***
***
Во вторник время ужина в Большом зале успеваю подать Гарри знак, чтобы подождал меня — надо поговорить. Он ждёт у ближайшего поворота, увы, не один, — к нему пиявкой прилипла Грейнджер и что-то зудит. Видимо, зудит не первый раз, потому что Поттер только недовольно морщится и хмурится, даже не огрызается. Я успеваю услышать только конец фразы про учебник и снова поражаюсь непробиваемости этой девицы: она опять вцепилась в учебник Принца-Полукровки? — Добрый вечер, Поттер, Грейнджер. — Привет, Лаудон, — при посторонних мы с Гарри по-прежнему изображаем просто знакомых. Грейнджер сканирует меня взглядом: — Привет, ты что-то хотел? — Ага, Поттера, — я не могу удержаться от провокации, от которой опасно вспыхивают щеки Гарри и округляются глаза Грейнджер. Меня достала эта назойливая девица, может хоть так она отвалит. — Нам надо поговорить о твоем проекте по рунам, там есть ошибки. — Я могла бы помочь, Гарри, если бы ты спросил меня, — неуверенно произносит она. — Спасибо, Гермиона, — снова морщится Поттер, — Лаудон мне достаточно помогает. Пойдем, — он дёргает меня за рукав и тянет в сторону библиотеки. — Пока, Грейнджер, — бросаю ей через плечо, пока Гарри тащит меня, как маленький упорный буксир. Мы поворачиваем за угол коридора, потом ещё раз и прячемся в укромной темной нише: на этом отрезке нет портретов, но и задерживаться тут не стоит. Гарри быстро и жадно целует меня, но при попытках расстегнуть ремень перехватываю его шаловливые руки: он явно не помнит о словах Примроуза о воздержании перед ритуалом, да и когда его останавливали запреты. Я упираюсь лбом в его лоб, восстанавливая дыхание: — Гарри, послушай… Ты помнишь, что тебе нужен свидетель? Я пригласил Луну. — Помню. Аль, пожалуйста, я так соскучился… — он продолжает бороться с моими руками, но я не сдаюсь — нам нельзя рисковать лишний раз, все-таки магическая помолвка — это не к Паддифут сходить. — Гарри! — Невилла попрошу, он не откажет, — упорства этому маленькому демону не занимать, он трется об меня, зная мои слабости. Встряхиваю его легонько, чтобы пришел в себя. — Гарри, тогда вместе с Невиллом приходите за «Дэрвиш и Бэнгз» к одиннадцати утра. Отправимся порталом. У нас будет достаточно времени. Кольца я взял в хранилище. Все, беги, мой хороший, я тоже хочу… но нельзя. Он возмущенно стонет, целуемся на прощание, жадно, жаждуще. Выдержать бы до субботы. Я и так загружаю себя учебой и переношу утреннюю разминку на вечер, увеличивая нагрузки. Но по ночам все равно постоянно снится невероятно соблазнительный Гарри, невыносимо видеть его каждый день и не иметь возможности побыть с ним, почувствовать вкус.***
В субботу все проходит без зацепок. Мы спокойно выходим в Хогсмид — я с Луной, а Гарри с Невиллом. Между нами идут другие ученики: я оглядываюсь на толпу и вижу рыжую гриву Уизли, рядом непрерывно щебечущая Браун и сестры Патил в арьергарде, и платиновый отблеск — слизеринский квартет Малфой, Забини, Нотт и Паркинсон под присмотром Крэбба и Гойла. Грейнджер выходит позже, рядом с ней мелькает Джинни Уизли и пара гриффов. Мы с Луной идем в «Сладкое королевство»: я задолжал ей сахарные перья. Следом за нами заходит Грейнджер, и пока они обсуждают новинки в ассортименте, я незаметно для себя нагребаю целую горку сладостей для Гарри: плитки шоколада с разными добавками, от малинового мусса до перца, шоколадные шарики и яйца с карамелью, орехами, шипучками и разноцветным драже внутри, грильяж, нуга и мятные лягушата. Добавляю еще банку засахаренных ананасов: я слышал, что Слагхорн их обожает, а значит пригодятся. Луна приносит охапку перьев де-люкс, размером с ее руку. Сгружаю все в сумку, и мы прощаемся с Грейнджер. В дверях мы сталкиваемся со слизеринцами. Что ж, если кто-то не будет щелкать клювом и привлечет внимание заучки, то у нас есть минут пять, чтобы оторваться от слежки. Гарри и Невилл уже ждут нас, я быстро достаю порт-ключ и мы переносимся на Площадь Гриммо. Прежде, чем войти, мы с Гарри пораженно замираем на мгновение: особняк преобразился и снаружи — фасад заново оштукатурен, стекла целые, крыльцо отремонтировано, а дверной молоток сияет на неярком солнышке так, что глазам больно. Мы приветствуем Леди Вальбургу, и извиняемся перед Луной и Невиллом — нам требуется отлучиться до начала ритуала. Совершив положенные омовения и переодевшись каждый в своей комнате, вместе с прибывшим Примроузом, Лонгботтомом и Лавгуд мы спускаемся в ритуальный зал. Сегодня на Гарри черная ритуальная рубашка с красно-бордовым раппортом по краям — цвета Блэков. Когда он примет Род Поттеров — в рисунок добавится еще умбра жженая. На мне выбеленная простая рубаха с каймой из родового тартана: я войду в Род мужа и приму его цвета, и брак будет равным, иначе я бы тут стоял голый, как младший супруг. Вот если бы мама была волшебницей, а не сквибкой, то я бы сейчас стоял в большом килте, и к моему тартану добавились цвета Блэков. В ритуальном зале сегодня светло, видимо, Кричер на радостях достал из запасов все белые свечи. Неуловимо пахнет чем-то приятным, слегка мускусным, и немного вербеной. Примроуз накладывает на помещение чары, подтверждающие, что мы все здесь в здравом уме и твердой памяти, без принуждения и приворота*. Торжественный Кричер кладет подушечку с кольцами на алтарь. Мы с Гарри подходим вплотную к алтарю, и Примроуз речитативом произносит несколько катренов, призывающих магию и присутствующих в свидетели, что происходящее здесь вершится по обоюдному согласию, и с условиями союза все ознакомлены. Гарри кладет правую руку на алмаз, а левой берет мою правую руку: — Альтарф Лаудон, сегодня я предлагаю тебе соединить со мной, Гарри Джеймсом Поттером, Наследником Поттер, Регентом Блэк, жизнь, судьбу и магию. Согласен ли ты войти в Род Блэк, как равный мне, и быть со мной рядом в болезни и здравии, богатстве и бедности, в мире и на войне? Обещаешь любить и хранить верность, защищать и заботиться, делить со мной радость побед и горечь поражений? Понимать и принимать меня, быть опорой, защитой, поддержкой друг другу, чтобы даже смерть не разлучила нас? Огонь в алмазе мягко запульсировал в глубине, а свечи, кажется, запылали еще ярче. Я накрываю своей левой рукой правую руку Гарри и отвечаю: — Гарри Джеймс Поттер, Наследник Поттер, Регент Блэк, согласен ли ты связать со мной жизнь, судьбу и магию, и что бы ни случилось, быть со мной? Обещаешь прощать слабости и принимать помощь, в болезни и здравии, богатстве и бедности, в мире и на войне? Любить, уважать и хранить верность, защищать и заботиться, делить со мной радость побед и горечь поражений? Понимать и принимать меня, быть опорой, защитой, поддержкой друг другу, чтобы даже смерть не разлучила нас? — Обещаю. И в том клянусь тебе, Альтарф. — Обещаю. Клянусь тебе, Гарри. — Свидетельствую! — хором подтверждают услышанное мистер Примроуз, Невилл и Луна. Они выпускают из своих палочек цветные ленты собственной магии, которые окружают нас с Гарри. — Да будут эти кольца подтверждением вашего обещания друг другу! — Примроуз левитирует подушечку с кольцами к нашим сплетенным рукам, и Гарри надевает серебристый ободок мне на палец, не отрывая взгляда от моего лица. Кольцо на мгновение нагревается и плотно обхватывает фалангу. Треклятый Готхард, я же просил что-то попроще. Хотя может так и должно быть при родовом алтаре? Я надеваю второе кольцо на палец Гарри, и он так радостно мне улыбается, что я тут же забываю и о кольцах, и о гоблине, и вообще обо всем на свете — к черту всех, лишь бы мой жених всегда сиял такой счастливой улыбкой! Гарри тянется ко мне, и я вкладываю всю свою любовь, нежность и желание быть с ним в этот поцелуй. Кольцо магии свидетелей взмывает над нашими головами и рассыпается золотистыми звёздочками, серебристыми сердечками и розовыми лепестками. Невилл восторженно присвистывает, а Луна пищит и хлопает в ладоши — такое многообразие обещает благополучие союза. Примроуз протягивает Гарри атам и чашу с вином и медом, Гарри надрезает свое левое запястье, сцеживает в чашу немного крови и произносит катрен призыва Покровителя Рода. Затем поворачивается ко мне: — Альтарф Лаудон, я, Гарри Джеймс Поттер, Регент древнейшего и благороднейшего Рода Блэк, спрашиваю тебя: согласен ли ты войти в Род Блэк, отдать ему свою жизнь, силу, судьбу и магию? Взять магию его, память его и силу? Клянешься ли ты хранить традиции Рода, подчиняться Главе Рода, оберегать членов и детей Рода? Трудиться на благо и процветание его? Я беру из его руки атам и надрезаю свое запястье, смешивая нашу кровь: — Я, Альтарф Лаудон, желаю войти в Род Блэк с чистой душой и открытым сердцем, отдать Роду Блэк свою жизнь, силу, судьбу и магию. Взять магию его, память его и силу. Клянусь хранить традиции Рода, подчиняться Главе Рода, оберегать членов и детей Рода, и трудиться на благо и процветание его. — Как Регент Рода Блэк, говорю я — да будет так! И будет магия мне в том свидетелем! — Да будет так! — повторяем все мы хором. И меня опрокидывает в бездну. Сияющую мириадами звёзд, именами которых называют членов Рода, бездну, в которой я — песчинка, пыль, ничто. Звёзды мерцают и манят меня, они зовут к себе. Меня закручивает космическим вихрем, и я чувствую чей-то пристальный взгляд. Он изучает меня. Я выталкиваю из остатков сознания всю свою любовь — любовь к этим звёздам, к Леди Вальбурге, к старому дому, ворчливому домовику. Я знаю, что надо просто любить этот род, этот дом, остатки былого величия, любить этого юношу с глазами, сияющими ярче самых ярких звёзд. Любить его, жить ради него, быть хранителем, защитником, опорой. Надо просто любить… Любить… Толчком мягкой лапы меня возвращает обратно в сознание, и я вижу тревогу на лице Гарри. Я улыбаюсь ему, показывая, что все в порядке. Мы отпиваем из чаши по глотку, сначала Гарри, потом я, а остальное выливаем на алтарный камень. Примроуз взмахивает палочкой, и из алтаря появляется сотканная из чистой магии черно-красная двойная лента, оседающая на наших правых предплечьях ритуальной татуировкой, подтверждающей нашу с ним помолвку и мою принадлежность к Роду жениха. — Мои поздравления, молодые люди! Да будет ваше намерение успешным, а будущий союз плодотворным! — Примроуз поздравляет нас первый. — Я так за вас рада! Вы такая прекрасная пара! И у вас теперь даже мозгошмыги одинаковые! — Луна обнимает нас по очереди и целует каждого в обе щеки. — Лавгуд! — восклицаю я. — Мы тоже тебя любим, Луна! Невилл сдержано пожимает нам руки: — Гарри, Альтарф, для меня большая честь быть свидетелем. Примите от Рода Лонгботтом скромный подарок. Он протягивает нам два древних фолианта — один по артефактам, второй по рунам. Луна всплескивает руками, охает и достает из сумочки два бисерных браслета. Она надевает один Гарри, и я вижу, что браслет полностью перекрывает татуировку. Потрясающая девушка! Безропотно протягиваю руку, чтобы она надела браслет и мне. Примроуз прищуривается, наблюдая за ее действиями, а потом подхватывает Луну под локоток, и пока они поднимаются по лестнице, уговаривает ее заниматься ритуалами и рунами, и даже готов способствовать ученичеству. К его сожалению, Лавгуд планирует стать магозоологом. Вальбурга на парадном портрете в большой столовой, в вечернем платье и бриллиантах, вся искрится от удовольствия. И огорошивает нас новостью, что теперь я — Наследник Рода, а не просто один из, со всеми вытекающими обязанностями. Подозрительно смотрю на нее, сдается мне, что это ее влияние, но уличить в этом практически невозможно. Мы уходим переодеваться, остальные рассаживаются за столом — Кричер опять наготовил на взвод голодных солдат. За обедом, презрев этикет, мы обсуждаем планы на Самайн: мы должны будем разжечь ритуальные костры, а потом принести огонь в дом. Для проведения ритуала мы можем присоединиться к моим шотландцам в Гленкилне или отправиться в Годрикову впадину. Вальбурга резонно замечает, что у дома и на могилах Поттеров могут быть сигнальные чары, и мы с Гарри можем попасть в неприятности, потому что из школы опять придется выбираться тайком. Договариваемся с Примроузом встретиться в Гленкилне. И если мне не померещилось, он был крайне доволен этим выбором. После обеда я отвожу его в сторону и уточняю волнующий меня вопрос о добрачном сексе. Он насмешливо прищуривается: — Мистер Лаудон, а вы не опоздали с этим вопросом? Я пожимаю плечами: опоздал, но невозможно все держать в голове, что-нибудь да забуду. — Вы же в курсе обстоятельств, в приоритете другое. — Ваш ритуал никаких ограничений на этот счет не имеет, поскольку вы оба совершеннолетние и одного пола, — успокаивает меня ритуалист, — к тому же это будет дополнительным подтверждением ваших намерений.***
К нашему сожалению, нам придется вернуться в Хогвартс, но Кричер собирает нам корзинку с едой и эльфийским вином — это скрасит нашу ночь. Мы сидим положенное время на ужине, я вижу, как Гарри опять пререкается с Грейнджер. Милостивые боги, когда эта несносная девица уже найдет себе парня и перестанет доставать окружающих? Ночь мы проведем в Выручайке. Я представляю люкс в одном из отелей в Старе-Место, из окон которого открывается дивный вид на Влтаву и Пражский Град в лучах закатного солнца. Магия Комнаты даже создаёт окна с соответствующим видом. Не хватает только ароматов цветущих роз, табака и жарящихся сосисок. Гарри исследует пространство с тщательностью кошки в новом доме: осматривает ванную, черно-белую мебель, пробует упругость матраса на кровати. Рассматривает окна. — Тебе нравится? — Да, чудесный вид. Где это? — Это Прага. В Чехии. — О! Ты отвезешь меня туда? — он оборачивается ко мне, с теми самыми шалыми искорками в глазах, которые я так люблю. — Обязательно. На следующее Рождество. Будем гулять, пить глинтвейн, целоваться… — я достаю из корзинки бутылку вина и пузатые бокалы. — Целоваться мы можем уже сейчас, — мурлыкающе произносит Гарри и лезет с инспекцией в корзинку, доставая из нее закуски. — Сейчас и начнем. Но сначала — выпьем этого чудесного вина, мой сладкий. Я, знаешь ли, никогда не пробовал эльфийское вино, — я разливаю вино по бокалам и сервирую прикроватный столик: в моих планах не выпускать Гарри из постели до утра. — Я тоже, — Гарри обнимает меня со спины, мягко проведя руками вдоль пояса. — Я хочу тебе кое-что сказать, Альтарф. — И я тебя очень внимательно слушаю, — я оборачиваюсь к нему и заключаю в кольцо рук. — Очень-очень внимательно. — Я тебя люблю! — на мгновение зажмурившись, выпаливает Гарри. — Я тебя тоже, — я хочу его поцеловать, но он уворачивается, упрямо наклоняя голову. — Нет, Аль, подожди. Ты тогда сказал, а я не смог ответить. Я не смог… — он гладит меня руками по груди, следя за движениями взглядом. — И что? Главное, что ты сейчас чувствуешь. — Я давно знал… Амортенция для меня пахнет лаймом, сосной и мятой. Тобой. Поцелуй меня, пожалуйста… — он подставляет губы и прикрывает глаза. Целую, едва касаясь горячих губ, нежных, сладких, как мякоть спелого манго, и отстраняюсь. Он недовольно цокает языком, клацая штангой по зубам. — Мы собирались выпить вина, любимый, — напоминаю ему, и протягиваю бокал. — Чтобы наши мечты сбывались! Стекло тонко звенит. Вкус у вина необычный, неописуемый — терпкие ягоды, мед, древесная нота, в послевкусии какие-то тропические фрукты и капля ангостуры. Гарри облизывает губы кончиком языка, ставит бокал на столик и начинает медленно раздеваться. Я пускаю искру заклинания в камин: дополнительное тепло не помешает. — Не хватает музыки, а? — Она в моей голове, — парирует Поттер, стуча пальцем по виску, и напевает — «…You are not alone, I am here with you…»* — Иди ко мне. Только, пожалуйста, без лунной походки, — но он все равно вертит попой и пытается ее изобразить. Обожаю, когда он расслабляется и дурачится, такой озорной мальчишка с проказливой улыбкой, его хочется схватить в охапку и зацеловать всего. — На тебе слишком много одежды! — заявляет он, расправившись со своим свитером и рубашкой. Я развожу руки в стороны, предлагая помочь. Он подходит ближе и я хватаю его, покрывая мелкими щекотными поцелуями лицо, шею, ключицы. Гарри хохочет, выгибается и пытается вырваться, опережаю его, толкая на кровать. Любимый мой! Он возбужденно дышит, распаленный нашей краткой схваткой и контактом грубой шерсти моего пиджака с его нежной кожей. Я стаскиваю с него обувь и джинсы вместе с бельем. Он лежит обнаженный, такой красивый, совершенный, такой беззащитный передо мной, полностью одетым. — Раздевайся! — требует он, приподнимаясь на локтях, и жадно следя за каждым моим движением. — Мой нетерпеливый… — Я ждал целую неделю! — перебивает меня Гарри. Как будто он один ждал. Мы целуемся, долго, нежно, то едва касаясь, то углубляя и сплетаясь языками и дыханием. Мы заново изучаем друг друга, лаская руками, касаясь и нажимая, сжимая и пощипывая.***
— Аль… — внезапно всхлипывает Гарри и длинно дрожит от оргазма. — Ох… Румянец у него все такой же возбуждающе-прекрасный. Я прижимаюсь губами к его влажному виску: — Если тебя успокоит, то я чуть не кончил в штаны еще когда тебя целовал. Я тоже соскучился по тебе, ягодка. Гарри улыбается и ныряет головой вниз, помогая себе рукой, и от того насколько совершенен этот миг и его жадная глубина, я просто рассыпаюсь горячими углями, вдребезги, до затухающих искр в груди. А потом он смотрит мне в глаза, нагло прищурившись, и тщательно слизывает с пальцев все до капли. Мы опять целуемся до боли в губах, опьянённые друг другом и коварным эльфийский вином, и когда сил терпеть почти не остается, я сдвигаюсь на самый край кровати и беру в ладони обе его стопы. Целую каждый маленький нежный пальчик, провожу языком по своду — он дергается от щекотки и хихикает. Щиколотки его тонкие, хрупкие, как у девушки. Гарри извивается, вцепившись в подушку под головой руками, запрокидывает голову, прикрыв глаза, и изгибает шею так, что кажется острый кадык сейчас прорвет кожу, и нестерпимо хочется накрыть его губами. Поднимаюсь губами и ладонями вверх по его телу, лаская каждый сантиметр — стройные, красивые ноги, с хорошими мышцами — тренировками сожгло тот малый подкожный жирок, который он успел набрать, коленки, узкие твердые бедра, нежную кожу в паху, длинным мазком языка вверх от основания члена и дорожкой поцелуев вверх по мягкой линии волосков к пупку. Он стонет, он просит больше, не только поцелуев и прикосновений, он истекает смазкой и подрагивает от желания. Я нежно прикусываю сосок, зализывая языком и опять думаю, что пирсинг тут просто необходим — я могу кончить только от его стонов в этот момент. Когда в нем свободно двигаются уже три моих пальца, я отстраняюсь и смотрю, впитывая каждый вдох, каждое его движение, каждое сокращение мышц. Я ощущаю себя абсолютным пьяницей в винном погребе. Я накрываю его собой, целуя глубоко, увлажняя его пересохшие губы, и одновременно мягко вхожу в него на всю глубину до упора. Он обхватывает меня руками и ногами и начинает так активно двигаться, что я чувствую себя ковбоем на норовистом бычке. Гарри непрерывно выстанывает мое имя вперемешку с «люблю» и требует ещё, а потом впивается зубами мне в плечо так, что меня прошивает насквозь от неожиданной боли, и я совсем теряю над собой контроль, вбиваясь в него. От оглушительного оргазма у меня темнеет в глазах, и я только успеваю перекатиться на спину, чтобы не придавить Гарри всей тушкой. — Пить? — лениво приоткрыв глаз, спрашиваю я. Гарри кивает, и я протягиваю ему бокал и гроздь винограда, он пьет неаккуратно, и я слизываю капельки с его груди и живота. Меня ведёт от нежности, наполняет ею до макушки, растворяет все остальные чувства и мысли. Наверное, это правильно, наверное, так и должно быть, когда хочется забрать себе, спрятать, выполнять любое желание, заботиться и чувствовать что-то непостижимое, настолько поглощающее всю суть, сосредоточенное на одном человеке, как в фокусе. Эльфийское вино смешанное с солоноватым вкусом его кожи и пряным семенем действуют на меня как лучший афродизиак, а повторный подход к снаряду у меня всегда получался лучше предыдущего.