Большая Игра

Обычно Большая Игра выбрасывала участников в имитацию будущего или, по крайней мере, настоящего. Единственное, что не менялось за всю историю, — два уровня, на которые делился игровой сюжет. Но каждый год распорядители придумывали для обоих уровней что-нибудь эдакое, чтобы зрители не заскучали. В первый раз это были джунгли, и с тех пор логотип Большой Игры — сплетённое из тропических лиан колесо. Сколько Адам себя помнит, во время Игры они всей семьёй каждый вечер собирались у домашнего экрана — по закону он должен работать круглосуточно, а родители Адама всегда были законопослушными гражданами. Если в обычное время на экране были дикторы, раз за разом напоминающие зрителям, как важно чтить идеологию их стабильного и счастливого Государства, то во время Игры картинка становилась куда интереснее. Кейл, младший сводный брат Адама, который периодически жил с ними, пока его родители были в командировках, усаживался на пол перед экраном, занимающим большую часть стены, и в восторге комментировал происходящее: чужой успех, чужие приключения, чужую смерть. Кейл мечтал стать диджитал-архитектором и проектировать реальность Игры, и такое будущее было вполне реальным, учитывая, что их семьи работали в администрации президента. Кейл, как говорила мать, «стремится реализоваться в жизни». Адам, по её мнению, реализоваться не стремился: с самого детства он хотел писать песни и петь. Проблема в том, что в их стабильном и счастливом Государстве это запрещено. «Прослушивание, публичное исполнение или воспроизведение музыки» — от административного ареста до уголовки на несколько лет. Колесо на экране крутится, имена лидирующих игроков меняются. «Только движение, только успех!» — говорит ведущий. На взгляд Адама, это скорее про хомячка в колесе. Беги, пока можешь, и постарайся делать это эффектно, тогда зрители будут довольны. А потом сдохни — тоже по возможности эффектно. Через двадцать с лишним лет Адам увидит это колесо не на экране, а на цифровом небе Игры — прямо над собой. *** В этом году распорядители отправили их в прошлое. В виртуальное, конечно, хотя картинка перед глазами максимально реалистичная. Вокруг них полуразрушенный город — таким, каким он был, когда они ещё не родились. Город после Чёрного года: развалившиеся здания, горы мусора и камней на улицах, ржавые скелеты давным-давно брошенных автомобилей, одичавшие собаки, стаями охотящиеся на тех, кто отбился от своей группы. Всё как в учебниках истории: год, когда страны перестали существовать такими, какими их знали, и появилось новое всеобщее Государство. — Интересно, если бы вот в этом времени люди поступили иначе, может, и не было бы всего этого дерьма в будущем? — Брэд возится с консервной банкой и ржавой отвёрткой, пока Адам обшаривает полки в поисках чего-нибудь производящего огонь. Брошенный магазин с выбитыми стёклами и слоями цементной пыли на полу — классическая локация, где игроки могут найти еду и что-нибудь полезное для выживания. Стоит проследить, чтобы другая команда не попыталась у них эту локацию отбить, но вряд ли это случится в первый же день: обычно все до последнего оттягивают необходимость драться на смерть. Других способов победить в Игре нет, зато есть миллион способов убивать, в отличие от реальности, в которой право на убийство есть только у Государства. Но сейчас они освобождены от законов. «Единственное правило Игры — в Игре нет правил». — Давай я, — говорит Нил, и Брэд нехотя отдаёт ему банку и отвёртку. Нил справляется за несколько секунд: вероятно, навык вскрывания дешёвой еды подручными инструментами — результат жизни в Нижнем городе. — Не знаю, — наконец отвечает он, возвращая банку Брэду и принимаясь открывать остальные. — Люди всегда сами находят себе господ, а потом не могут из-под них вылезти. — Философски, — Брэд чокается своей банкой с Нилом, а Адам наконец находит работающую зажигалку и поджигает сигарету из пачки, которую он минуту назад обнаружил у кассы. Барри берёт банку со стола и возвращается к дверям: ближайшие пару часов он дежурит у их логова, потом его сменит Адам. — Итак, у Нила больная мать, у меня тюрьма, а ты на кой чёрт в Игре? — Брэд подходит к сидящему на пороге магазина Барри и опирается плечом о дверной косяк, демонстрируя, что спихнуть его с темы беседы в этот раз не получится. Барри несколько секунд смотрит на него нечитаемым взглядом, после чего, почти не шевеля губами (или их просто не видно за бородой, боже, как ему с ней не жарко?), произносит: — У меня была жена. Брэд молчит. Адам делает новую затяжку и медленно выдыхает дым. — Полгода назад её посадили в тюрьму. Месяц назад убили. Нил тихонько отставляет свою банку на стол. — «Пропаганда антигосударственной деятельности». У неё было издательство, и она выпускала книги, которые в других местах выпускать отказывались. — А тебя почему не загребли? — тише, чем обычно, говорит Брэд. — На меня ничего не нарыли, хотя было что нарыть. Повезло. Но издательство арестовали и распродают. — И ты хочешь его вернуть? — Нил всё так же не притрагивается к своей банке. Кажется, этот парень куда более впечатлительный, чем хочет казаться. — Побеждаю в Игре — получаю деньги и выкупаю издательство. Хотя бы часть. Проигрываю… по крайней мере, на том свете меня есть кому встречать. Если этот разговор прямо сейчас транслировался в основном эфире, то распорядителям наверняка пришлось очень быстро пустить рекламу. Эта мысль заставляет Адама усмехнуться, но, к счастью, никто не обращает внимания. На языке ощущается горечь: сигарета дотлела до фильтра. — Значит, надо победить, — говорит Нил, глядя на свои руки. Адам поджигает новую сигарету. Хороша компания: куда ни плюнь — серьёзная мотивация. И Брэд, и Барри, и этот чересчур заботливый и инициативный Нил с его охренительно светлыми глазами, от которых Адаму каждый раз сложно оторвать взгляд, — у всех в команде есть причины выжить. У всех, кроме Адама. Но, по крайней мере, его цель куда легче достигнуть.