещё скрыты слоем жира, а я сухой и жилистый, мышечный рельеф — как на картинке-анатомичке, и я выше его. Поттер замечает наши переглядывания и показывает Дадли два средних пальца. Вот мелкий паршивец! Я сейчас уйду, а Даддерс ему наваляет за все хорошее. Гарри уходит косить лужайку и изображать бурную деятельность для глазастых соседей, пока я развлекаю тётушку рассказом о магазинах и покупках. Благодарю Петунью за терпение, предупреждаю, что Гарри пару дней надо побыть здесь для алиби, в какой-то момент Петунья собирается с духом и спрашивает меня о Волдеморте. Рассказываю общеизвестную информацию, и советую сменить место жительства сразу же после нашего отъезда в Хог. Оставляю адрес до востребования и свой номер телефона для связи. И обещаю присмотреть за Гарри, и прислать им следующим летом весточку в ответ. Вечером от Гарри смс-ка: «Сова принесла список в школу! Я капитан команды квиддича. Дамблдор заберёт меня в Нору 15го. Спокойной ночи. Целую!» Отправляю ему: «Спокойной ночи! : -*» Пялюсь в телевизор и долго курю на кухне.***