***
В следующие недели Гарри и думать забыл про планируемый разговор: начались тренировки по квиддичу, до сих пор продолжались тренировки по аппарации, Слагхорн пригласил Гарри на очередную вечеринку. У меня тоже достаточно разных дел вне школы: мотаюсь между Гриммо и Хэмом, навещаю Нарциссу и мальчишек. Отлавливаю Долохова и спрашиваю про Снейпа у него. Тони кривится — Снейпа мало кто терпит, — и говорит, что про него все знают, что зельевар — комнатная собачка директора. Но известный шпион лучше неизвестного, да и скармливают ему самый минимум информации. — Зато зелья высшего качества, — подмигивает он и похабно двигает бровями. Проведываю бабушек: с этими заботами совсем затянул с визитом, но они привыкли, что я все время в школе, так что мой нежданный визит радует их больше, чем мог себе представить. Хвалят, что ещё вырос, и ругают, что ещё похудел. Передают пирожки для «славного Гарри». На почте в Дамфрисе ждут очередное письмо от мамы и открытка от Петуньи. Весь остальной рекламный мусор выбрасываю тут же в корзину. В небольшой уютной кофейне на главной площади читаю письмо. Ее вождь сделал предложение и, если я не против, то они назначат дату. Кто я такой, чтобы возражать? Но вместо ответного письма решаю выждать пару часов и позвонить. За это время успеваю подняться в квартиру, убрать накопившуюся пыль и впустить свежий воздух. Так странно, что я не вспоминаю здесь о жизни с мамой, а вспоминаю о считанных днях прошлого лета. О том, как мой Гарри доверился, открылся, стал моим. Отныне и навсегда в этих стенах буду помнить лишь об этом. После уборки снова возвращаюсь на почту: я совершенно забыл, что отключил телефон в квартире. Мама отвечает сразу, и по мужскому голосу на фоне понимаю, что решение позвонить было правильным. Мама рада. И немного волнуется. Успокаиваю и обещаю, что мы обязательно приедем с Гарри на ее свадьбу. Летом. Обещаю написать подробное письмо. Так странно, но весь наш диалог умещается меньше, чем в пять минут. Невольно вспоминаю свою прошлую жизнь, когда от мамы не было никаких секретов, когда она знала мое расписание поминутно, всех моих друзей поименно, и это совершенно меня не тяготило. Это все учеба вдали от дома. Она разрывает связи. И не дает ничего взамен. А учебой нас завалили так, что привычному за все предыдущие годы к безделью Гарри пришлось серьезно взяться за зубрежку. Я не давал ему спуску, контролируя выполнение письменных работ и заставляя повторять материалы прошлых лет, если обнаруживал пробелы в знаниях. Пробелов было много. И не уставал тыкать его носом в тот факт, что это результат использования способностей Грейнджер. Если бы читал и запоминал сам, а не со слов заучки, то ему пользы было бы больше, и сейчас не приходилось бы заново выстраивать структуру взаимосвязей знаний между сведениями второго-третьего курса и шестого. Больше всего он страдал от зельеварения, ныл, отбивался, обещал сдать тесты на «Превосходно», но я был неумолим: заучить тесты можно, но в голове будет пусто, потому что предмет надо понимать, а на все курсы у него учебников Принца-полукровки нет. Слагхорн Гарри избегал: в обмен на жидкую драхму яда василиска и банку засахаренных ананасов он отдал необходимые воспоминания сразу после вечеринки. И даже не очень сопротивлялся, когда Гарри предложил этот обмен. Яд был настоящим сокровищем для старого зельевара: вряд ли он использует яд в опытах, но сам факт владения такой редкостью существенно поднимал его авторитет. Но с тех пор Слагхорн держался настороже. Как мы и предполагали, ничего нового из воспоминаний мы не узнали. Как и не знали до сих пор сделал ли Том крестраж в Нагайне: мы не спрашивали, а змея была в спячке где-то в подземельях Малфой-манора. Я бы понадеялся, что Гарри забыл про эту тему о разговоре со Снейпом, сам он не напоминал ни разу, но, вернувшийся после первой разгромной статьи о школе, Дамблдор вызвал его к себе. Скитер постаралась на славу, в своей излюбленной манере проехавшись по предложенной теме о лени эльфов и пренебрежении гигиеной у учащихся. Она даже умудрилась взять парочку интервью и подслушать записных сплетниц о неудобствах ванных комнат — на нашу удачу ей подвернулись гриффиндорки. Грейнджер рвала и метала: фамилии не назывались, но всем было ясно, что это Браун и Патил. Но, как мне кажется, это ее обычное состояние — у заучки был какой-то невероятно гипертрофированный комплекс отличницы и если что-то шло вразрез с ее представлениями, то оно немедленно повергалось остракизму. Особенно она не терпела, если кто-то оказывался лучше нее. А это случалось все чаще, особенно там где требовалась практика. Гарри едва ли не каждый день рассказывал о ее новых стычках с однокурсниками. Даже лентяй Уизли стал объектом ее злобной зависти: несмотря на статус «Предателя крови» он был довольно неплохим практиком с достаточным магическим резервом. И пусть он не мог цитировать книги, но соображал хорошо и реакцию имел отменную. А еще то самое пресловутое воспитание в магической среде: совсем иной принцип понимания мира магии и нюансов. Если бы нам требовались наглядные примеры влияния среды, то магглорожденная Грейнджер и чистокровный придурок Уизли могли ими стать. Вспоминаю кое-что и отлавливаю Блейза Забини в дальнем отнорке библиотеки: — Забини, для кого ты спрашивал про Грейнджер? Итальянец морщится и вращает своими коричными глазами: — Это уже не важно, — разочарованно взмахивает он рукой. — Шлюха. Удивленно изгибаю бровь, и он снисходит до объяснений: — Маклаген и близнецы Уизли. Да охуеть! Эту ханжу распечатали? Не похоже, что так — она бы убилась от раскаяния или пошла вразнос. О чем ему и говорю. — Канделябр не держал, — фыркает он. — Но ты не видел её в «Трёх метлах» после огневиски. Горячая штучка! Ну, это для меня не новость: давно считал, что этой девице не хватало внутреннего стержня в виде члена. А лучше двух. — Тем более. Так ты скажешь? Забини смотрит на меня, как на придурка: — Какая разница, если она больше не интересна. На Слизерине не подбирают после Уизли. И то верно.***
С беседы у директора Поттер вернулся в ярости и теперь бушевал в спальне Тайных комнат, потроша подушки в пух, и костерил директора на все лады, желая ему стать объектом горячей интимной страсти для табуна кентавров, стаи тритонов и парочки горных троллей одновременно. Мне едва удалось спеленать этот тайфун в одеяло и крепко прижать к себе. Он уткнулся лицом в мою шею и шумно дышал, пока не успокоился. — Спасибо, — наконец выдавил он. — Все хорошо. Расскажешь, что на этот раз? — Он опять… Как так можно врать, Аль? Такое вольное обращение с фактами и чужими воспоминаниями, необоснованные домыслы, намеки… — он дергается и начинает выпутываться из одеяла и моих объятий. — Пусти! Я не возражаю, ему должно быть жарко от тепла и адреналина. Гарри ходит по комнате, разминает плечи после моей хватки и отфыркивается от попавшего в лицо пёрышка. — Кричер! — эльф появляется, обозревает пуховое побоище и кружащиеся от движений Гарри пушинки с ясно читаемой иронией на мордочке. — Убери беспорядок, пожалуйста, и замени постельное белье. После того как эльф выполняет приказ, я оборачиваюсь к Поттеру. — Я слушаю, Гарри. — Ты знал, что Дамблдор уговорил прежнего директора не брать Тома на работу? А потом сам ему отказал, потому что Том не понимает в любви? — пожимаю плечами, но молчу, потому что не помню обсуждали мы это или нет. Гарри чешет затылок, а потом стаскивает резинку с растрёпанных волос. — Он мог остаться в Хогвартсе, он считал замок домом! Гарри почти в отчаянии. Ему замок заменил дом на долгие годы. У Гонта дома и вовсе не было. Гарри продолжает сбивчиво рассказывать: — Он же не знал, что Том станет плохим — он был лучшим… как он мог?.. Поттер не бегает кругами, и это настораживает. Он замер перед камином, обхватив себя за плечи, и его голос то затихает, то звонко отражается от каменных сводов. И он не ищет у меня тепла. — Он специально, да? Специально вредил, чтобы Том ожесточился, чтобы убил все хорошее в себе? А я? Все эти статьи, Аль… Меня ведь тоже считают чокнутым ублюдком, благодаря всем этим статьям, — он закрывает лицо руками и тихо стонет. Мы снова словно бредем по кругу в тумане: опять старый манипулятор все мастерски запутал, задурил ему голову, заставил думать о бесполезных вещах. В последних статьях Скитер ни слова про Поттера, я специально проследил. Осторожно подхожу к нему со спины. Как к пугливому зверьку. От страха он может сделать больно. Касаюсь его плеч и притягиваю к себе, когда он расслабляется под моими руками. — Милый, хороший мой. Перестань. Перестань об этом думать. Все, что он рассказал о Томе Риддле, не имеет никакого значения сейчас. И тебе не стоит волноваться, — поворачиваю его лицом к себе и заглядываю в блестящие от слез глаза. — О, детка! Успокойся… Соленые иголочки ресниц щекочут мои губы. Хотел бы я так просто забрать его печаль, как собираю его слезы. Гарри постепенно успокаивается, прижимается все крепче. — Ну, что тебя так расстроило в историях Дамблдора? — спрашиваю, когда его дыхание наконец-то становится ровным. Но тут же предупреждаю, — Только без экспрессии, спокойно. — Дамблдор показал воспоминания домового эльфа какой-то старухи, которая торговала с Бэрком. Том работал в лавке и приходил к ней договориться, чтобы она продала чашу Хаффлпафф и медальон его матери, — Гарри смотрит на меня расширившимися глазами, и вцепляется в мои запястья. — Это тот медальон, Аль, медальон Кричера. Ты помнишь? — Конечно. Кричер же говорил об этом, — киваю я. — Том ее убил? — Не знаю. Она умерла от яда. Эльф ее отравил. — О! — мне невольно приходит на ум первый закон робототехники, с поправкой на окружающую действительность, конечно, — «эльф не может навредить». Но все истории про них опровергают это: могут, и еще как, следуя какой-то собственной не-человеческой логике. Впрочем, при должном старании можно найти оправдание любому явлению, даже самому омерзительному. Историю пишут победители. — И как Дамблдор получил эти воспоминания? — От эльфа… — Гарри замирает от озарившей его догадки. — Откуда Дамблдор знал про эльфа и как он связал это происшествие с Томом? Я одобрительно хмыкаю: — Ответы — убийцы вопросов. — Он знал, кого ему искать. Но ведь чаша и медальон оказались у Тома. — Да, но он мог их купить. Он хотел вернуть имущество своей семьи. Это нормальное желание. Впрочем, это неважно. Даже если он убил старуху, что тебе до этого знания? Том — убийца, это неоспоримо, на его счету много других жертв. Гарри молчит, напряженно о чем-то раздумывая. Потом встряхивает головой: — Ты прав. Я бы тоже хотел иметь что-то от родителей, кроме мантии и альбома с фотографиями. Что-то особенное. Мой милый ранимый мальчик. Надо поторопить адвоката с разборками по поводу дома в Годриковой впадине. Я хочу сделать ему сюрприз к летним каникулам. Должны же там остаться вещи его родителей. Внезапно вспоминаю, про бутылку с воспоминаниями Сириуса: я их так и не посмотрел. Но делать это буду однозначно без Гарри. — Кстати, почему Дамблдор, который продержал Сириуса Блэка в Азкабане двенадцать лет по самооговору, имея на руках эти воспоминания, не инициировал процесс против Волдеморта? Потому что знал, что на самом деле это не доказательства? Гарри опускается на ковер у камина и запутывается пальцами в волосах, приводя их в полный беспорядок. — Это бессмысленно. Зачем они тогда вообще нужны? — Прости, милый, но в каком ты состоянии был сегодня… — я осуждающе цокаю языком. — Если директору надо, чтобы именно ты попытался убить Волдеморта, то это хороший способ тебя заставить. Удивлен, что ты еще не у Тома и не швыряешься в него непростительными. Гарри прячет лицо в коленях и сдавленно стонет. — Я такой идиот!.. Опускаюсь рядом и глажу его по спине: — Нет, Гарри. Ты не идиот. Это у директора дар убеждения и годы практики в манипуляциях. — О да, опутал всех сладкой паутиной! — он кривится, как будто ему в рот сунули лимонную дольку. — Мы должны поговорить со Снейпом, — внезапно резюмирует он. — Вот нахера? — разочарованно тяну я. — Зачем тебе с ним разговаривать? — Потому что Дамблдор сказал, что уже точно выбрал кандидата для связи. Мы должны рассказать про ритуал. Мне хочется разбить себе голову об каминную решетку, потому что это бессмысленно. Но Поттер упрям как хвосторога.***
К Снейпу мы идем через три дня, после ужина. — Добрый вечер, профессор. — Просто вечер, мистер Поттер. Чем обязан? — Мы можем поговорить, профессор? Это важно, — Гарри смотрит ему прямо в глаза. Снейп морщится, как от неприятного запаха, но пропускает Поттера в класс, бесшумной тенью скользит к учительскому столу, садится в кресло и откладывает палочку на стопку пергаментов. От его стремительных движений едва не гаснут огоньки свечей в единственном подсвечнике. Скудное освещение нам на руку, но я на всякий случай проверяю нет ли за мной тени, — мало ли как мантия поведет себя на чужих плечах? — и проскальзываю следом за Гарри. Он останавливается у первой парты, опираясь на нее бедром. Встаю в проходе за ним сбоку, и могу коснуться его плеча и спины, если почувствую, что необходима моя поддержка. На некрасивом лице Снейпа написана усталость. Сейчас, в неверном пламени свечей, его морщины кажутся более глубокими, чем есть на самом деле, а скорбные складки у недовольно поджатых губ накидывают еще с десяток лет. Снова напоминаю себе, что ему всего лишь тридцать семь. Родольфус, просидевший половину жизни за решеткой, выглядит лучше, а ведь он старше и женат на Беллатрикс. Снейп барабанит ногтями по столешнице. Невольно обращаю внимание на его руки: у него аккуратный маникюр, но на пальцах видны несмываемые пятна зелий. Во время занятий я избегаю смотреть на него прямо, даже когда отвечаю на вопросы: я не боюсь его, но разумно опасаюсь привлечь внимание больше, чем обычный ученик. Не для того я шесть лет держался в тени. Он умный и наблюдательный, он может нас поймать. — О чем вы хотели поговорить, мистер Поттер? — его голос сочится ядом презрения на последних словах. Идея использовать мантию-невидимку и пойти с Гарри уже не кажется мне такой глупой. Я не знаю, чего хочу больше — заполучить Снейпа в союзники или чтобы он отказался разговаривать с Гарри, и тогда мы просто уйдем. — О том ритуале, который хочет провести директор, — Гарри нервно закусывает щеку. — Почему вы согласились, профессор? — А почему нет? Дамблдор считает, что вас необходимо держать под контролем, — с нескрываемым злорадством в голосе говорит Снейп. — Вы знаете его действительную суть? — Гарри на всякий случай взял с собой книгу с описанием ритуала. Но она нам не понадобится: Снейп наклоняется к столу и его рот насмешливо искривляется. — Удивлен, что вы тоже соизволили полюбопытствовать. Необычно для вас, — он хмыкает, как будто сказал что-то смешное. — Библиотека есть не только у Блэков. Конечно, я узнал особенности ритуала, в котором мне предстоит главная роль. Гарри вздрагивает от ехидного намека. Снейпу нравится издеваться над моим Гарри, нравится пугать, и он не сомневается в том, кто будет главным. Меня переполняет злость и я всерьез опасаюсь, что волна моей ярости будет достаточно ощутима для опытного в легилименции Снейпа. — Что-то еще? Или вы хотите пожертвовать двадцать баллов за прогулки после отбоя? — Я подумал, сэр, что, может быть, вас заставил директор и, может быть, мы могли бы как-то договориться, найти другой выход, — он не смотрит на профессора. Гарри смотрит на свои ботинки и не видит во взгляде Снейпа того, что вижу я — боль. Мужчина похож сейчас на измученного зверя, который готов умереть в капкане. Который не будет даже пытаться отгрызть себе лапу. Он смирился. Но ему невыносимо больно. Я видел такие взгляды раньше. Такие глаза у пациентов хосписов, уставших от борьбы. Как много может сказать лицо и глаза человека, который думает, что его никто не видит. — Не вижу причин отказываться. Вы молодой, привлекательный, богатый, — это слишком грубо. Слишком даже для Снейпа. Зачем он его так провоцирует? — И Поттер. Гарри зол и смущён откровенной циничностью ответа. И сжимает мантию в кулаках на своей фамилии. Предостерегающе касаюсь его плеча — он не должен сорваться. — И вы все равно согласились, — упавшим голосом произносит Гарри. От его щек можно прикуривать. Мой милый наивный мальчик считал, что Дамблдор использует Снейпа втемную. — Зачем? Вы же ненавидите меня! — Не вас, Поттер, но вы правы — ненавижу, и это делает предложение ещё пикантнее, вы не считаете? — Снейп складывает длинные пальцы домиком и говорит это почти нежно. Все-таки голосом этот мерзавец владеет в совершенстве. Жаль, что исторгает он в основном гадости. Так легче держать людей на расстоянии. — Это месть? Кому? Моему отцу? Или моей матери? — Все-таки вспылил. Надо уводить Поттера, пока он не сказал и не сделал что-то действительно опасное. — Кого вы будете представлять вместо меня? — Заткнитесь! — профессор оглушающе хлопает ладонями по столешнице. — Или я найду более подходящее применение вашему поганому рту. Сомневаюсь, что успехи будут более впечатляющими, чем в зельях. Меня передёргивает от пошлости намека. В конце концов, для Гарри он преподаватель и профессор, его поведение абсолютно неэтично даже с условием разрешения от Дамблдора. Опускаю ладонь Гарри на спину: я с ним, я рядом. Мой мальчик не должен был слышать это. Снейпа не на шутку трясет от злости. Это странно — видеть его таким. И только от Поттера он настолько быстро теряет самообладание. Не секрет, конечно, про их стычки знает вся школа, но почему же такая реакция? Гарри резко разворачивается и идёт прочь из кабинета, едва не сбив меня. У дверей он останавливается, вцепившись в ручку, и говорит, даже не оборачиваясь к Снейпу: — Я хотел вам объяснить, сэр, почему это предложение может стать самой большой ошибкой, посчитав, что вы идете на это против своей воли. И что вам тоже нужен повод для отказа. Но теперь вижу, что это ваше решение тоже, а значит мои доводы бессмысленны. — Что вы в этом понимаете, — зельевар шипит рассерженной гадюкой, но не двигается с места, и я вижу, что у него совершенно точно расходятся слова с делом. Он пользуется тем, что Гарри стоит спиной и не видит мучительного сожаления на лице мужчины. — Вы неблагодарный, самодоволь… — Спокойной ночи, сэр, — вежливо говорит Гарри и невежливо захлопывает дверь, отсекая нас от разъяренного мужчины. Утягиваю Поттера в ближайшую нишу, накрыв мантией-невидимкой, на тот случай, если декан Слизерина решит догнать его для ещё одной порции оскорблений. Или для снятия баллов. Жаль, конечно, что так вышло. Меня неприятно царапнул один момент: насколько сильно бы удивился Снейп, обнаружив, что Дамблдор обчистил сейф Гарри. Чем бы это обернулось для самого Гарри, даже думать не хочу: свое отношение и видение места Гарри в их планируемых отношениях Снейп обозначил более чем явно. Но откуда эта боль в его глазах? Сказал ли ему Дамблдор о том, что они должны умереть? Снейп хитёр и расчетлив, он намеренно портит отношения с Гарри с самого первого урока на первом курсе, но чего он добивается сейчас? Чтобы Гарри сбежал? Или сломался? Это его действительное отношение к Гарри или перенос с родителей? Взвился он на упоминании про них и кого он видит в Гарри, до этого был спокоен и насмешлив. Гарри колотит в тихой истерике. Прижимаю его к стене, привычно нашептывая, что я рядом, не брошу… нежный мой, не плачь, не отдам никому! Он так беззащитно-горяч, что у меня покалывают подушечки пальцев. Надо валить отсюда, не самое удачное место для обжимашек — напротив кабинета ЗоТИ. — Хэй, детка! — поднимаю его лицо, удерживая подбородок, — А Снейп-то тебя похвалил. Недоумение, непонимание, беспокойство… Лучший способ отвлечь Гарри от переживаний — шокировать чем-то неожиданным. — Он сказал, что ты — молодой, привлекательный, богатый. Гарри хмыкает и склоняет голову к плечу. — И твой? — шмыгает он. — И мой, — соглашаюсь и целую этот нежно-вишневый безумно желанный рот.***
На следующий день после занятий увожу подавленного Поттера в Дамфрис: сегодня Остара, сегодня малышка Астеропа обретет магическую крестную. Наше участие в ритуале не требуется: в ритуальный зал Блэк-хауса войдут только женщины — Нарцисса, малышка и кандидатки на роль крестной. Мы же отправляемся на знакомые пустоши Гленкилна. Гарри веселеет при виде моего килта и уже без постной мины вливается в разноцветную празднующую толпу. Его узнают и радостно приветствуют, малыши облепляют нас как обезьянки пальму, подошедший с подростками Макнейр посмеивается над нашими безуспешными усилиями избавиться от маленьких паразитов. Но в наши волосы уже вплетают яркие ленты и первоцветы и тянут к кострам. Мы берёмся за руки и прыгаем сквозь пламя. Раз, другой, третий… У меня кружится голова от переполняющих меня эмоции и чистого весеннего ветра, напоенного ароматами талого снега и быстрой воды, дымом костров и жареного мяса. Гарри счастлив — я вижу горящие румянцем щеки и щедрую улыбку. И веселые глаза. Я рад, что он здесь, со мной, сейчас. Рядом этой ночью. Настойчивый и горячий. Утром умываемся ледяной родниковой водой, от которой сводит пальцы и обжигает скулы, набираем охапку примул, крокусов и вереска, и я аппарирую нас в Блэк-хаус.