Большая Игра

Это второй раз, когда Адам приходит в себя в Игре с адской головной болью, и первый — когда вместо неба над ним перевёрнутая земля. Буквально город вверх тормашками. Будто огромное, бесконечное зеркало закрыло собой небо от горизонта до горизонта. Ни солнца, ни облаков, ни серой пустоты, которая находилась над ними большую часть времени на первом уровне. Распорядители Игры буквально нарисовали им параллельный мир, такой же разрушенный, но прямо вместо, мать его, неба. И это не копия происходящего внизу: Адам не видит в нём ни себя, ни троих друзей, ни других игроков. Зато видит точно такие же крыши, брошенные автомобили, пыльные горы мусора на давно опустевших улицах, и чувствует: что-то живое там всё-таки есть. Что-то, чего они не видят и что может появиться в любую минуту. Что-то, что распорядители оставили им на потом. Единственный свет, который им достался, — работающие повсюду уличные фонари и точно такие же в параллельном городе над ними. Вокруг бесконечная ночь, и вряд ли на втором уровне вообще появится солнце, да и негде. Электрическое освещение режет глаза, от любой поверхности расползаются ядовито-жёлтые блики. Будто город свернули в одну большую коробку, и если всё время идти прямо, то рано или поздно придёшь на то же место. Голографическое колесо Большой Игры возникает над ними, между их реальностью и параллельной: в нём три сектора, в первом секторе — имена Адама, Нила, Брэда и Барри, во втором — имена другой четвёрки, в третьем — ещё три имени. Значит, они в тройке команд-финалистов. Против них семь человек, которые должны умереть, чтобы их команда выжила. Впрочем, умереть — единственное, чего хочется в этой реальности. Распорядители лишили их буквально всех вещей, которые они успели собрать на первом уровне. Ни еды, ни средств первой помощи, ни оружия. Из-за горячего, сухого ветра хочется пить, но воды здесь тоже нет. Одежда прилипает к телу в местах, где остались пятна крови — своей и чужой. Пыль будто бы въелась в кожу, сделала её бумажной, высохшей, серой, как у трупа. «А ты и был трупом», — говорит чудовище прямо над ухом, и Адам со стоном закатывает глаза. Он перестал принимать свои таблетки задолго до Игры и не чувствовал никакого отходняка, но, кажется, именно сейчас лимит его психики закончился. Ничего удивительного, особенно если учесть, что это уже вторая травма головы, которую он получает за последние несколько дней: судя по всему, его успели ударить, прежде чем их перекинуло на второй уровень, и сейчас волосы на затылке Адама слиплись от крови, а вся задняя часть головы будто бы онемела. Зато не болит, и на том спасибо. *** Брэд просыпается почти сразу же и матерится так, что Адам впервые за последние дни улыбается. Способность двигаться вернулась не полностью: Брэд может идти только с чужой помощью, и это замедляет их перемещения чуть ли не в два раза. Он это знает и предлагает остальным идти без него. Вместо ответа Адам берёт его на руки и с перерывами тащит матерящееся тело на себе, чтобы Брэд успевал отдыхать перед хождением на своих двоих. Если в двух других командах нет раненых, то о победе можно забыть. *** — Ты в порядке? Он вытирает рот от рвоты, стоя на коленях на неровном, растрескавшемся асфальте, пока Нил придерживает его за плечи, чтобы он не рухнул в лужу собственной блевотины. Вокруг них пустая, пыльная, никогда не существовавшая в реальности улица, освещённая всё тем же мерзким жёлтым светом, от которого хочется блевать ещё больше. Пересохшее горло жжёт, и ситуацию спас бы один-единственный глоток долбаной воды, но нет, никакой жидкости на этом уровне, класс. «Смешно», — хихикает чудовище. — Не смешно, — бормочет Адам. — Я… — Нил запинается. — Я не хотел… — А, нет, это не тебе. Нил молчит, и лучше бы Адам вообще не отвечал. Позади них, на обочине Брэд переговаривается с Барри, заново перевязывая эластичные бинты на его плече: вывихнутый сустав начал опухать, и, кажется, его нужно как-то вправить, но никто из них не умеет этого делать. Барри молча терпит, но Адам видит, что ему постоянно больно. На месте Барри он бы уже поехал крышей. Впрочем, он и на своём месте успешно это делает. Нил садится рядом на корточки, всё ещё придерживая его за плечо. — Как ты себя… — …чувствую? О, прекрасно, — Адам без особого толка ощупывает пальцами металлический люк, половину которого он только что заблевал. — Но было бы, знаешь, немного комфортнее, если бы вы позволили мне сдохнуть в том грёбаном подземелье, как я и хотел. — Мы это уже обсуждали. — И как, хороший результат? — Мы все живы, — Нил смотрит на Адама с сочувствием, и от этого ещё больше хочется ему врезать. — Так что да, это хороший результат. — Знаешь, если тебе нравится играть в благородного спасителя и отговаривать человека от суицида, то будь добр предложить ему ту жизнь, от которой не захочется подохнуть. Иначе сраный ты эгоист, а не спаситель. Адам практически видит, как каждое слово делает Нилу больно, и чувствует ещё большую злость, потому что Нил не злится в ответ. А должен. Должен ударить его хорошенько, потому что Адам только этого и заслуживает. Он отворачивается, сжимает зубы и бессильно скребёт ногтями по ребристой поверхности люка. То, что сначала казалось обычным дорожным рельефом, вблизи выглядит как невнятный рисунок, отпечатанный на металле. Кажется, очертания человека. Да, это человек. В плаще и с палкой. Стоит на чём-то — то ли плот, то ли лодка. Ну да, Адам, давай отвлекаться на любую херню, лишь бы не поддерживать диалог. — Да, у тебя нет той жизни, которую ты заслуживаешь, — очень тихо произносит Нил. — Но у тебя есть мы. Нет уж, плакать на глазах у тысяч зрителей Игры Адам не будет. Будет моргать до кругов перед глазами, но не заплачет. Не дождётесь. — Адам… — Я понял тебя, я… — Нет, подожди, — перебивает его Нил, поднимая палец и уставившись на люк. — Слышишь? Адам старается не дышать, и — чёрт, да, он слышит. Он слышит мягкий шелест, то чуть громче, то чуть тише. Так шелестят волны, разбивающиеся о берег. — Помоги мне, — Нил цепляется пальцами за углубление по краю люка с одной стороны, и Адам тут же цепляется с другой. Вместе они поднимают тяжёлую крышку, кладут на асфальт рядом и склоняются над смотровым колодцем. В лицо ударяет прохлада и запах мокрой гальки. Ступеньки из толстых прутьев уходят в глухую черноту, на дне которой мерцает отражение ближайшего фонаря. — Вода, — выдыхает Нил. — Вода, — повторяет Адам. — Это же долбаная подземная река. — Из которой можно пить. — Если она отравлена, это будет самая тупая смерть за всю историю Игры. — Я готов рискнуть. — В очередь, умник. — Что у вас там? — интересуется из-за их спин Брэд. — Вода! — Нил невротично смеётся, и Адам его прекрасно понимает. — Охренеть, Барри, у них там вода! — Они заболтали друг друга душевными разговорами и нарыдали нам попить? — Адз справился бы и без меня, — отзывается Нил. — Вы мне больше не друзья, — теперь уже смеётся Адам. Пожалуй, он готов пережить ещё пару дней, если эти трое продолжат шутить свои тупые шуточки.