Чистый

      Зима в Питере непривычно снежная, мягкая, такая, что хлопьями прямо в лицо, до счастливых морщинок в уголках глаз и соблазна снова вернуться в детство.       Арсений упал в сугроб трижды, прежде чем дошёл от такси до подъезда, оставляя после себя почти произведения искусства.       — Это ангел! — кричал, указывая на смазанный силуэт, а Антон только подкатывал глаза и ловко подставлял подножку, чтобы уронить Попова в снег снова.       Арс визжал и вырывался, не заботясь о дороговизне пальто, катался в снегу и успевал отстреливаться от Шастуна. Тот норовил макнуть Арсения в особенно чистый и пушистый сугроб лицом, но где-то на полпути четко выстроенная стратегия сыпалась фонтаном из снежинок на голову.       Счастливой случайностью не потеряв телефон, хватая тот в последний момент и то только потому, что он зазвонил, Арс замёрзшими пальцами рыскал по карманам, но нашёл ключи только тогда, когда Антон успел дважды подкатить глаза, делая это исключительно из нежной вредности, какой обычно дразнят, чтобы потом получить что-то приятное.       — Да, мам, да, дома, — щёлкали замки и ещё только что снег стекал каплями по волосам и щекотал щеки и шею. — Все в порядке, мы ... Решили прогуляться, подышать свежим воздухом.       Шастун показательно приоткрывает рот, ведёт головой в сторону, мол, ах вот оно что, теперь это так называется.       — Все в порядке, мамуль, правда, — Арсений устало вздыхает, тепло улыбается и, кое-как придерживая телефон попеременно плечом и рукой, справляется с обувью. — Как вы? Отец же вызвал трезвого водителя, правда? О, хорошо-хорошо ...       Антон краем уха слышит голос в динамиках, Вера Васильевна что-то оживлённо рассказывает, кажется, упоминая имя отца, а Арс только усмехается в ответ, неспешно справляясь с пуговицами на пальто.       — Мамуль, все ... — Арсений вздыхает громче и глубже, отводит взгляд куда-то в сторону и даже руку опускает, не расстегнув последние пару пуговиц. — Все в порядке, правда...       Шаст выглядывает из-за его плеча, чуть щурится, но быстро отвлекается на свою куртку и обувь, шурша где-то возле двери.       — И ... И с ним тоже все в порядке, — Арс мнётся, но только для того, чтобы кое-кто, с кем «тоже все в порядке», не навострил сейчас уши, но поздно. — Ма-ам... Никого вы не напугали и нет, не смутили.       Антон теперь демонстративно выглядывает из-за плеча, выразительно вскинутыми бровями как бы спрашивая, о чем это там они говорят, но Арс показательно поджимает губы, мол, хоть ты не начинай.       — Все прошло замечательно, слышишь? Нам все очень понравилось, особенно десерт и ... — Арсений прикрывает глаза и Шаст краем уха улавливает непрерывную эмоциональную речь, жаль только, что слов не разбирает. — Мамуль, все в порядке. И ему тоже все понравилось.       Антон кривляется, поджимает и чуть вытягивает губы, поднимает брови и строит качественные гримасы изумления и смущения такими темами у него под носом, но все это напускное. И чтобы доказать это, Арс не больно, но ощутимо щипает его за рёбра. Антон шипит, хмурится и жестом грозится сейчас забрать телефон и закончить все на своих условиях, но в последний момент отмахивается, мол, живи.       — Отдыхайте, мамуль. Доброй ночи. Да-да ... И папе. Мы потом ещё созвонимся и договоримся насчёт дачи, ладно? Да-да, — Арсений отвлекается на какие-то детали, но когда чувствует, что с него деликатно стягивают пальто, улыбается и помогает, перехватывая телефон и высвобождая руки из рукавов.       Шаст отряхивает с дорогой вещи остатки снега и оставляет висеть в прихожей, а сам уходит в ванную, через секунду шурша водой.       — Будем на связи. Да. Ещё раз спокойной ночи, целую вас. Пока, — Арс наконец-то отключается и откладывает телефон на ближайшую тумбочку. Устал. Приятно устал. От такой усталости не горько и плечи ссутулить.       — Все успели обсудить? — Антон возвращается из ванной с пиджаком в руке, Арс усмехается, знает, что он мечтал избавиться от него весь вечер.       — Они беспокоятся, что ... — Арсений не сразу подбирает нужные слова, провожает взглядом Шаста от двери в ванную до дивана в гостиной и разводит руками. — Они беспокоятся, что тебе было некомфортно. Что ... Испугали тебя, смутили. Я не знаю.       Арс вздыхает, как в последний раз, и жалостливо сводит брови, всем своим видом умоляя не развозить сейчас эту тему ещё больше.       — Если бы они знали, какой их сын вертлявый хитрющий лис, — Антон многозначительно кивает, оставляя пиджак на подушках и расстегивая сразу несколько верхних пуговиц на рубашке. — И что он затащил меня в ресторан под предлогом свидания, но никак не юбилея его отца ...       — Ну, Антон ... — Арсений откровенно канючит, поджимаемый изнутри стыдом.       — А я ещё думаю, что ты так в этот костюм упёрся, вот только этот и ещё все пуговицы застегни! — Шаст как раз справился с пуговицами на манжетах и теперь подкатывал рукава. — И подгонял так ... Столик заказан, столик заказан ...       — Ты бы не поехал, если бы я сказал правду, — Арс виновато кусает губы.       — Конечно, нет, — Шастун даже не пытается юлить.       — Но ведь все хорошо прошло, — Попов цепляется за тонкую спасительную ниточку, провожая Антона взглядом от дивана к бару.       — Не так я представлял наш ... — Шаст обводит пустым бокалом пространство, выуживая из головы нужное слово, но таки оборачивается к Арсу. — Как это называется?       — Каминг-аут, — Арсению сил хватает улыбаться уголками губ.       — Так вот это был полный аут, Арс, — Антон поддевает пожёстче, но все это нарочно, чтобы не спустить легко с рук, так-то злиться на Арсения не может. — Но, отдать тебе должное, паршивец, ты знал, что я не сбегу.       — А мне показалось, тебе ... — Арсений чуть щурится и улыбка на губах приобретает лукавый оттенок. — Что тебе понравилось.       — Тебе показалось, — Антон прячет ухмылку и разливает вино по бокалам, чтобы после поднести один из них Попову. — Мне было пиздец как страшно, Арс. А знаешь, почему?       — Почему? — он медленно перенимает тонкую стеклянную ножку, но не торопится пить, неотрывно смотрит в глаза напротив, а внутри все неприятно сжимается. Неужели правда все настолько плохо?       — Потому что я охренел от такой встречи, Арс. Был не готов и ... — Шастун вздыхает и вдруг улыбается, смягчаясь и в голосе, и во взгляде. — И очень боялся произвести плохое впечатление. Я-то в курсе, какая у тебя семья. Отец профессор, мать — через слово классиков цитирует. А я перед ними кто? Воронежский матюкливый уебан? Вот, пожалуйста. Даже сейчас не могу других слов подобрать.       Оба рассеяно смеются, отводя взгляд каждый в свой бокал, но встречаются глазами снова, когда Антон начинает говорить.       — Я не исключал этой встречи, Арс. Нашего такого знакомства, но мне было слишком важно понравиться твоим родителям. Веришь-нет, но я впервые прям так ... официально и, блин, да я чуть не сдурел от страха. Заикаться начал, по-моему, — отшучивается, но только потому, что страшно очень до сих пор. — У меня отец твой что-то спрашивал, а я как придурок какой-то, не могу два слова связать. А мама ... Для меня так непривычно было, что кто-то, кроме родственников может расспрашивать о моих родителях, о моей жизни, детстве. О здоровье. У тебя офигенные родители, Арс. И они тебя очень сильно любят. Очень. И ... И если что-то было не так, может, я со стороны выглядел ещё хуже, чем мне казалось. Может, хуйню какую-то нёс, но я правда очень старался прыгнуть выше головы, только чтобы им понравиться. Чтобы они знали, что их сын не идиот и выбрал хорошего человека.       — Тебе не нужно пытаться прыгнуть выше головы, Шаст, — Арс улыбается и пальцами, какими сжимает ножку бокала, задевает горячие и все ещё нервно подрагивающие. Родные. — Ты понравился моим родителям таким, какой ты есть на самом деле. Мой отец тебя сразу вспомнил ещё со сборов, представляешь? А мама ещё долго умилялась твоей неловкой суетливой нежности, когда ты после каждого вопроса или ответа пытался поймать мой взгляд. И я люблю тебя таким, какой ты есть. Ты уже стал лучше. До неузнаваемости с момента нашей первой встречи. Старше. Выше. Лучше. А теперь ... ещё ближе. Ближе ко мне и моей жизни.       — Не пытайся меня сейчас задобрить, — Антон обиженно-гордо, прячась и пряча за этой напускной обидой, ведёт подбородком вверх и поджимает губы, но улыбка шепчет о смущении. — Я все равно обижен на тебя за эти твои хитрожопые махинации.       — Хочешь, чтобы я извинился за это? Или ... — Арс медленно приподнимает брови, нащупывая лукавость. — Или хочешь выставить встречное условие? Говори, по глазам вижу, придумал уже что-то.       — Я тебе прощу твою хитрожопость, Арс, — Шаст соприкасается тонким стеклом бокала с соседним, но без звона, тихо-тихо.       — ... Если? — точно предугадывает Арс.       — Если ты поедешь со мной в Воронеж на Рождество. Не уверен, что ты подходишь под все пункты идеальной невестки для моей мамы, но ... — Шастун не договаривает, волнительно кусает губы и все ещё отшучивается, пряча смущение, но моментально преображается в лице, когда в его бокал со звоном врезается другой.       — По рукам. Билеты сам возьмёшь? Тебе мой паспорт нужен? — сделку благородно скрепляют глотком вина, а чуть позже — на брудершафт, дурачась и смеясь.       До утра Арс не передумал. Более того, он вернулся к тем мыслям, которые слишком долго в его личной библиотеке важных мыслей лежали в коробке «не ворошить» и даже не пытаться.       Слишком долгие и «тошнотворно-серые» годы одиночества успели навести в его жизни и голове свои порядки, потому когда появился некий Антон Шастун и раскрасил серый мир, некоторые из особенно упрямых убеждений и мыслей прям таки били набат и истерили в лучших традициях девочек-подростков.       Не трудно было впустить в свой мир, труднее оказалось переделать свой мир так, чтобы человеку было в нем комфортно.       Арс проснулся раньше, первым привычным делом пошёл в душ и долго смотрел, как вода стекает по пальцам ног дальше и дальше, водоворотами ускользая в маленькие отверстия слива. Вместе с этой водой он планомерно избавлялся от самых упрямых и настойчивых мыслей и убеждений. Они упирались сомнениями, пробивались под кожей мурашками, но через пять-десять минут, полчаса — отпустили, исчезая в чёрных дырах слива.       Когда Арс вернулся в спальню, Антон уже не спал. Что-то искал в телефоне, изредка хмурясь и первое, что он спросил, оказалось до улыбки предсказуемо:       — Не передумал? — судя по тому, что Шаст отвлёкся от телефона, вполне вероятно, что там был открыт сайт ржд.       — Поговорить хотел, — Арсений улыбается уголками губ, переминается босыми ногами по полу.       — А-ага, поня-ятно... — Шасту всегда трудно сдерживать эмоции, те сами на лицо лезут, потому и сейчас тянет не без заметного разочарования.       — Ну вот ты снова себя накручиваешь вместо того, чтобы сначала выслушать, — Арсу и самому непросто, от волнения потряхивает и пальцы сжимают что-то в кулаке сильней.       — Ничего я не накручиваю, просто знаю твои эти заходы в стиле «нам надо поговорить», ага, — Антон кивает своему горькому опыту и откладывает телефон. — Иди сюда. Давай-давай, будем твои разговоры разговаривать, разговорчивый ты мой.       Арсений мнётся, щиплет пальцами ног холодный пол, но решается подойти ближе, вот только не успевает сориентироваться, когда Шастун неожиданно резко притягивает его к себе за обе руки и роняет на кровать, прижимая свои телом. И уже тянется за поцелуем, когда нащупывает враждебно крепко сжатые в кулак пальцы.       — Это что ты там ... — он недоверчиво косится на руку, которую невозможностью сцепить пальцы придерживает за запястье. — Арс?       — Вот об этом я и хотел поговорить, — бедняга вздыхает так громко и тяжело, что Шаст приподнимается на локтях, только бы не давить на грудь и заодно лицо повнимательней рассмотреть.       — Так обычно тесты эти всякие «беременные» подсовывают, — отшучивается, но волнение резонирует внутри состоянию Арсения, липнет к животу, неприятно щекочет. — Ну ты же не ...       — Дурак, что ли? — Арс почти жалостливо поджимает губы и отводит взгляд, поворачивая голову, но горячая ладонь возвращает все на прежнее место, а нежные, пусть и нервозные прикосновения пальцев, умоляют снова посмотреть в глаза.       — Арсень ... Чего там у тебя? — Шаст спрашивает совсем другими голосом, все ещё боязливо поглядывая на упрямо сжатые пальцы.       — Шаст, ты ... — Арсений в один момент, кажется, перестаёт дышать вообще и безбожно кусает губы, а тогда размыкает пальцы, приоткрывая ладонь. — Ты бы хотел ... Переехать ко мне?       Антон балансирует на тонкой грани между убить и поцеловать, обнять и задушить, признаться в любви в который раз и поклясться, что однажды за такие выходки он Арса просто прибьёт нахрен, однажды, но вместо всего этого глупо смотрит в глаза, приоткрывая и снова поджимая губы.       — Ты... ты правда этого хочешь? — он не успевает договорить, когда Арсений несколько раз коротко кивает и добавляет почти неслышно:       — Очень хочу, — и полностью отпускает пальцы, открывая ладонь с ключами в ней.       Антон вместо тысячи слов и всевозможных ответов просто наклоняется и целует. Целует долго, трепетно-нежно, вылизывая недавние укусы и оставляя новые, мягкие, и бесконечно улыбаясь, пока пальцы соскальзывают с тонкого запястья к ладони, переплетая пальцы и одновременно с этим сжимая в немом, но уверенном и громком согласии ключи от теперь уже их общей квартиры.