***
После занятий, которые из-за праздника оказались предсказуемо сорванными, я поднимаюсь в факультетскую башню — я обещал подарок. Перебираю цветочно-ягодные наборы и останавливаюсь на ежевичном браслете с серьгами — невесомые нити серебра и сияющие искорки бисера в сочетании с крупными муранскими бусинами прекрасно оттенят прозрачность глаз, хрупкость запястий и нежность облика Луны. В последнее время она выглядит менее отрешенной и все больше похожа на обычную девушку. И все так же заботится о моем душевном состоянии. Это порой трогает меня едва ли не до слез: после отъезда мамы мне не хватает мягкости, каких-то доверительных отношений и взгляда на происходящее именно с точки зрения женщины. Луна в своих мирах, конечно, не самый подходящий для этого человек, но она хотя бы не вызывает во мне отвращения. Несмотря на мою очевидную бисексуальность и лёгкость флирта, простое общение с девушками, без цели завалить в койку, мне неинтересно. А с некоторых пор не интересно и завалить в койку. Подарок вручаю едва ли не демонстративно, целую ручки и ухожу, не обращая внимания на офигевшие лица главных сплетниц. Мне немножко стыдно перед Луной, но не слишком — про ее в высшей степени целомудренные отношения с Блейзом знает ограниченное число человек и пусть лучше считают её — моей дамой сердца, чем опять начнут обзываться. Мои знаки внимания не нарушают границ приличия. В Тайные комнаты спускаюсь первый и, вызвав Кричера, отдаю ему распоряжение насчёт лёгкого ужина: в Большой зал я совершенно точно не пойду, а Гарри любит перекусить и поздно ночью. На рабочем столе опять разбросаны свитки с переводами. Бездумно перебираю их, выхватывая отдельные незначительные фразы и какие-то расчеты. Гарри даром тратит время на эти бесполезные переводы и хозяйственные архивы, они годны лишь фанатичным историкам, но ему нравится этим заниматься. Такое маленькое странное хобби. И мне кажется, что ему действительно нравится делать что-то в самом деле уникальное. Перед некоторыми записями есть даты и я, чтобы занять время и голову, начинаю сортировать свитки по хронологии. От этого увлекательного до зевоты занятия меня отвлекает шуршание движущейся лестницы — Гарри спускается. Простой звук наполняет меня предвкушением: мы не виделись несколько часов, у меня до сих пор саднят губы от ночного распутства, но я горю желанием увидеть его, моего Гарри. Увидеть в его глазах привычную лукавинку, прикоснуться к изогнутым в лёгкой улыбке губам невесомым поцелуем, ощутить гибкость его тела под моими ладонями. Боги, если бы мог, я наверное носил бы его за пазухой, как носят малышей в слингах — на расстоянии поцелуя. Услышав его чертыханье, подскакиваю к подножию лестницы и успеваю подхватить летящего на меня Поттера. — Милый? — Гарри смешно, а моё сердце рухнуло в пятки. — Какой ты неловкий. Я аккуратно чмокаю его в нос и ставлю на ноги. Гарри сначала оправляет и отряхивает мантию, потом, опомнившись, снимает ее. Мягкий серый пуловер открывает его восхитительную шею с россыпью темных родинок, которые хочется немедленно поцеловать каждую. Я веду руками по его плечам, ниже к тонким запястьям и, переплетая наши пальцы, поднимаю ладони к губам. Любуюсь им. Как у него получается быть одновременно таким трогательно-хрупким, нежным, и таким несгибаемо-жестким, с бурлящей, клубящейся силой? Рядом с ним я всегда чувствую себя как на краю жерла очнувшегося вулкана. Я ощущаю дрожь, эту чувственную вибрацию рядом, нечеловеческую мощь, от которой хочется упасть на колени. — Ты голоден? — я целую его в центр ладошки и останавливаюсь на запястье. Под моими губами бешено бьется венка. Он смотрит снизу вверх почти черными глазами и сначала отрицательно мотает головой, а потом губы трогает озорная улыбка, и он кивает. Ему не надо слов, чтобы дразнить меня. Но сегодня в меню лишь ужин, освежающие напитки и глубокий петтинг. Кричер уже сервировал столик в спальне, ворча на нас, что мы могли бы присоединиться к молодой госпоже и ужинать как достойно представителям рода Блэк, а не как безродным отребьям. Цыкаю на него — если меня он веселит своим бормотанием, то Гарри огорчается от этой критики. — Гарри, тебе надо хорошо питаться, — напоминаю я. Он раздражённо дёргает плечом и задумчиво гоняет по тарелке кусочки запечённой форели и овощей. Но меня этим не отвлечь: я уже заметил, что он опять мало ест. С его обменом веществ и недавно восстановленной работой внутренних органов голодать вредно. С другой стороны меня радует его устойчивость: имея перед глазами Дурслей с явными расстройствами пищевого поведения, имея собственный опыт скудного рациона, Гарри лишь иногда капризничает во время еды и совершенно не страдает зажорами. Поттер поднимает голову и смотрит на меня усталым взглядом. Маленький обманщик. Он не устал, но хочет внимания. — Иди сюда, — я откидываюсь в кресле и хлопаю себя по колену. Гарри послушно пересаживается ко мне, смиренно складывая ладошки на своих коленях. Губы его плотно сомкнуты и всем видом он показывает, что ни кусочка не съест, даже если я буду ругаться. Но я только придерживаю его за талию одной рукой, и вывожу круги большим пальцем на его пояснице. Он ежится от легкой щекотки и ерзает на моем бедре. Мне несложно разрешить ему быть маленьким. — Хочешь, чтобы я тебя покормил? — шепчу ему на ушко и с интересом жду реакции. Гарри вздрагивает, и я вижу как приливает кровь к его коже, мгновение — и он краснее помидорки на его тарелке. — Хочешь. После моего утверждения он покорно открывает рот, а я слежу за тем, чтобы кусочки были небольшими и не даю ему следующий, пока Гарри не проглотит предыдущий, периодически промокая испачканные соусом губы салфеткой. Его ладони все так же прижаты к коленям, он не проронил ни слова с того момента как пришел, а лицо полыхает румянцем, но он совершенно не сопротивляется процессу, пока не съедает все. Я чертов извращенец, потому что возбуждаюсь от всей этой ситуации, от его готовности подчиняться мне, от власти данной мне им, от доверия. Впрочем, в этом я не одинок. — Десерт? — мурлычу я ему в розовое ушко. Гарри рассеяно кивает, взгляд его давно помутнел, и рвано дышит. Я мягко опрокидываю его через подлокотник на диван и рывком стаскиваю брюки с его узких бедер. Жадно веду ладонью от пупка вниз, следом — губами, по тонким кошачьим косточкам, по мягкой коже, медово-прозрачной, по зашкаливающему мотауну* вен. Опускаю ладонь на его возбужденный член, нежно перебираю пальцами по стволу, обхватываю головку и обвожу ее дразнящими движениями по самым чувствительным точкам, потом выпускаю и дую на блестящую от естественной смазки кожу. Гарри запрокидывает голову, скрывая лицо в сгибе локтя, когда я щелкаю языком по уздечке. Похотливо стонет от каждого поцелуя, и сбивчиво просит не останавливаться. Разве я смог бы? Сладкий, вкусный, горячий… Мой нежный… Я схожу с ума от остроты ощущений, когда плотная головка его члена ритмично раздвигает моё горло. Он бьется в экстазе, когда я проникаю в него пальцами, ласкаю и давлю на сосредоточение чувственности. Плотнее обхватываю губами пульсацию подступающего оргазма. Высокий вскрик отражается эхом от каменных стен. Гарри крупно содрогается, а я с удовольствием впитываю его такой знакомый и родной запах — юный, терпкий, с лёгкой ягодной ноткой. Люблю его.***
— Что ты ответил Снейпу? Гарри лежит щекой на моей груди, и задумчиво выводит пальцами узоры вокруг соска. Через рубашку ощущения совсем не такие, как по обнаженной груди. От вопроса его пальцы замирают на сжавшейся ареоле. — Что я не обязан следить за тем, что Рон тащит в рот, — с легкой усмешкой отвечает он. Я не вижу его лицо, но слышу и чувствую. И представляю вовсе не сладости, которые подразумеваются ответом, и тоже улыбаюсь. Реакция Снейпа была… соответствующей. Он, видимо, тоже представил не еду. — А потом? — брезгливое выражение лица Снейпа этим ответом не объяснишь. Мимолётные оговорки Долохова давно подтвердили мои подозрения, что Снейп тоже не обращает внимания на пол партнёра. — А потом сказал, чтобы я тоже следил за тем, что сую себе в рот, — Гарри громко фыркает, поворачивается всем телом и наваливается на меня. — Как ты думаешь, что он имел в виду? В его глазах пляшут черти, и я точно знаю, чего он хочет. Я обвожу большим пальцем его губы, он следует языком за прикосновением, от чего губы начинают влажно, вызывающе блестеть. Нажимаю на подбородок и разрешающе киваю. — Я тоже прослежу, — хрипло говорю я, перед тем как окунуться в его жар. Можно ли любить его больше?***
Я и до встречи с Поттером был эгоистом. Всегда был. Но Магическая Британия вывела мой эгоизм на качественно новый уровень: Гарри мой и всегда будет только моим. А все эти трусливые шакалы, которые хотят отсидеться за спиной у хрупкого, нежного мальчишки, уверовав в сладко-лживые речи Дамблдора про всеобщее благо, опасность сумасшедшего Волдеморта и единственного Избранного Героя, могут катиться к Мордреду. Я не позволю им использовать моего мальчика! Простым обывателям, по большому счету, похрену кто стоит у руля, если этому обывателю обеспечены базовые потребности. Английское общество консервативно, английское магическое сообщество консервативно в квадрате, пока законы и запреты Министерства притесняют оборотней и гоблинов. Обстановочка, конечно, была нервной: «Ежедневный пророк» то и дело выпускал истерические статейки, но предоставить что-то существеннее слухов про то, что где-то кто-то видел Пожирателей, они не могли — знали, что эти противники с редакцией церемониться не станут. Это не Дамблдор со своим «ручным героем», могут и доказательства спросить, и компенсацию содрать. Зима катилась на исход, но ознаменовалось это вовсе не улучшением погоды: казалось, что ветер только усилился, а может так оно и было, и сырые холодные коридоры стали еще отвратительнее. В классах и аудиториях тоже было гадко и зябко, но хотя бы без сквозняков. Несмотря на согревающие чары, многие ученики то и дело окутывались клубами дыма после Бодроперцового зелья. Нам с Гарри пока удавалось избегать этой участи: то ли от стресса активизировались скрытые ресурсы организмов, то ли нас оберегала магия Рода, то ли моя предусмотрительность при покупке одежды сыграла роль. Злиться на директора и персонал Хога мне это нисколечко не мешало: возможно, так и задумано, чтобы в суровых буднях детки были мотивированы больше тренироваться в чарах и рунах, позволяющих сохранить тепло, но общая бытовая неустроенность, непродуманность расположения классов, теснота дортуаров* и грязь в очередной раз наводили на мысли, что это администрация манкирует обязанностями. И самая большая община эльфов занимается не пойми чем: не могут же они круглые сутки только еду готовить. Этот вопрос я задаю при следующей встрече с Волдемортом. Встреча незапланированна: в эту субботу мы наконец-то закончили с ремонтом и обустройством домов в Дорсете, и Тони сразу же потащил меня отчитываться в Малфой-манор. Люциус потихоньку оформил документы на благотворительный фонд без упоминания приютов, записав их среди многочисленных и запутанных пунктов деятельности, а за хозяйственную часть пока отвечал Роули — этот, с виду легкомысленный, импульсивный красавчик прекрасно разбирался в нуждах больших поместий. Волдеморт встретил нас благосклонно: Сивый уже собрал стаю и помощников из местных, и только ждал отмашки для проведения операции по спасению детей. Нарцисса ещё до родов успела отдать распоряжения по отбору персонала. И с нянечкой и гувернерами мальчиков из флигеля были продлены контракты. Видимо, все самосохранение мое отмерзло и отвалилось на свежем морском ветерке, и я сходу озадачил Гонта недостаточным комфортом Хогвартса и поиском ответственных лиц. Вызванный Малфой, как бездействующий представитель Попечительского совета, только развел руками: в его маноре жил десяток домовиков, и их хватало с избытком. Я прекрасно знал, что Кричер без затруднений справляется с поддержанием порядка в Блэк-хаусе и следит за домиком в Хогсмиде. Личная домовушка Нарциссы, Нисса, занимается только ею и ребенком: я уже подумывал купить еще одного эльфа отдельно для малышки, но этот вопрос нуждался в обсуждении. Учесть тот факт, что эльфы не могут не работать — и картина предстает более, чем странная. — Есть идеи? — Волдеморт оборачивается ко мне: ну да, инициатива наказуема исполнением. Но идея у меня действительно есть. — Как насчет снова поджечь огонь под репутацией Дамблдора? Ведь благополучие детей есть основа и развитие будущего общества! — пафосно возвещаю я в духе прожженных политиков. Антонин ржет как сивый мерин. Волдеморт сдержанно улыбается, но винные глаза искрят весельем. Малфой опять прикидывается тумбочкой. — Тот, кто не хотел идти в политику, — кивает на меня Том, обращаясь к Долохову. — Хорошо, начнем с мелочей. — Обратитесь к Скитер. Она будет только рада скандалу. Но предупредите, чтобы Гарри не упоминала даже намеком, иначе будет осваивать камеру в Азкабане. — Том удивленно вскидывает бровь, но этот козырь я тоже попридержу. — Она знает за что. — Люциус, — властно говорит Волдеморт, и в этот момент я понимаю, что на каком-то инстинктивном уровне четко разделяю эти его ипостаси: властного харизматичного Лорда, почти-обывателя Гонта и душку-Тома. Сейчас Лорд одним движением брови запускает в движение неповоротливую махину общественного мнения, которое похоронит Дамблдора под лавиной негодования. — Мой Лорд, я все сделаю, — Малфой сдержанно поклонился, но неудовольствия я на его лице не обнаружил. — Не сомневаюсь, Люциус, не сомневаюсь, — Волдеморт складывает пальцы «домиком». Мне нравится наблюдать за ним, нечеловеческая грация и мимика завораживают, а когда он замирает в раздумьях, то явно прослеживается что-то змеиное. — Итак, — произносит он некоторое время спустя, — к возвращению детей все готово. Ответственные Долохов и Роули. Альтарф, ты контролируешь? — мы с Долоховым синхронно киваем. — В понедельник начинаем. Это хорошо, но страшно. — Цикл статей, посвященный сравнительному анализу уровня образования и особенно бытовым условиям. Что в Министерстве, Люциус? Ты сможешь организовать проверку школы? — Вне всяких сомнений, мой Лорд. — Боги, Люц просто незаменим в вопросах, которые можно решить деньгами. Благословен будь уровень коррупции! С приходом к власти Гонта их вольница быстро закончится и работать будут как наскипидаренные — с энтузиазмом и песнями. — Остальные вопросы в рабочем порядке, — он взмахом руки отпускает нас. Долохов выходит первым и ждёт меня за дверью. Малфой пожимает нам руки и стремительно исчезает в зелёном пламени, отправляясь в пучину крючкотворства и интриг с предвкушением на холеном лице. Долохов трёт подбородок, шурша щетиной, задумчиво рассматривает лепнину и как бы невзначай интересуется: — Водки хочешь? Фыркаю. И шутливо пихаю его в плечо: — Ты бы ещё шампанского с утра предложил, аристократ. — он заинтересованно смотрит на меня, но я отрицательно качаю головой. — Я планировал показать Гарри поместья. — Он ещё не видел? — удивляется Тони. Мы идём к аппарационной площадке — мне надо в Хогсмид. Мог бы уйти и камином, но не хочу, предпочитаю немного освежиться. — Нет, ему не так-то просто вырваться из-под контроля, — печально констатирую я, — а когда получается, то как-то не до экскурсий. Долохов похабно лыбится, и я опять пихаю его в плечо: — Перестань, мы были заняты с леди Нарциссой. — Тони с готовностью кивает, но веры на его лице ни на кнат. Дракклов русский! — Тогда вечером, — соглашается он. — Я тоже буду там, надо помочь Роули разместить персонал. Делаю вид, что верю. Роули не похож на того, кому требуется помощь в таком простом деле, к тому же есть эльфы. Но предложение выглядит все более заманчивым. Немного выпить за успех кампании.***
Я аппарирую в деревню за бар Розмерты. Занятия по аппарации у шестикурсников давно закончились, и Гарри должен быть где-то тут. Я выруливаю на главную улочку с выражением вселенской скуки на лице. Мне даже не приходится прилагать усилий: тут совершенно нечего делать, за четыре с половиной года я изучил эту деревушку, ее пабы и ассортимент магазинов вдоль и поперек. У «Сладкого королевства» вижу Луну с кульком перьев и тросточек и довольного Забини. Луна машет мне рукой, и я здороваюсь с ними издалека. Лавгуд кивает и показывает куда-то в сторону нашего домика. Ну и прекрасно, не надо тратить время на поиски. В домике Гарри не один. С ним младший Малфой и коробка бельгийского шоколада. Разговор безобидный: Драко снова благодарит Поттера за спасение сестрёнки, за маму и вообще за все подряд. Я тихо захожу, останавливаюсь в дверях и грозно говорю: — А теперь убедите меня, что это не то, о чем я подумал! Они вскидываются в креслах испуганными сурикатами, и я не могу сдержать смеха. — Аль! — Дракклов Лаудон! — они выкрикивают одновременно и тоже начинают смеяться. Гарри подскакивает ко мне и повисает на шее, шумно втягивая воздух. Обнимаю его и чмокаю куда-то за ухо. Драко откинулся в кресле и наблюдает за нами почти с умилением. — Как насчёт прогулки к морю? — спрашиваю я. Гарри восторженно подпрыгивает и сразу же хватает теплую мантию. Он похож на игривого щенка. Малфой корчит недовольную гримаску: то ли он не хочет наружу, в промозглую сырость, то ли от поведения Гарри. — Пойдем с нами, — предлагаю я. — Нам надо осмотреть поместья для детей. Драко думает меньше минуты и соглашается. Я проверяю у Гарри шарф и перчатки, и притягиваю его в объятия: — Я аппарирую Гарри и вернусь за тобой, Малфой. Гарри я доставляю не к воротам, а на приметный холм на границе земельных угодий. Эту точку я нашел случайно: скрытые за чарами отвлечения внимания и ещё комплексом других, поместья были не видны из окон друг друга, хотя географически находились рядом, разделенные небольшим проливом. Но тут из-за неровного рельефа местности чары накладывались друг на друга и в ясный день отсюда открывался изумительный вид. Мы возвращаемся с Драко, и он восторженно вздыхает: — Стерх и Лебедь! — Что? — переспрашиваю я. Гарри смотрит на море и кажется не слышит нас. На фоне ясного неба его фигура кажется вырезанной из черной бумаги. Хоть картину пиши: байронический герой над морем. Малфой морщится, но потом поясняет: — Мама рассказывала. Пару веков назад один из Блэков привез жену с континента. Вроде бы испанку. А может итальянку. Или вовсе турчанку. Но покорить ее так и не смог. Она не желала жить далеко от моря и не желала жить с ним. Поэтому были отстроены эти два поместья. В одном в одиноком заточении жила она, а в другом умирал от безответной любви ее муж. Поэтому и названия — Лебедь и Стерх. — Красивая легенда, — задумчиво произносит Гарри. — Только не правдоподобная. Терпеливый Блэк? Этого просто не может быть! — улыбаюсь я. Я тяну Гарри на себя и крепко сжимаю кольцо рук вокруг него. — Ты думаешь, мы можем противостоять соблазну? Когда соблазн в наших руках? Я покусываю мочку его уха, нагло глядя в глаза Малфоя. Гарри чувствует сквозь одежду насколько мы на это не способны и тоже начинает улыбаться. Малфой раздражённо закатывает глаза и демонстративно отворачивается, чтобы не смотреть на наши обжимания. — Пойдем, у нас не так много времени, а Долохов и Роули нас уже заждались, — я поправляю на Гарри сбившуюся шапку и капюшон — ветер от моря неласковый. Я не вижу Драко, но какой-то жалобный писк, который он издает, настолько не похож на обычный ледяной тон Слизеринского принца, что я оборачиваюсь в тревоге. — Роули?