***
Немая сцена в голубой гостиной Малфой-манора продлилась недолго: шумный Долохов полез ко мне здороваться, Волдеморт удалился, царственно кивнув всем на прощание, следом ушел Драко, сославшись на плохое самочувствие. Бедняга Люциус, на которого обращали внимания не больше, чем на тумбочку, снова присосался к стакану. — Антонин, какие новости? — спрашиваю я Долохова, после обнимашек с рукопожатием. Гарри стоит рядом и не выпускает мою левую руку из захвата. К Долохову он не ревнует, но территорию метит с энтузиазмом. — Сивый прислал сову. Они нашли последние две партии мальчишек и еще один пансионат для девочек во Вьене. Пока наблюдают, охраны там немного, в основном обслуга, — Долохов покосился на Гарри. — Волдеморт приказал Лестрейнджам подключаться к делу. Гарри фыркает и криво ухмыляется этой фразе. Я смотрю на него выжидающе: ладно, Беллу он не любит, есть за что, но братья Лестрейндж ему чем не угодили? — Насколько все плохо? — осторожно спрашиваю я Тони. — Есть постоянные посетители. Время посещений разное, как и длительность визитов, — Тони отводит взгляд. Вот дерьмо! Я непроизвольно сжимаю пальцы Гарри и чувствую его успокаивающее поглаживание по запястью. — Личности удалось установить? — Удалось, — Тони делает сложное лицо. — Даже колдографии сделали. Толку-то?.. — Политика или преступники? — уточняю, не особо надеясь на ответ. — А есть разница? — фыркает Тони. Но потом все-таки отвечает. — Хуже, церковники. "Новая инквизиция". С политиками и преступниками было бы проще договориться, выкупить. — Мы решили не договариваться, — негромко произносит Гарри, и я испуганно поворачиваюсь к нему, — силовой захват. — Гарри, там дети, — я с ужасом представляю, какие могут быть жертвы при провале операции. О том, что там происходит, я вообще не хочу думать. Но придется. — Сивый связался со стаей из Аверон, у него там родня и должники. Оборотни понимают, что нынешние резервации покажутся курортом, если «Новая инквизиция» придет к реальной власти, — Гарри говорит тихо, но жестко, и от этого тона у меня опять ощущение крошева льда за шиворотом. — Мы не знаем, кто эти дети, поэтому не можем торговаться и шантажировать. А на официальное заявление, — Гарри морщится, — у нас нет времени, Министерство нам еще не подчиняется и не станет лезть в международный конфликт. Чужая территория, чужая организация с неизвестными мощностями, нам не по силам открытое столкновение с ними. Я понимаю. Но меня все равно неприятно царапает и это «нам» означающее тандем Гарри и Тома, и его тон, и нарочитое заведомое обезличивание проблемы. Для него там не дети, а дело, которое надо сделать. Наверное, так лучше, чем если бы он принимал все близко к сердцу и плакал о каждом ребенке в руках похитителей-педофилов-вивисекторов, но обратная сторона мне тоже неприятна. В то же время, я не могу не признать разумность доводов: путем переговоров мы ничего не добьемся, а идея привлечь официальную власть вовсе кажется мне смехотворной — ублюдочное Министерство Фаджа было бесполезно, а Скримджер — беспомощен, над его требованиями во Франции только посмеются и едва удостоят вежливой отписки. — Что с ними будет после освобождения? — я пытаюсь уйти от неприятной темы. И мне так легче думать об успехе операции и дальнейших планах. Долохов пожимает плечами: мальчишек, подобранных в Ноктюрн-аллее, разместили в отдельно стоящем флигеле Малфой-манора, под руководством Нарциссы купили им все необходимое и уже наняли для них гувернеров. Но скоро она не сможет заниматься этим полноценно, в конце концов, она даже хозяйкой манора перестанет быть. А значит, надо думать об организации постоянного места жительства для детей. — У нас есть пара подходящих домов в графстве Дорсет, гоблины должны были их проверить, — неуверенно произносит Гарри и добавляет немного мечтательно, — и там есть море. — Я проконтролирую, — киваю я. — Думаю, смогу на следующих выходных. — Дома должны быть достаточно большими, чтобы вместить около тридцати детей, — уточняет Долохов. — Может два дома, для девочек и мальчиков? — И чем мы будем лучше этих похитителей? — меня иррационально злит это предложение. — Дети должны общаться, учиться и социализироваться. В идеале, подходящие по возрасту должны быть готовы пойти в сентябре в Хогвартс. Долохов вскидывает руки в защитном жесте: — Это вам стоит обсуждать не со мной! — Если мне будет позволено, то я поддержу финансово этот проект, — Люциус Малфой не настолько пьян, насколько хотел показаться. Гарри смотрит на него искоса, но молчит. — Мистер Малфой, я думаю, что нам больше понадобятся ваши представительские способности, — осторожно отвечаю я. Я не знаю о планах Волдеморта на Малфоя, но тот факт, что Люциус тут слоняется неприкаянный, наводит на мысли об опале и информационной изоляции. — Нам будет нужен официальный представитель для организации детских учреждений, знакомый с правовой, финансовой и хозяйственной деятельностью. Люциус церемонно склоняет голову и улыбается мне краешком губ. Я чувствую, как Гарри сжимает мою руку. — Что ж, если мы решили все вопросы, то нам пора прощаться, — я указываю в сторону Нарциссы и сонного Тима, — время позднее. — Гарри, Альтарф, — Леди Малфой немного взбудоражена, — я была рада вас видеть! И Тим такой чудесный мальчик! Вы не возражаете, если Тим некоторое время поживет у нас? Мальчики из флигеля спрашивали про него. Мы с Гарри переглядываемся — нам все равно пришлось бы решать вопрос проживания Тима, хотя я планировал обсудить это с бабушками. Но так даже лучше. Поэтому я соглашаюсь, что это оптимальное предложение, и обещаю привести Тима со всеми вещами завтра. Но сегодня он переночует на Гриммо. И вот — мы дома, Тим спит, последние йольские ритуалы завершены, все дары принесены, полено догорело, а алтарь сияет ровным огнем, заполненный больше, чем наполовину. Мы молодцы, мы справились! Завтра отправлю письмо Примроузу с отчетом, благодарностью и вырезанной специально для него фигуркой кота из черного дерева.***
Я улыбаюсь воспоминаниям и этой предсказуемой ревности Гарри, и веду пальцами от соблазнительных впадинок на пояснице вверх, поперек ребер, очерчивая родинки и слегка щекоча — у него очень чувствительная кожа ближе к подмышке, он изгибается, фыркает, но лицо не показывает. — Гарри. Любимый, — я нежно провожу ладонью по шее и затылку, приподнимая завитки волос, и вкрадчиво, тихо говорю. — Малфои, конечно, шикарные самцы, но я люблю единственного, моего сладкого, тебя. — Шикарные, да? — Гарри мгновенно вскидывает голову. И я быстро целую его, придерживая рукой затылок. Губы его нежные, их хочется ласкать бесконечно, чуть прикусывая, дразня, делить дыхание и играть шариком на языке. Он поддается сразу, шумно выдыхая мне в рот, и улыбается в поцелуй. Черт знает, как у него так получается. Обожание накрывает меня с головой пуховым облаком, люблю, люблю, мой нежный, драгоценный, стук его сердца и возбужденное дыхание — рокот волн, вкус его кожи — соль и мед, моя амортенция, надвигающийся шторм, в котором мы потонем вдвоем. Его глаза блестят из-под прикрытых ресниц и весь он мягкий, покорный, готовый ко второму раунду.***
Утро встречает суматохой и туманом. Набрякшее безрадостное небо Лондона наполняет дома и души сумраком. В такое утро хочется завернуться в теплый плед в кресле у камина и не вылезать оттуда приблизительно вечность. Но возбужденный переездом к Малфоям Тим разгоняет эту меланхолию возмущенными воплями — Кричер опять предложил ему овсянку и неправильно упаковал собранный замок. Гарри быстро съедает свой омлет с овощами, выпивает привычную чашку кофе, прощается с Тимом, клюет меня в щеку и сбегает, округлив глаза в притворном ужасе. Предатель! Бросил меня одного на растерзание! — Тим, не беспокойся о вещах, если ты что-то забудешь, то Кричер вернет тебе. Кричер, ты слышал меня? — Да, молодой хозяин, старый Кричер все слышал. Старый Кричер сам соберет все вещи неблагодарного гостя, который пренебрегает традициями и мудростью поколений волшебников! — отвечает старый домовик и демонстративно шаркает наверх, в комнату Тима. — Спасибо, Кричер! — от души благодарю я, усмехаясь такому возвеличиванию простой овсянки: надо же — мудрость поколений. А потом с удивлением обнаруживаю вместительный чемодан: когда это мы успели приобрести Тиму столько вещей? В Малфой-маноре нас ожидает одна Нарцисса. Как и вчера, она под чарами иллюзии, скрывающими ее положение, но неуклюжесть походки и бережливость движений явно говорят о физическом дискомфорте. Впрочем, изменения не коснулись ее прекрасного лица, и я с восхищением любуюсь этой прекрасной женщиной, в нежном персиковом платье с кружевной мантильей на пару тонов темнее. — Моя Леди, — я едва касаюсь губами нежных пальчиков, склонившись в приветствии, — чудесный день! В Уилтшире солнечно, но к вечеру восточный ветер и сюда пригонит туманы и хмарь. — Альтарф, рада видеть вас с Тимом. Пойдемте, я покажу вам дом, мальчики ждут, — я предлагаю леди руку и она с благодарностью склоняет голову. Пока мы идем по светлым коридорам и переходам манора, Нарцисса рассказывает мне про обустройство быта для детей. С Тимом их будет шесть человек в возрасте от четырех до десяти лет, самый младший почти не разговаривает и боится мужчин, для него наняли няню, остальными занимаются воспитатели. Все работники под клятвой неразглашения. Быт на домовиках, но подчиняются они только взрослым, детей приучают к самообслуживанию. В малом дворике флигеля Макнейр учит мальчишек метать ножи по мишеням, машинально отмечаю расстояние в три метра и хват ножа для полуоборота — Уолли в своей стихии. Рядом два гувернера бдительно следят за порядком. Конечно же, при виде нас тренировка останавливается, а мальчишки окружают Тима и Нарциссу, радуясь его появлению и восторженно выпрашивая похвалу от доброй леди. Я здороваюсь с Макнейром и гувернерами. — Нянчишься? — беззлобно подначиваю я Уолли. Он улыбается и довольно кивает. — Они хорошие. Улица не успела испортить или сильно навредить им. Кроме Джона, — он указывает на хмурого парнишку лет девяти, он стоит чуть в стороне, возле миссис Малфой, но под руку не лезет и молчит. И кидает на меня настороженные взгляды. — Насколько все плохо? — спрашиваю я вполголоса. — Ну… его не насиловали, но он оказывал определенные услуги за деньги, — Уолли почему-то мнется. Неужели он тоже? Я смотрю выжидающе, но жду пока сам скажет: если я озвучу напрасные подозрения, то нож, который порхает между его пальцев сверкающей бабочкой, проткнет мне печень. — Егеря, — шипит он, — такие ублюдки! — Им объяснили их ошибку? — интересуюсь я без особой надежды, но Уолден усмехается так значимо, что я вспоминаю его должность в Министерстве. — Конечно, лично позаботился, чтобы больше не нуждались в таких услугах. Зато прекрасно смогут оказывать их сами. — Я довольно хмыкаю: после его «заботы» провинившиеся егеря собирали выбитые зубы и оторванные яйца поломанными руками. Мы прощаемся с Тимом, я обещаю, что мы очень скоро увидимся: слишком много планов и дел на ближайшее время, в которых мне придется принимать непосредственное участие. На обратном пути в манор Нарцисса сообщает, что к Имболку будут готовы документы о разводе и она готова к возвращению в Род Блэк. — Вы выбрали имя? — Антарес или Астеропа, — сообщает Нарцисса. Неплохо, хотя я ожидал канонного Скорпиуса. Или Регулуса. — Как к этому относится ваш муж? Мне он не показался довольным, — я понимаю, что лезу в чужие отношения и чудовищно бестактен, но обстоятельства вынуждают. — Ему придется принять это, — она слегка сжимает мое предплечье, на которое опирается — срок уже приличный и ей тяжело долго гулять. — Скажите, Альтарф, как вы считаете, Гарри разрешит мне иногда гостить в маноре с ребенком? Я останавливаюсь, удивленный такой постановкой вопроса. Но отвечаю осторожно, потому что мы не обсуждали конкретно этот вопрос с Гарри: — Я полагаю, что у него не будет возражений, при соблюдении вашей лояльности и преданности Роду Блэк. Нарцисса мягко улыбается, довольная моим ответом, и мы продолжаем неспешно идти по светлым коридорам. В главном холле она останавливается: — Вы должно быть даже не представляете, насколько нам всем с вами повезло, Альтарф. Я хочу, чтобы вы знали: я очень ценю то, что вы делаете для всех нас. И ваше благотворное влияние на Гарри. — Кто-то же должен… — смущаюсь я. Я уже готов удалиться, но внезапное появление домовика нарушает мои планы: меня приглашают в белую гостиную. Прощаюсь с Нарциссой, целуя на прощание ее тонкие пальчики, и прохожу следом за домовиком. У Гонта сегодня хорошее настроение: он без личины и в темно-синей тройке, поглощающая свет тяжелая мантия скинута на спинку кресла. На мгновение пространство словно схлопнулось и весь обзор закрыли собой полыхающие глаза Волдеморта, и было в этом взгляде что-то такое, затягивающее, от чего колени позорно задрожали, и я едва удержался на ногах, вцепившись в ручку двери. Но наваждение схлынуло, и все вернулось на свои места — я, застывший в дверях, Волдеморт, плебейски присевший на край мраморного бюро, и Долохов сидящий в кресле, с обычной полуулыбочкой на искривленном лице. Том приветственно взмахивает рукой: — Мистер Лаудон, проходите, смелее, я вчера пренебрег общением с вами, а зря. Тони рассказал мне о ваших предложениях. Я хотел бы обсудить. Я с трудом отпускаю спасительную дверь и делаю шаг вперед. Долохов довольно ухмыляется: по части пакостей ближним он может дать фору близнецам Уизли, а сейчас он явно предвкушает хорошую шалость. — Добрый день, мистер Гонт, — я присаживаюсь в кресло напротив Долохова, повинуясь жесту Волдеморта. — Что конкретно вас заинтересовало? — Вы действительно хотите привлечь Малфоя к организации системы призрения* за детьми? — Да, — удивленно подтверждаю я, нервно сжимая руки в замок, — он кажется мне приемлемой кандидатурой. Он известен, богат, достаточно сведущ в бюрократической системе и ее подводных течениях. И ему надо восстанавливать репутацию, поэтому никто не удивится его стремлению к благотворительности. Волдеморт опять пристально рассматривает меня, как будто желает увидеть что-то необычное. Но я прекрасно осознаю, что он видит перед собой всего лишь побледневшего от напряжения юношу. — А еще? — наконец спрашивает Том. — Что еще? — переспрашиваю я, поднимая взгляд, и осекаюсь, видя насмешливое выражение их лиц. — А еще за его сиянием не будет видно остальных участников. Долохов, не скрываясь, смеется. Нет, он натурально ржет. — Я же говорил тебе, Том, парень умеет удивить, — он довольно хлопает ладонями по подлокотникам кресла. — В случае неудачи все шишки тоже достанутся нашему сиятельному павлину. — Неудачи не будет, — жестко отзывается Волдеморт, пресекая веселье. — Что с финансовым вопросом? — У нас есть дома в Дорсете, я проверю их на следующей неделе, — говорю я, хотя думаю, что Гонт уже в курсе. — И мы возместим часть трат. Часть готов взять на себя Малфой. — Многие готовы присоединиться. Это малое, что мы можем, — с сожалением уточняет Долохов, — наше поколение почти не имеет наследников. — Хорошо, — кивает Гонт, — я согласен с вашим мнением. И отдам распоряжение Малфою, пусть готовит почву в Министерстве и документы. Я встаю, понимая, что аудиенция закончена, но меня останавливает Тони: — А как мы назовем нашу организацию? Я пожимаю плечами, мне право все равно, я бы спросил Гарри, все-таки он среди нас самая публичная персона, но, судя по хитрому блеску в глазах Антонина, он уже придумал изрядную шутку. — Как насчет «Приют героя»? — интересуется он, кося в сторону Тома, который предсказуемо морщится. Не понимаю, над кем он хотел подшутить больше? — Гарри будет в ярости, — усмехаюсь я. — Я же не предлагаю назвать «Приют имени Гарри Поттера» или «имени Тома Гонта», — притворно возмущается Долохов, — и даже не «Павлинье гнездышко». — Фу, Тони, это не бордель мадам Жози, — Гонт возмущен не притворно. — Предлагаю «Приют героев». Без намека на Поттера. Все дети, пережившие ужас улиц и лишений, — герои. Я замираю, ошеломленный: неужели, чтобы это понять, ему надо было пережить войну, голод, боль, нищету и годы скитаний духом? Или он хотел этих изменений и раньше? Ведь он хотел быть преподавателем в Хогвартсе. Я очень хочу знать ответ, но я боюсь спрашивать о таком. В конце концов, сейчас это уже неважно: дети получат помощь и заботу.