***
— Ты поможешь мне написать письмо Тому? Сначала я теряюсь. При чем тут Волдеморт? А потом до меня доходит… — Если ты собрался эпично сдохнуть, то я тебе помогать не буду! — Ты обещал… — он еще держится, но голос дрожит. — Поттер, я обещал, что буду с тобой. С живым. А не с дохлой тушкой, которой ты планируешь стать. И я тебе этого сделать не позволю! — И что ты предлагаешь? — Поттер зло прищуривается. — Замуж за Снейпа? Да я просто пойду к Риддлу — и он даже раздумывать не будет. — А если будет? Если он не убьет тебя сразу? Он не в курсе вашей теперешней родственной связи, а если ты ему скажешь… даже я знаю, как сделать твою жизнь невыносимой. А на что способно извращённое воображение Волдеморта? На что он вообще способен? Гарри ежится, но упрямо смотрит на меня. А у меня, к несчастью, слишком богатое воображение, Волдеморту могу фору дать. И Гарри я ему не отдам. — И что делать? Я выдыхаю. Я не хочу так. Делать предложение без кольца, вот так, вынужденно — он не заслуживает такого. Он заслуживает большего! И точно не такой размен. Но кто бы дал нам время на раздумья и традиции? — Я предлагаю заключить помолвку со мной. Я не хотел сейчас, надеялся, что у нас есть время. Не хотел торопиться и торопить тебя. Может быть через пару лет, если ты не передумаешь и не захочешь… кого-то другого. — Но я не хочу других! Мы это уже обсуждали! Он злится. Как всегда в таких ситуациях. Но пусть лучше злится, у него тогда мозги лучше работают. — Гарри… — вот как ему объяснить? Это сейчас ему кажется, что первые чувства — навсегда. А что будет через пять лет, десять, пятьдесят? Когда он встретит кого-то ещё, но окажется связан нерушимым браком? — Тебе так тяжело отказаться от других? — он нервно вскидывается, но мгновенно осекается. — Гарри, детка, нет больше никаких других. Я даже думать не могу ни о ком, кроме тебя, — я мысленно усмехаюсь, вспоминая как сдерживался, чтобы не оттолкнуть и не напугать его. — Ты понимаешь, что такой брак, магический брак — это необратимо, навсегда? Ты готов к этому? У тебя нет другого опыта, возможно, он будет нужен тебе?.. — Да, я понимаю. И я готов. И не потому, что хочу избежать связи со Снейпом, хотя и поэтому тоже, а потому что хочу быть с тобой, — он судорожно втягивает воздух. И добавляет почти шепотом: — Мне с тобой так хорошо. И я хочу быть нужным тебе. Я обнимаю его за плечи, утыкаясь лбом в лоб и смотрю ему в глаза: — Ты нужен мне. Гарри. Живым нужен. Примроуз сказал, что может провести ритуал помолвки в любой день до Самайна. И Вальбурга одобрила. — Вот и какого хера ты мне тут нервы мотал? — Гарри злится, но как-то весело. — Я не хотел так… — Как — так? — Торопить тебя. Принуждать. Без кольца. Чем я лучше Снейпа? Я знаю, что это не совсем так, но внутри сидит какая-то гнусь и шепчет, что я такая же тварь, манипулятор, заставляю его, привязываю к себе нерушимыми узами. Он — брошенный ребенок, который пошел бы за любым, кто подарит ему каплю тепла и внимания. И этим кем-то сейчас оказался я. — Всем, — Гарри улыбается. Я обхватываю его щеку ладонью, касаясь мизинцем нежного местечка за ушком, провожу большим пальцем по брови, по верхнему веку, по острой скуле, по верхней губе… Пальцами вниз по шее, вдоль бьющейся яремной вены до хрупкой ключицы в растегнутом вороте рубашки, очерчиваю ключичную ямку, вторую ключицу… боги, какой он красивый! — Ты такой красивый, мой Гарри, такой красивый… Золотистые искорки вспыхивают в его глазах. И я ощущаю, как внутри меня ворочается что-то темное, неизведанное, грозящее пробить мне грудную клетку и выйти наружу, если я сейчас не скажу… Проклятые Блэки! Давлю в себе этого «ксеноморфа»: это мои чувства! — Я люблю тебя, маленький. Гарри прикрывает глаза своими невероятными ресницами, и длинно выдыхает: — Люби… И я люблю.***
Письмо Волдеморту мы с Гарри все-таки пишем. Очень вежливое письмо. С рекомендацией сходить к гоблинам и провести полную проверку крови. Надо сначала наладить контакт, выяснить его планы, и тогда уже думать, что делать дальше. Черт его знает, насколько он сам адекватен и что планирует делать? Два крестража у нас, три — лишены оболочки, и если они возвращаются к Лорду, то он должен быть вменяемый и с эмоциями расширенного диапазона, а не в режиме «халк убивать!». У него только чаша и Нагайна. Счет пока в нашу пользу. Письмо, как я и собирался, отправляю анонимно из отделения совиной почты в Хогсмиде. И отправляю с Кричером записку Примроузу с вопросом о последовательности ритуалов: сначала Род Блэк, а потом помолвка? Примроуз рекомендует сначала принять Род — этот ритуал более энергозатратный. А войти в Род я могу одновременно с помолвкой, Гарри достаточно будет задать еще один вопрос во время ритуала.***
В следующие выходные мы опять спускаемся в Тайную комнату, нам предстоит куча работы в лаборатории. На половине спуска, откровенно задолбавшись топать, я предлагаю Гарри попробовать парселтанг и прошипеть что-нибудь. И он шипит, глядя на балясину в виде змеи. И ступени под нашими ногами начинают внезапно двигаться как эскалатор, так что мы едва не падаем от неожиданности. Гарри цепляется за меня и радостно улыбается: — Получилось! — Умничка! — Я чмокаю его в нос. — Хорошо, что этот дар остался при тебе, мало ли где и когда еще пригодится. И мы наконец-то перестанем тратить столько времени на спуск и подъем. Как я и предполагал, парселтанг был даром наследственным, что не удивительно, учитывая родство Поттеров с Гонтами через Певереллов, а что про него не знал Дамблдор, так он и не должен был. И, насколько я помню, слизеринцы в тот год довольно равнодушно отнеслись к этой способности Поттера, возможно, не только у него есть эта способность. Что-то такое говорила Патил, про индийских магов и сквибов: девять из десяти могли говорить со змеями. До поздней ночи мы занимаемся расшифровкой записей, идентификацией ингредиентов на полках и наклейкой новых ярлычков на английском. Гарри ворчит, что он не так себе представлял выходные, но работу мы не прерываем: переносить эти запасы на Гриммо сейчас бессмысленно, сначала надо разобрать, иначе оно осядет мертвым грузом до лучших времен. — Достаточно. Я в душ! Жду тебя в постели! — командует Поттер. — Слушаю и повинуюсь! Я заканчиваю с пометками, потягиваюсь, разминая затекшие мышцы, и тоже иду в душ. Выхожу в одном полотенце и специально встряхиваю мокрыми волосами, брызгая водой на Гарри. Он возмущенно вопит и пытается увернуться от меня, закопавшись в кучу подушек и подушечек, но я его выкапываю, за что получаю подушкой по лицу. — Ах, так! — я запускаю в него небольшой думочкой, и мы некоторое время дурачимся, сражаясь подушками, пока я не опрокидываю его снова, запыхавшегося, но довольного своим поражением. Гарри лежит, раскинувшись в полном беспорядке постели, я склоняюсь над ним, приглаживаю кончиками пальцев его брови, стираю влагу с висков, провожу по полуприкрытым векам, вниз от переносицы по спинке носа до верхней губы. Целую уголок рта, очень нежно, едва касаясь. Гарри следит за мной сквозь пушистые ресницы, но не шевелится. Это его любимая игра — все делаю я, делаю, что захочу. И меня каждый раз переполняет нежность от этого его абсолютного доверия: он верит, что я остановлюсь по первому его слову, но он не может знать это точно, он может только верить. Все эти наши встречи на бегу не дают мне возможности насладиться им в полной мере, налюбоваться его стройным телом, его наливающимися мышцами под восхитительно-гладкой кожей. После ритуала прошло две недели, я уже вижу, как он меняется внешне, как его магия рвется наружу, и постоянное ее сдерживание тренирует его не хуже тренажеров, а чем сильнее и выносливее тело, тем больше заклинаний и чар можно использовать без истощения. Надо будет написать целителям — возможно ему нужны будут питательные зелья для гармоничного развития, все-таки пища Хога ужасно несбалансированна, она очень калорийная, жирная и бесполезная, и промежутки между приемами пищи очень большие, а ему сейчас необходим легкий белок и много сложных углеводов небольшими порциями. Интересно, можно ли договориться с эльфами о спецпитании в обход Дамблдора? Все эти мысли крутятся у меня в голове, пока я любуюсь моим мальчиком, проводя пальцами по нежной коже, а потом мне становится не до расчета рациона: я накрываю ладонью полностью налившийся член, снимаю пальцами и слизываю первую терпкую капельку предсемени. Я смакую его, как самое изысканное лакомство, и хоть я делаю это почти каждый день, но мне, кажется, никогда не надоест этот сладковатый нежный вкус, немного пряный аромат с тонкими нотками вишни, его личный аромат, его прекрасный крепкий член, и-де-аль-ный, эталонные семь дюймов с нежно-атласной головкой, как будто созданный специально для моего рта и пальцев, которыми я обхватываю ствол. Я никогда не думал, что могу быть настолько зависимым от другого человека, но то, что я чувствую к Гарри — это самая настоящая зависимость, прикасаться, ощущать убыстряющееся биение его сердца, эту невероятную притягательность, желание покрывать поцелуями каждый сантиметр его тела, и чувствовать, что он ощущает то же самое. Иногда он даже говорит об этом, слова его просты, но я помню каждое — не слово важно, а те эмоции, которые он пытается передать, интонация. Невозможно в одно слово вместить все это — желание заботиться и защищать, верить и принимать, быть вместе, не только в сексе, а просто быть рядом, переплетать пальцы и души, желания и стремления. После секса мы ещё долго лежим обнявшись под тонкой простыней, я поглаживаю его по спине и рассказываю, как мы летом обязательно поедем в Европу. Я хочу показать ему белоснежные дома Греции на фоне самого синего неба и самого синего моря, и как прекрасен Парфенон на закате, накормить его оливками и напоить молодым виноградным вином, купаться в ночном море и любить до рассвета; прокатиться по каналам Венеции, пройтись по старым камням Рима, Барселоны и Толедо, увидеть палаццо и базилики, Саграда Фамилия и Музей Эль Греко; поехать в Грасс, на знаменитые лавандовые поля, подняться на колокольню в Брюгге, объесться устриц и шоколада в Антверпене, накуриться в Амстердаме… Всё у нас получится! Но он должен мне верить, в нас верить, и верить, что все еще будет! А затем мы идём осваивать ванну: там тоже везде змеи — и рамы зеркал, и краны в виде переплетенных змеек, и ножки банкеток. Я фыркаю и говорю Гарри: — Интересно, что бы сказал герр Фрейд на такое обилие фаллических символов в этих кружевах? Гарри оглядывается и ржет как кентавр. Нет, ну правда, это жжжж неспроста?***
Следующая неделя проходит относительно тихо: мы учимся, Гарри тренирует команду квиддича и учит катрены, необходимые для ритуалов в качестве Главы Рода, я делаю выпускной проект по рунам — если все сложится удачно, то выпущусь из Хога уже Подмастерьем. Пару раз Гарри пытались споить зелья, но он просто игнорирует это, уже не пытаясь отловить злоумышленников: очевидно, что это девушки, возможно по наущению Дамблдора, возможно по собственной дурости — одна-две отвлекают, пока кто-то подливает. Грейнджер в этом не участвует, она теперь садится в стороне ото всех и не вынимает голову из книжек. Гарри с удивлением отмечает, что учиться ему стало легче: Рон занят с Браун, а Гермиона перестала забивать ему голову нытьем, что надо учиться, и бессмысленными лекциями из прочитанного. Зато к поклонникам Гарри присоединился профессор Слагхорн: любитель знаменитостей желал заманить Поттера в свой клуб. Мы оба понимали, что это может быть полезным для создания нового имиджа Поттера — прилипшая к нему слава «мальчика Дамблдора» у разумных людей вызывала скорее негативное отношение. Но Гарри иногда упрямился на ровном месте без объяснения причин, вот и сейчас он отбивался от всех предложений и доводов, ворча, что он знает более интересные способы провести свободное время на выходных и предпочитает делать это в горизонтальной плоскости. Поттер бывает совершенно невыносимым созданием. Или это я иногда перестаю закрывать глаза на его закидоны, и мне не помогают уговоры, что я старше и умнее, что он недолюбленный ребенок, что он имеет право быть немного эгоистом. Чтобы не конфликтовать лишний раз с профессором и не возвращаться к этой теме снова, я предложил Гарри пообещать Слагхорну, что он посетит его Рождественскую вечеринку.***