***
Следующий день богат на неожиданных посетителей. Сначала пришла Лукреция. Строгий брючный костюм из бежевого твида, неброские, дорогие аксессуары, яркий платок, строгий пучок. Истинно английская леди. Курит, стряхивая пепел в карманную пепельницу. Ароматный дым от тонкой сигариллы, вставленной в длинный мундштук, собирается над ее головой в шар ровной формы. Элегантна как мизерикорд. Какого дьявола она здесь забыла? Приветственно киваю ей, но говорить не пытаюсь. Послушаю, что она скажет. Лукреция докуривает, щелкает пальцами — и дым сгущается, уплотняется в небольшой смолистый шарик, который она ловит в пепельницу. Мило. Она кокетливо взмахивает ресницами и легко улыбается, словно мы на чаепитии у Нарциссы. — Рада, что вы не слишком пострадали, — если бы не змеиный взгляд, я бы ей даже поверил. Наклоняю голову в знак благодарности. Блокнот лежит рядом на столике, я не тороплюсь им воспользоваться. — Знаете, — говорит она, подпустив в голос таинственности, — сначала я подумала, что вы пустышка, мальчик для секса. Как мой безмозглый братик. Вы так же порочно красивы, у вас тренированное тело и, готова спорить, крепкий член. От ее слов я чувствую предательский прилив крови. К щекам. Она довольно хмыкает, замечая это. — Я признаю свою ошибку, — я снова склоняю голову, не пряча смешинки за ресницами. — Было неожиданно обнаружить, что вместе с вами исчез некий сдерживающий фактор. Состояние мистера Поттера в ваше отсутствие влияет на настроения мистера Гонта, это объяснимо, но я совершенно не ожидала, что волнение за вас может нарушить здравомыслие и других его соратников. Можно подумать, я это ожидал. Какие соратники? Ну ладно, Долохов и Макнейр, еще может Люциус, но остальных я даже не знаю. — Это была ваша идея с репатриацией детей, — какие-то нотки в ее голосе заставляют меня насторожиться. Идея не совсем моя, я лишь обнаружил проблему, и решали ее сообща, но такие подробности, видимо, ей никто не удосужился сообщить. Жаль, нет волшебной палочки — кстати, где она? вещи в шкафу, даже обувь и нож, а палочки нет, — но я и невербалкой, наверное, смогу шарахнуть. Хотя бы попытаюсь сопротивляться, пусть она сильнее меня: продемонстрированный мне уровень невербальной беспалочковой магии впечатляет. — О, не волнуйтесь, я не собираюсь вам вредить, — она поднимает узкие ладошки в жесте мира. — Это всего лишь досада. Я вас недооценила. Я все-таки беру блокнот: «Зачем вы пришли?». — Мне стало скучно. Лоренцо капризничает и совершенно невыносим. Захотелось посмотреть на английскую маггловскую больницу изнутри, а заодно сказать вам, что меня привлекают такие неординарные люди, как вы… — она прикусывает нижнюю губку и изучающе смотрит на меня. — Рядом с вами не скучно. О да, немного Поттера в вашу жизнь — и о скуке вы забудете навсегда. Только вот нюанс — я не планирую им делиться. И к себе никого, кроме него, не подпущу. «Мы подружимся.» — Несомненно, — она хихикает, как маленькая девочка. — Кстати, я принесла вам зелья. Не беспокойтесь, не яд — это слишком банально, — обычное Укрепляющее с небольшой семейной добавкой. Так вы быстрее пойдете на поправку, — она наклоняется ко мне, обволакивая ароматом цветочно-сладких духов, и похлопывает ладошкой по сжатому кулаку. — Вы нужны не только Гарри, вы нужны всем. «Спасибо.» Я действительно благодарен ей. Она на мгновение прижимается упругой гладкой щекой к моей небритой и через миг уже стоит у двери, взмахивая на прощание рукой. Зелье я все равно проверяю перед тем, как выпить.***
Следующим приходит мистер Риган — наш адвокат. О случившемся в школе и с Дамблдором он узнал из газет и уже подготовил ряд исковых заявлений от имени Гарри Поттера. Коротко и сухо он сообщает, что основным ответчиком будет Министерство: в конце концов, это оно должно было соблюдать законность передачи ребенка родственникам-магглам, а не подкидывать его ночью на крыльцо, это оно должно было назначить выплаты за использование частной собственности в качестве мемориала. Отдельный иск о соблюдении безопасности в школе, и тут каждым отдельным пунктом стояли вопросы о поле для квиддича, цербере, дьявольских силках, дементорах и оборотне, о контракте с Кубком Огня и недостаточно квалифицированной медицинской помощи. Соответчиком, конечно же, везде был Дамблдор. Придется поторопиться, пока старый козел не умер. — А Кровавое перо? — Не запрещено законодательно, — неодобрительно поджимает губы адвокат. Ладно, с Амбридж мы потом разберемся, сейчас мы создаём прецедент. Для обоснования исковых заявлений и правомочности требований было необходимо получить от Гарри воспоминания, и сделать это следовало с подтверждением — или у нотариуса, или врачами Мунго. От моего имени были подготовлены иски к членам семьи Уизли за нанесение тяжких телесных повреждений и моральный ущерб. С этим было проще — свидетели и даже протокол есть. Расследование еще ведется, сказал адвокат, уже есть сведения, что идейным вдохновителем и источником слухов, что я — последователь Волдеморта, была некая мисс. Я согласился, что некую мисс тоже можно привлечь к ответу, если сведения об источнике подтвердятся. За клевету и подстрекательство. Даже если это ни к чему не приведет — хотя бы напугаем. Сколько можно совать свой любопытный нос куда не следует? Когда адвокат ушел, меня трясло от предвкушения глобального скандала: такое ощущение возникает в горах, когда где-то недалеко начинает двигаться лавина.***
Зелья Лукреции действительно были с улучшенной формулой, потому что уже на следующий день я прошелся по палате, пусть и тяжело опираясь на трость. После этого мой лечащий врач смирился с тем, что я восстановился достаточно для выписки. Мама пыталась уговорить меня побыть дома. Но я чувствовал, что должен вернуться в Хогвартс: дурное предчувствие тянуло камнем внутри и сердце было неспокойно. Мне надо было увидеть Гарри. Я пообещал, что навещу их в субботу. Возможно, даже с Гарри. Кричер аппарировал меня к воротам Хогвартса: возвращение должно быть официальным и зафиксированным чарами. До Больничного крыла я дошел без препятствий. Удивительное пренебрежение безопасностью: десяти дней не прошло после нападения на школу, есть погибшие и пострадавшие, а тут все по-прежнему: заходи, бери что хочешь. Гарри лежал на узкой больничной койке, свернувшись калачиком, сбив тонкое одеяло к ногам, и только медленно текущие слезы и едва шевелящиеся губы показывали, что он не спит. Позвонки проступали сквозь изношенную ткань больничной пижамы. Худой, изможденный, он выглядел хуже, чем в прошлом июне. Бедный мой, совсем себя не жалеет. Я присел на краешек кровати и опустил руку на любимую макушку. Волосы сбились в валенок, как всегда после постоянного использования очищающих чар. — Гарри, детка, я вернулся, — шепотом, чтобы не напугать. Гарри только сильнее зажмурился и губы зашевелились быстрее — Милый, — я легонько встряхнул его за плечи, заставляя развернуться на кровати. Гарри раздраженно зашипел, дернул рукой в поисках палочки и открыл глаза. Взвился, как распрямившаяся пружина. Зажмурился и потряс головой. Растянул сухие потрескавшиеся губы в подобии улыбки. — Ты? Ты жив? Ты вернулся ко мне? — он смотрел на меня как на чудо: с восторгом и недоверием. — Конечно, детка. Я вернулся. Все хорошо, я почти здоров. Все закончилось, — я притянул его к себе на колени. Он прильнул всем телом, как любил, обхватил руками, и спрятал лицо, уткнувшись в шею. Я гладил его по плечам и спине и шептал: — Я вернулся, я с тобой, все хорошо, — и чувствовал, как слезы текут мне за воротник. Маленький мой, настрадавшийся мальчик. Он плакал и, захлебываясь рыданиями, пытался рассказать, что ему ничего не объяснили. Ничего не сказали. Он чувствовал, что мне больно и плохо, а потом меня забрали в Мунго. И опять ничего не сказали. Но Мунго — это плохо, это значит — на грани жизни и смерти. И разные слухи. Он сорвался. И так боялся рассказать о нас, что узнают и навредят, что говорил только на парселтанге. А потом меня забрали из Мунго, и я не вернулся в школу, и кто-то сказал, что, наверное, я умер. И он тоже чуть не умер. Хотел умереть. Потому что без меня… Он поднимает заплаканное лицо и смотрит на меня прозрачными от слез глазами: — Я не могу без тебя. Совсем. — Я тоже. Я тоже не могу, — глаза в глаза, губами в губы. Обнимаю его лицо ладонями. — Сердце мое, жизнь моя, я вернусь к тебе всегда, даже если на это уйдет вся моя жизнь. Где бы я ни был — я вернусь. — Забери меня. Забери. Не хочу здесь… Прямо сейчас! — его голос дрожит от сдерживаемых рыданий. И сам он дрожит. — Хорошо, хорошо, — соглашаюсь я. — Только успокойся. — Что здесь происходит? Мистер Лаудон? Рада, что вы вернулись! — мадам Помфри со строгим видом направлялась к нам от двери. — Мистер Поттер, немедленно вернитесь в постель! Я ссадил насупившегося Гарри с коленей, встал, опираясь на трость и спинку кровати, и спокойно сказал: — Я забираю Гарри. Ему нужно в Мунго. К хорошему врачу, — последнюю фразу подчеркиваю интонацией. — Как вы смеете?! — задохнулась от возмущения целительница. — Вы останетесь здесь, мистер Поттер, пока я вас не выпишу, в противном случае, я вызову сюда директора школы. — Вызывайте, — киваю я. — Сэкономите всем нам время и нервы. Мадам недовольно поджимает губы и отправляет Патронуса, продолжая недовольно сверлить меня взглядом. Гарри переполз на кровати, спрятался за меня в поисках защиты. Злость всколыхнулась во мне с новой силой: всем этим мелким людишкам важно было показать свою мелкую власть, утвердится над более слабыми, над детьми, а чувства и желания детей в расчет не шли совершенно. Редкие исключения действительной любви к преподаваемому предмету и внимания к нуждам учащихся, как наш декан, а ныне исполняющий обязанности директора, и декан Хаффлпаффа, лишь подтверждали общую обстановку. Неудивительно, что Риддла не взяли на работу в школу — Дамблдор никогда бы не допустил до преподавания человека с таким чувством собственного достоинства, непримиримого и не способного лебезить перед ним. Да я за семь лет учебы не видел ни одного психологически адекватного и физически полноценного взрослого человека: начиная с чреды преподавателей ЗоТИ — один другого краше, заканчивая алкоголичкой Трелони. Дверь распахивается и в лазарет улыбчивым мячиком вкатывается профессор Флитвик. — Мистер Лаудон, рад видеть вас! Гарри. Что произошло, мадам Помфри? — выпаливает он на одном дыхании. Я невольно начинаю улыбаться в ответ на его заразительный оптимизм. — Мистер Лаудон хотел забрать мистера Поттера, — возмущенно восклицает целительница. — По какому праву? — Мистер Лаудон, — оборачивается ко мне профессор, — поясните? — Я считаю, что мистеру Поттеру необходимо в Мунго. Судя по его состоянию, здесь недостаточно квалифицированная помощь, — возмущенный вскрик мадам Помфри я игнорирую. Флитвик с улыбкой заглядывает мне за спину: — Мистер Поттер? Вы согласны с мистером Лаудоном? Я скорее догадываюсь, чем ощущаю, как энергично Гарри трясет головой. — Словами, мистер Поттер, — все так же ласково просит профессор. — Да, профе… директор Флитвик, — тихо и робко произносит Гарри, — Можно? — Что же, — маленький профессор раздумывает пару минут, раскачиваясь с пятки на носок. — Не вижу препятствий, молодые люди. Медичка покрывается красными пятнами от негодования: — В таком случае, я удаляюсь! Когда за дверью стих чеканный стук ее каблуков по каменным плитам, Флитвик негромко кашлянул, возвращая наше внимание: — Мистер Лаудон, надеюсь на ваше благоразумие. — Спасибо, директор Флитвик, — я склоняюсь в благодарном поклоне. — Можно еще один вопрос? — Даже два, — хитро прищуривается он и потирает маленькие ладошки. — Спасибо, — улыбаюсь я. Все-таки он лучший! — Где моя волшебная палочка? И второй — можно мы вернемся в воскресенье вечером? Запредельная наглость с моей стороны, но я хотя бы попытался. Флитвик снова заглядывает за мою спину. Я тоже оглядываюсь — Поттер сидит на кровати, подтянув колени к груди и уткнувшись в них лбом. — Ваша палочка, — наконец-то говорит профессор, — к моему большому сожалению, не перенесла столкновения и вряд ли подлежит восстановлению. Я отдам вам ее… то, что от нее осталось. Будет легче выбрать новую. Не думал, что такое простое известие так меня потрясет. Моя кедровая палочка была хорошим, удобным инструментом, и я бы понял разумное сожаление от ее потери, но испытываемое мною чувство было сродни удару под дых. Гарри сдавленно охает. — Поэтому, — продолжает Флитвик, подмигивая, — я разрешаю вам посетить Мунго и лавку волшебных палочек и вернуться в школу до ужина воскресенья. — Спасибо, директор, обещаю, что мы вернемся в срок. — Не сомневаюсь, мистер Лаудон, не сомневаюсь. Хасти! — появившийся домовой эльф почтительно метет ушами по полу. — Принеси мистеру Поттеру его теплую одежду, а потом возьми с моего стола сверток и отдай его мистеру Лаудону. Понял? — Хасти все сделает для уважаемого директора Флитвика. — Благодарю, Хасти, можешь выполнять. Эльф исчезает с легким хлопком. Флитвик смотрит на нас: я все еще стою, оперевшись на трость и кровать, но силы мои на исходе, я еще недостаточно восстановился для продолжительных прогулок; Поттер даже не пошевелился, так и сидит уткнувшись в колени. Сердце заходится от волнения и боли. Мой бедный мальчик, мой сильный мальчик. — Я открою для вас камин, — произносит директор. Эльф приносит одежду и сверток. — Гарри, детка, мы можем идти. Поттер поднимает на меня сухие потемневшие глаза и говорит: — Ты действительно вернулся. Ты — не сон! Кому-то сегодня везет, что у меня нет волшебной палочки!