Большая Игра

Ещё до того, как открыть глаза, Адам улыбается: рядом слышны голоса всех троих, и, кажется, с ними всё в порядке. На пробу двигает пальцами рук и ног: отлично, его не переломало под завалами, и, значит, он не будет обузой для команды. Правда, голова ощущается раз в пять тяжелее, и, пока он пытается повернуться на бок, в ней будто бы перекатываются металлические шарики, крохотные, но очень тяжёлые и очень громкие. — Адам? — это голос Нила; Адам всё ещё не открыл глаза и, если честно, не стремится. — Адз, мать твою, ты конченый, ты просто конченый, господи, я тебя ненавижу, оклемаешься — надеру тебе зад, так и знай… — Я тоже тебя люблю, бро, — он смеётся, кое-как разлепляя глаза, пока Брэд садится на корточки рядом с его головой. Кстати, да, Адам лежит на деревянном полу, под головой — его же рюкзак, и кто-то укрыл его своей курткой. Над ним потолок, откуда-то просачивается солнечный свет — значит, уже утро. — Чё как? — интересуется Брэд, стараясь говорить не очень громко. — Живой, к сожалению, — Адам кое-как устраивается на бок, ощущая каждую выпуклость неровного пола, как будто всё его тело — один сплошной синяк. — Ты?.. — Порядок. Поцарапался, но всё ещё в состоянии надавать тебе по шее. — Дождись, пока я перестану хотеть блевать. — Это может быть сотрясение, — Барри ставит у двери рюкзак Брэда и забрасывает на плечо свой. Судя по тому, что Адам успел рассмотреть, они находятся в доме, состоящем из одной крохотной комнаты, и из предметов тут только стол, несколько стульев, сломанные книжные полки и давным-давно засохший фикус (вот это реалистичность). Значит, подземелья остались позади. — В этом КПП явно уже кто-то был, — добавляет Барри. — Нас обгоняют. — Идите вперёд, я догоню. — Ага, щаз, — фыркает Брэд и поднимается на ноги. — Через дорогу старый склад, там может быть оружие. Мы с Барри проверим, делов минут на двадцать. А Нил тебя за это время на ноги поставит. — Не обязательно со мной возиться, я в порядке… — Адам отрывает голову от своего рюкзака и со стоном кладёт обратно. — Заметно, — отзывается Нил. — Мы быстро, туда и обратно, — Брэд поднимает свой рюкзак, пока Нил садится на пол рядом с Адамом. Когда Барри закрывает за ними дверь, вокруг становится очень тихо. За последние сутки Адам успел отвыкнуть от тишины. Будто Игра началась не вчера, а месяц назад. Будто до Игры вообще ничего не было. — С Барри всё о’кей? — нарушать тишину почти физически трудно, но и молчать в присутствии Нила слишком неловко. — Да, бодрее некуда. Замотали ему плечо, вроде не жалуется. Он вообще не похож на человека, которому можно навредить, скажи? — Да уж, — усмехается Адам, кое-как привставая на локтях. Нил придерживает его под спину, и через несколько секунд Адам вполне самостоятельно сохраняет сидячее положение. Они снова молчат, и, если честно, Адаму хочется свернуться у него на руках и забыть события этой ночи и вообще всю Игру как страшный сон. — Я знаю, зачем ты здесь. Лучше бы они всё-таки молчали. Адам смотрит перед собой, но буквально чувствует на себе взгляд этих невыносимо светлых глаз, сдаётся и поворачивается к Нилу. Через несколько секунд выжимает из себя: — Не говори остальным. — Ты сам им скажешь. — Нет. — Они имеют право знать. — Будет только хуже. — Брэд и так догадывается. Думаешь, зачем он приставил меня к тебе? — Ты не обязан… — Это была моя инициатива. — В любом случае, — он упирается взглядом в свои колени, но говорить от этого не легче, — это не важно. — Ты болен? — Нил долго смотрит на него и, не получив ответа, добавляет: — Должна быть причина. — Шизоаффективное. Но причина не в нём. — А в чём тогда? — Это не так просто, — Адам закрывает глаза, и либо у него действительно сотрясение, либо от этого разговора его начинает мутить. — Так потрудись объяснить, — очень чётко произносит Нил, и от этой интонации бегут мурашки: впервые за всё время их общения в его голосе слышна реальная злость. — Кроме нас в Игре ещё десять команд, тридцать шесть долбаных человек, которые сделают всё, чтобы мы сдохли по дороге, и это без учёта окружающей реальности, которая тоже пытается нас прикончить. Нас четверо, и всё, что мы можем делать, это защищать друг друга, так какого чёрта ты решил, что можешь взвалить это на нас… — Я не хотел это ни на кого взваливать, это не ваша проблема… — Уже наша. — Если тебя волнуют шансы на победу, то я помогу вам дойти до конца и… — Да в задницу победу, — почти рычит Нил. — Мы. Не. Дадим. Тебе. Умереть. Опять чувство, будто эти серые, стальные глаза просвечивают его насквозь. Адам терпит ещё несколько секунд и отводит взгляд. Они снова в абсолютно отвратительной тишине, но времени до возвращения Брэда и Барри не так много, так что скоро этот разговор должен закончиться, по крайней мере, Адам на это надеется. — Нил, пожалуйста… — Игра только началась. У тебя есть время подумать. — Я не хочу думать. — И чего ты тогда хочешь? — Петь, — невпопад отвечает Адам, и собственные слова вызывают у него усмешку. Когда они встречаются глазами, Нил еле заметно мотает головой, как бы говоря: не здесь, не надо, ты же знаешь, что это запрещено. — «Единственное правило Игры — в Игре нет правил», — Адам продолжает улыбаться. — Здесь не действуют законы Государства. Нил смотрит на него не мигая, а Адам чувствует себя ребёнком, который только что подобрал пароль к родительскому компьютеру. Что ж, Игра должна удивлять зрителей, верно? — Патроны — в ствол, Зови друзей, быть проигравшим Веселей… Губы Нила трогает улыбка. Кажется, не только Адам знает, что была в Старом мире такая штука под названием Nirvana. — Ей просто скучно, Ну и ну, Но мы расскажем, Что к чему… Нил тихо смеётся, пока Адам щёлкает пальцами в такт, а затем поднимает глаза к потолку и отчётливо произносит: — Как вам такой сюжетный поворот, сраные ублюдки? — и эта реплика заставляет смеяться уже Адама, потому что матерящийся Нил — нечто запредельно эстетичное. О, дамы и господа, вы хотели хлеба и зрелищ? Эта Игра будет куда интереснее, чем вы рассчитывали.