Следи за тихой водой

Он застал меня врасплох. Гарри смотрит на меня пристально, и я не выдерживаю — я тру глаза пальцами, чтобы выиграть хоть несколько секунд для ровной версии. Нихрена не выходит, конечно. Я растерян. — Я не знаю, — я дергаю плечами и пытаюсь не показать панику в своих глазах. — В смысле, ты не знаешь? — опешивает Гарри, — Ты же сказал… Объясни, — просит он почти жалобно, встряхивая головой. — Известная информация: Гриндевальда выгнали из Дурмстранга, Гриндевальд искал Дары Смерти, — это действительно общеизвестно из учебника «Истории магии». — А еще он — родственник той самой Батильды Бэгшот, которая была соседкой Дамблдоров. И Вальбурга как-то упоминала о тесном знакомстве этих двоих, причем совсем недвусмысленно. И этот их девиз — один на двоих: «Ради общего блага», и дуэль без секундантов и свидетелей. Я не могу сказать, что я точно знаю. Это только догадки. В любом случае истинные причины и мотивация Дамблдора, который изо всех сил вредил Тому, нам узнать не удастся. Как и причины, из-за которых он так настойчиво толкает тебя на убийство Тома. Гарри прикусывает губу, а потом обнимает меня, утыкаясь лицом мне в шею. Я глажу его по спине, по торчащим трогательным лопаткам, и мне ужасно стыдно из-за того, что я не могу сказать ему правду о моих знаниях. О моей прошлой жизни. О его жизни в книгах Роулинг. Потому что я никогда не смогу объяснить ему, почему не пришел сразу. Я и себе сейчас не могу объяснить, почему не пришел раньше. Почему не подошел на первом курсе? Почему не попытался познакомиться, подружиться, оказать моральную поддержку, когда от него раз за разом отворачивались все? Почему ждал так долго, наблюдая самоубийственные приключения и преступное бездействие персонала школы? Не подсказывал на турнире? Не предостерег о возрождении Волдеморта? И про Отдел Тайн. И даже если Гарри сможет меня за это простить, меня всегда, до конца моих дней, будет грызть мысль, что если бы не пинок со смертью Сириуса и наследством, я бы продолжал молча наблюдать, как он погибает. Как теряет близких, терпит предательства, умирает, живет пустую безрадостную жизнь ненужного никому человека. Или я просто ушел бы, вернулся в обычный мир, сдал бы SQC и поступил в архитектурный. Или уехал бы к маме в Америку. И никогда бы не узнал вкус его губ, его кожи, эту безумную вишню, проникшую в каждую клетку моего тела, не узнал бы как бьется его сердце на пике оргазма, не ловил бы сладкие трепещущие стоны и рваное дыхание. Не увидел бы его по-детски доверчивое лицо во время сна — оно стало таким совсем недавно, не видел бы нежную улыбку после пробуждения, сладкие, до хруста тонких косточек потягивания, податливую мягкость с утра, когда не надо никуда спешить, не знал бы как отражается огонь камина в его глазах, затуманенных страстью. Как наивно и трогательно он радуется мелочам и ластится в поисках тепла. И моё бы сердце билось всегда ровно, равнодушно, пока не замерло бы, остывая. Потому что невозможно любить кого-то еще, когда есть он, моё предначертание, моя душа, моё сердце, смысл жизни… — Я так тебя люблю… — меня колотит от ужаса, что всего этого могло не быть, и от нежности, что есть. Что он со мной. Он мой. Что я держу его в руках, моё сокровище, и не собираюсь разжимать объятия. — Я тоже, — его дыхание согревает мне ключицу, — я тоже тебя люблю. Я чувствую, что ты говоришь правду. Но не всю… — он трется щекой и носом об моё плечо, тычется губами в шею, как маленький котенок. — Не важно. Я не буду настаивать… Я запрокидываю голову — в носу предательски щипет, а зрение плывет. — Слишком много всего, Вишенка. Какие-то обрывки разговоров, случайные сведения, оговорки. Я не могу объяснить, каким образом мой мозг обрабатывает информацию, откуда я знаю русский язык, вот так, — я щелкаю пальцами, — это просто есть, возникает в моей голове в нужный момент. Или не нужный и я забываю, пока не возникнет вновь. — Например? — Гарри поднимает голову и смотрит с любопытством в мои глаза. Мне уже не страшно, паника прошла и я способен найти объяснения всему. Или не найти. Я не стыжусь признавать, что не знаю чего-то. — Мне просто кажется это важным. Помнишь, я рассказывал летом, что в детстве упал с дерева и долго потом лечился? — Гарри кивает: я действительно рассказывал в Поуфуте, как мы с мамой отдыхали там, когда я заново учился ходить и разговаривать. — Ну вот, несколько лет назад, когда в обычном мире появилось подключение к интернету, я уговорил маму сделать вложения в акции нескольких компаний, американских в основном, которые занимаются производством компьютеров и программ к ним. И продолжаю отслеживать информацию по высокотехнологичным компаниям. — И что? — Гарри улыбается, предвкушая бомбу. — Моя мама — миллионер. По меркам обычного мира, конечно, — я самодовольно ухмыляюсь, когда Гарри восхищенно присвистывает: — Круто! — Ну да. Только у моей эммм… способности, как я сказал, есть обратная сторона: ненужную или кажущуюся мне пока неважной информацию я могу забыть. — И что ты забыл? — внезапно игриво мурлычет он, пока его шаловливые лапки пробираются ко мне под одежду. — Рассказать о разговоре с Нарциссой. И о письме Примроуза. И что в субботу я разговаривал с Волдемортом. Ну вообще-то это важное, но ты меня отвлекаешь, — я невольно ежусь от щекочущих прикосновений и пытаюсь вернуть внимание Гарри к разговору. — Гарри, послушай, Нарцисса спрашивала, может ли она посещать манор Малфоев с ребенком, все-таки Люциус его отец? — Да-да, конечно, — воркует Гарри, обращаясь к ямке между ключицами, — я вообще думал, что она там будет жить. — Нет! Гарри, — я цепляю пальцами его подбородок, заставляя посмотреть на меня: он недовольно ерзает, упирается своей эрекцией мне в пах, а зрачок почти во всю радужку, — Гарри, она не может жить в маноре всегда: большую часть времени первого года ребенка им надо будет жить в доме Блэков. — Хорошо. Как скажешь, — он дергает головой, высвобождая челюсть из захвата, и возвращается к пуговицам моей рубашки. Меня что-то настораживает в его поведении, но я не успеваю уловить мысль за хвост, потому что Гарри уже добрался до самого сокровенного. А я не могу отказывать его инициативе. Потом договорим. Если я смогу вспомнить о чем… о чем-то я хотел с ним поговорить… забыл.

***

— Она выбрала имя? — Гарри пристально смотрит в зеркало, оценивая сочетание темно-зеленой рубашки с песочным пуловером. — Ммм?.. — я едва проснулся, а уже пора бежать, скоро завтрак. Мозг категорически забастовал. — Нарцисса. Она выбрала имя? — уточняет Гарри, заметно раздражаясь моей непонятливостью. Я вижу в отражении гримасу неудовольствия на его красивом лице. — Да. Антарес или Астеропа. — Хорошие имена. Я согласен, — гримаска пропадает и это опять мой нежный Гарри. — Согласен, неплохие. Зато у Волдеморта с фантазией все хорошо, — фыркаю я. — А у него что? — А у него детские приюты. Без названия. Были. Ты только не ругайся! — Почему я должен ругаться? — он оборачивается ко мне так резко, что звякают браслеты на его запястье. Опять что-то царапает на периферии сознания, мешает как загнувшаяся ресничка. — Ммм… Он придумал название. Я его предупредил, если что, — Гарри заинтересованно вздергивает бровь. — «Приют героев». — Героев? Во множественном числе? — я киваю. И он резюмирует. — Не буду ругаться. — Хорошо, — выдыхаю я. — И какие ещё были варианты? Были же? — он в два шага преодолевает пространство от зеркала до кровати, садится на край и лезет рукой под одеяло. От грубоватого движения жёстких пальцев по внутренней поверхности бедра хочется инстинктивно свести колени и, одновременно, развести шире, прогнуться, подставиться. Он смотрит на меня как сытый хищник. Довольный. — Варианты, Аль. Я облизываю враз пересохшие губы: — «Приют имени Гарри Поттера», или «имени Тома Гонта» и «Павлинье гнездышко». И «Приют героя». — Долохов шутит, — роняет Поттер. И тут до меня доходит — что не так. Ещё вчера началось. Он едва сдерживает бушующую внутри бурю. Он почти в бешенстве. Но от чего? Он тоже что-то скрыл от меня? Или злится на меня? На Долохова? — Гарри… — но он уже отстраняется, закрывается. — Почему ты злишься на меня? Из-за приютов? Или недосказанности? — Из-за Малфоя. Это тоже неважное? — он опять недовольно хмурится, показывает пальцами в воздухе кавычки и посверкивает глазами. — За мной следят? — почему-то это сильно задевает. Проблемы с доверием серьезнее, чем я представлял? Он настолько мне не доверяет, что приставил соглядатаев? Я плохо терплю такие покушения на личные границы. — За Луной, — я в удивлении приоткрываю рот, но он продолжает. — Она была со мной на вечеринке. А потом ее видели наедине с тобой. И Забини покупал ей сладости в поезде. Я просто услышал разговоры девушек про ее недостойное поведение. Так что? — Недостойное? — степень моего охуения и негодования трудно измерить. В списке важных для меня людей Луна — третья. Первая мама, потом Гарри. И я порву любого, кто ее обидит. — И кто эти достойные девицы? Чанг и Эджкомб? Или может Уизли и Браун? Они все шли за нами к каретам, а потом к замку. Шептались. У Гарри предательски краснеют уши на последней паре фамилий. — Очень мило, — резюмирую я. — Две шлюшки Гриффиндора обсуждают нашу подругу Луну в оскорбительном контексте, а тебя больше волнует Драко Малфой? Гарри вспыхивает как спичка: — Меня волнуешь ты! О чем вы разговаривали в купе? Мне безумно хочется ответить на агрессию агрессией, солгать, чтобы сделать так же больно, как делает он, но что-то останавливает меня и вынуждает ответить кратко: — Мы говорили о любви. Драко спрашивал меня, что чувствуешь, когда сильно влюблен. У Поттера очень комичное лицо, когда он сильно удивляется: идеальное «О» глаз и рта. — И… И что ты ему сказал? — Правду. Что не могу дышать без тебя, — это совсем не похоже на признание в любви. Скорее на сухую констатацию факта, но по выражению его лица понимаю, что прощен. — А он? — В тебя он не влюблен, — так же сухо. И Гарри заливисто смеется, заваливаясь на меня. — И в кого же влюблен Драко Малфой? — он искрится любопытством, но я не ответил бы даже если бы знал. Не мой секрет. Поэтому качаю головой: — Он не назвал имя. Но определенно предпочитает мужчин постарше. Волдеморта исключили, поэтому это может быть кто угодно. Гарри улыбается, потом встает и оправляет одежду. Он очень красив, мой Гарри, и я рад, что форменные школьные мантии скрывают его красоту от других. — Ты меня не подождёшь? — Не хочу опоздать на завтрак, — он тщательно застегивает мантию и улыбается почти как всегда. — Увидимся вечером? — Не знаю. Мы не можем ночевать здесь каждую ночь. Это заметят. — Тогда в субботу, в Хогсмиде, — он наклоняется ко мне в коротком поцелуе. — Люблю тебя. Я прижимаю пальцами саднящие губы, глядя как он выходит за дверь.

***

В Хогсмид я иду с Луной, настороженно прислушиваясь к шепчущимся за нашими спинами девиц. Они замолкают и презрительно кривятся, когда я оглядываюсь на них. Жалкие сплетницы не любят Луну. А мы перед ней в неоплатном долгу за прикрытие наших встреч и делишек, и самое малое, чем я могу компенсировать ей стресс — это оплата сладостей и безделушек, которой она совсем не злоупотребляет. На выходе из «Сладкого королевства» нас перехватывают Малфой и Забини, и после элегантной рокировки Забини и Лавгуд незаметно скрываются в узком переулке, в конце которого, я знаю, есть неплохой уютный ресторанчик, а мы с Малфоем неспешно идем в сторону «Кабаньей головы», перебрасываясь банальными фразами о погоде, зверствах учителей и предстоящих экзаменах. Погода, к слову, совсем не радует колючим снегом в лицо. Перед тем, как шагнуть в дверь неопрятного трактира, Малфой еще раз говорит мне «спасибо!». Жаль, он не уточняет, — за что? Я поднимаюсь на крылечко нашего домика, отряхивая снег с меховой опушки на капюшоне мантии. Все эти дни я видел Поттера только в Большом зале. Жадно впитывая его облик, дорисовывая по памяти детали. Все остальное время он мастерски избегал меня. И я совсем не удивлюсь, если для этого он использовал мантию и карту. Но меня уже ждут, в доме тепло и приятно пахнет горячими сконами, а это значит, что у нас все в порядке. Насколько сильно меня ждут, я понимаю, когда меня впечатывают спиной в едва закрывшуюся дверь. Гарри смотрит на меня секунду, не больше, а потом все важное, все, что я хотел ему сказать, вылетает из головы от прикосновения его губ. Я скучал без него эти дни? Вранье! Я просто подыхал! Его напор не дает мне и шанса на инициативу, меня всегда ведет от властного Поттера, до жадного хрипа, до стона. Он дергает за ремень на себя, притягивает меня за бедра, вжимаясь ногой между моих до боли. — Гарри… Вишенка… — я облизываю губы и чуть отстраняюсь, отдышаться. Слабая попытка. — Почему ты избегал меня? — Я? Это ты от меня прятался в башне! — возмущается он, отпихивая меня, намертво сжав мою мантию в кулаках. — Я спать без тебя не могу, холодно, привык к тебе, а ты… — Холодно? — сарказм прорезается против воли, мимо мозга, на что он довольно фыркает и тянется за новым поцелуем. Нежным. Сладким. — Согреешь, папочка? — я с удивлением отмечаю, что меня почти не заводит это обращение. Да, безусловно приятно, это наша с ним игра, прелюдия, но крышу не срывает, как было поначалу. Но это и сигнал, что он отдал инициативу мне. — Конечно, детка. Но сначала я хочу узнать, что ты делал все эти дни? — строго отвечаю я, поддерживая тон и проводя пальцами от подбородка к виску. Гарри тянется за ладонью, ласкаясь щекой. — Ничего, за что меня можно было наказать, — дует губы он. А вот это заводит. Но я встряхиваю головой, Гарри на меня слишком сильно воздействует, когда нужно отвлечь внимание. Всей мощью обещанного соблазна. Я безумно скучал по таким нашим маленьким подначкам, по его теплым ладошкам, по шаловливым пальчикам и нежным губам. — А все-таки? — урчу ему в ушко, хищно втягивая ноздрями его аромат — слегка пряный, с нотками возбуждения. Это игра на двоих, милый. У нас теперь всегда одна игра на двоих. Наш танец парный. — Уроки, библиотека, даже занятия не прогуливал, — он прикрывает глаза, слегка обмякая в моих объятиях. — Общался с Гермионой. — А я сейчас немного прогулялся с Малфоем, — я говорю это, наблюдая за реакцией. Легкое удивление, но не больше. — Луна с Забини. И он, кажется, в нее влюблен. — Он вроде бы неплохой парень, — осторожно говорит Поттер. — У меня тоже есть новости. — Может быть продолжим в гостиной, или ты так и будешь держать меня у двери? — Гарри нехотя отстраняется, но идет спиной вперед, не отрывая взгляд от моего лица. Какие новости, если все мои мысли о том, что неплохо было бы завалить его на вот этот симпатичный серый диванчик или узорчатый ковер у камина и… — Аль! — Гарри смотрит на меня с укоризной и насмешливой улыбкой. — Ты не слушаешь! — Мгхм… — глубокомысленно выдаю я. — Так что там? — Дамблдор. — Ты специально, да? — жалобно спрашиваю я. Ну почему, почему нельзя сказать все сразу и перейти к сладкому? Или рассказать все потом? — Ну что там? — Ритуал связи назначен на Белтайн*.