***
— Как думаешь, мне уже можно на тренировку? — Гарри потягивается с кошачьей грацией, выгибая спину и демонстративно выпячивая задницу. Маленький соблазнительный провокатор… Матч Хаффлпафф — Слизерин перенесли на 31 мая, а Гриффиндор — Рейвенкло — на 7 июня, чтобы потом не отвлекать учащихся от подготовки к экзаменам. Он — капитан, и я понимаю, что для него победа и Кубок Квиддича действительно важны. Как что-то, чего он достиг сам, по собственной воле и собственными способностями, без поблажек и подыгрывания баллами. Но на его демонстративную соблазнительность лишь скептически хмыкаю. Я не собираюсь хитрить: честность обоюдна в соблюдении условий наказания. Я знаю, что он в эти дни к метле даже не прикасался рукоятку протереть, о тренировках и речи не было, но смысл был в самом факте наказания. Поэтому использую диагностическое заклинание — он сам увидит цифры на пергаменте. Сто двадцать девять — и Гарри чуть отворачивается, пытаясь то ли спрятать, то ли удержать гримаску, искривляющую губы в совсем детской обиде. Он не ноет и не пытается выторговать поблажку — и мне это нравится, это взрослая реакция. Ловлю его в объятия, дую в ушко, прижимаюсь щекой к его щеке: — Детка, думаю, что завтра ты достигнешь нужной цифры. Если сегодня не пропустишь приемы пищи и зелий. Про коварство утреннего измерения веса я ему не говорю: у Гарри экстремально низкий вес для его возраста и роста, и он сам прочувствовал за эту неделю все недостатки своего состояния. И не бунтовал, прекрасно понимая, что со слабостью и головокружениями на метле не усидит. О сложных финтах и речи идти не могло. Он радостно кивает и обещает, что непременно, обязательно все съест и выпьет. Поцелуями вытаскиваю из него обещание, что не будет рисковать и сразу же прекратит полет, если почувствует недомогание. У меня свои планы на его тренировку.***
Я знал, что воспоминания Сириуса будут хранить немало неприятного. Но ничего, о чем бы я не думал ранее, чего я не предполагал, я там не увидел. Захламленная кухня в доме Блэков. Толпа Уизли, какой-то бомж, сам Сириус, на которого одинаково щенячьими глазами смотрят Люпин и Тонкс, Гарри рядом за столом. Чем-то разъяренная Молли Уизли, раскрасневшаяся… — Он не ребенок! — раздраженно говорит Сириус. — Но и не взрослый! Он — не Джеймс, Сириус! — Спасибо, Молли, но я неплохо представляю себе, кто он такой, — холодно отвечает Сириус. — Вовсе в этом не уверена! Иногда ты говоришь о нем так, словно это твой лучший друг воскрес! — Молли кривится, бросая взгляд на притихших парней, сидящих на дальнем краю стола, которые тут же замолкли и навострили уши. Как будто хотела сказать что-то другое, но передумала в последний момент — Что в этом плохого? — невинно и сонно интересуется Гарри. — То, Гарри, что ты — не твой отец, как бы ты ни был на него похож! — отвечает миссис Уизли, по-прежнему прожигая глазами Сириуса. — Ты еще учишься в школе, и взрослым, которые за тебя отвечают, не следует об этом забывать! — Ты хочешь сказать, что я безответственный крестный отец? — гавкает Сириус. — Я хочу сказать, что ты, Сириус, имеешь склонность… к безрассудным поступкам… Картинка меняется. Кухня дома в Годриковой впадине. Наверху плачет ребенок, слышны шаги и женский голос. Молодой Сириус отсасывает Джеймсу Поттеру. Я смотрю на отца Гарри. Почему все говорят, что они похожи, мол, одно лицо? Ну да, в статике может и похожи, но в динамике — вообще другая мимика, другое выражение глаз. Снейп был прав: папаша был надменным мерзавцем. И мой не лучше. Почему-то испытываю омерзение к этим двум. Самодовольные тупые ублюдки. Семьи не позволили им официально быть вместе — слишком близкое родство у Вальбурги с Орионом и у Сириуса с Джеймсом непременно привело бы к категорически печальным последствиям у потомства. И поэтому Джеймс женился на Лили Эванс… — Джеймс… Джеймс… Заканчивайте там и поднимайтесь! — звонкий голос Лили звучит почти в унисон с финальным стоном папаши Поттера. Интересно, а она знала о них? Женщины бывают удивительно слепы и удивительно прозорливы, когда дело касается их мужей. — Блядь! Достала… — зло бросает Джеймс и поправляет одежду. Сириус сидит на пятках у его ног и довольно улыбается. Сыто. Преданная псина. Картинка меняется. Темный коридор в доме Блэков, Сириус как тать заглядывает в приоткрытую дверь. В комнате единственная свеча у кровати. Гарри спит. Одеяло сползло в сторону, обнажив тонкую мальчишескую фигуру. Совсем еще ребенок. Сириус издает хриплый вздох и закрывает глаза ладонью. Вторая рука сжимает напряженный член. — Джеймс… Джеймс, я проклят… — шепчет он. Снова смена картинки. Темный коридор Хогвартса. Юный Сириус стоит в нише, закусив кулак. На ресницах блестит слезинка. У стрельчатого окна Поттер прижимает Лили к подоконнику, пытаясь сорвать поцелуй и предлагает встречаться. Та кокетничает, капризно надувает губы, накручивает на палец рыжий локон и не соглашается: говорит, что ей надо подумать и она ответит после рождественских каникул. Смена картинки… Захламленная кухня дома Блэков. Снейп и Сириус. — Он — бездарный высокомерный засранец! — Снейп олицетворяет собой презрение: прямой как палка, подбородок вздернут, руки сложены на груди. — Не смей приставать к нему, Снейп. Я тебя насквозь вижу! — Сириус пьян в дымину, он сжимает палочку, но вряд ли сможет сейчас ею воспользоваться. — Что? Боишься, что я снова буду первым у Поттера? — Снейп издевательски нарочно подчеркивает голосом каждое слово. — Или снова хочешь чувствовать себя… причастным? — Сука! — Сириус кидается на Снейпа по-маггловски, позабыв про палочку, целясь кулаком в лицо. Тотчас отлетает к стенке и безуспешно пытается собрать в кучу конечности. Если он столько пил, что едва держался на ногах, то я прямо удивлен, что он до Арки Смерти дошел и нигде по дороге не убился. Надо уточнить у Долохова: его точно туда Белла толкнула, а не сам упал, споткнувшись об собственную ногу? — Остынь, песик. Я прекратил уроки с Поттером. И на его задницу не покушаюсь, — Снейп направляется к выходу, но останавливается в дверях и бросает на прощание. — Пока не покушаюсь. Мне редко достаются приятные дела. Очередной переход. Обед в Большом зале. Джеймс подбрасывает и ловит снитч, оглядываясь по сторонам с крайне высокомерным видом. Бледный Сириус с нервным лающим смешком спрашивает как у него дела с Лили. А глаза больные. Такие же глаза у Люпина и Петтигрю, которые смотрят на Сириуса. Он их не видит. Или делает вид. — Никак. Чертов Снейп, он не дает Эванс со мной общаться, — морщится Джеймс. Петтигрю угодливо хихикает: — Я слышал, его не интересуют девушки… — Ну-ка, Хвостик, поподробнее, — вскидывается Поттер. Сириус морщится как от боли и вперивается взглядом в лицо Питера. — Я подумал, может он мешает вам встречаться вовсе не потому, что ему интересна Эванс… — голос Хвоста тише с каждым словом: под безжалостно-презрительным взглядом Блэка он заливается румянцем и нервно теребит салфетку. — Ты хочешь сказать, что ему интересен я? — с угрозой спрашивает Поттер. Он поворачивается к столу Слизерина. Снейп сидит к ним спиной, уткнувшись в книгу. Потрепанные вещи, неопрятный вид, взгляды по сторонам искоса, украдкой. Он больше похож на прежнего Гарри, чем Гарри похож на собственного отца. — А что? — хлопает его по плечу Сириус. — Хорошая выйдет шутка, если ты подыграешь… В его глазах знакомые огонечки безумия… Следующая сцена. Какой-то ресторан. В закутке у туалета нарядный Сириус обнимает за шею бледно-зеленого, как инфернал, Люпина и, захлебываясь пьяными слезами, рассказывает как любит Джеймса. В зале гости стучат вилками по бокалам . Люпин обнимает Сириуса, гладит его по спине и украдкой целует в висок. Блэк отшатывается, отталкивает Люпина к стенке и уходит к заднему выходу, держась рукой за стену. Люпин съезжает спиной по стене и тихо отчаянно стонет, закрыв лицо руками. В следующий момент меня дергает вверх в темноту, и я оказываюсь в Тайных комнатах перед Омутом Памяти. Долго стою перед ним, вглядываясь в мутные завитки: никак не могу решить — уничтожить эту похабную больную дрянь или оставить на всякий случай. Что может стать этим случаем — я даже не хочу представлять, но воспоминания все-таки возвращаются в бывшую бутылку из-под огневиски. Долго отмываюсь в душе почти под кипятком. Из всего увиденного меня наверное больше всего поразило подтверждение моих мыслей о нездоровом вожделении Сириуса своего крестника. Причем в том возрасте и виде, когда даже у меня Гарри вызывал лишь желание обогреть и накормить. Все остальное было лишь подтверждением моих догадок. Даже Снейп. Первый у того Поттера. Боги, это же банально, пошло и грустно! Смешно. Первый красавчик школы, спор на невзрачного изгоя, многоугольник отношений… Не удивительно, что в виновности Сириуса никто не сомневался — все знали, что он безбашенно влюблен в Джеймса, что демоны ревности и безумия могли довести его до предательства. Кто будет обращать внимание на страдания мелкой крысы и жалкого неудачника, когда рядом такие вулканы страстей? В Хогсмид я не пошел, остался внизу, разобрал вещи, которых скопилось немало за год, перебрал записи Гарри с переводами. Вызвал Кричера — отправил все на Гриммо. И все равно не мог выбросить из головы Снейпа. Этого из воспоминаний. И его разговор с Гарри. Вопросы. Вопросы… Знал ли Дамблдор, за что Снейп так ненавидел Джеймса Поттера? И за что он чувствовал большую вину? За смерть бывшей подруги? Или бывшего возлюбленного? Мог ли Снейп любить Джеймса Поттера до сих пор? Мог. Его Патронус до сих пор лань. Такой же, как у Лили, — пара оленю Джеймса. После всего, что было. После стольких лет… О, боги!.. Понимание чужой боли почти осязаемое. Даже Волдеморт в худшие свои времена не выворачивал так души своим последователям, а смерть предпочитал дарить быструю и почти безболезненную от Авады. Дамблдор же с виртуозностью инквизиторского палача ломал каждую кость, вытягивал каждую жилу, запутывал речами и хитростью выбивал признания в мнимых преступлениях, и с наслаждением псоглавца наблюдал, как люди корчатся от невыносимой душевной боли. Его хочется выкопать, поднять и умертвить еще пару раз с особой жестокостью.