Большая Игра

Распорядители Игры устали от них. Они перешли все возможные границы издевательства над правилами, над законами Государства, над самим смыслом соревнования: играй, чтобы нам было весело, и, может быть, ты получишь желаемое. Нет, чёрт возьми, вам не будет весело. Вы будете злиться, вы будете рыдать, вы возненавидите это шоу и больше никогда не захотите смотреть на экраны. У каналов не хватит рекламы, чтобы выкинуть из эфира те несколько часов, пока они ехали к финальной локации: Нилу удалось починить машину, вместе с Адамом они втащили на заднее сидение Барри, помогли Брэду забраться туда же, а потом всю дорогу орали олдскульный металл, будто это не виртуальная игра на выживание, а семейный отпуск с пивом и барбекю. Брэд подпевал вполсилы и в основном ржал, зато Адам и Нил наорались до хрипа. Машину, правда, адски заносило, так что Нил пытался изо всех сил сосредоточиться на вождении, пока Адам танцевал на соседнем сидении и всеми силами его отвлекал. К концу пути проснулся Барри — попробуй не проснуться от третьего захода на “Enter Sandman”. Бледный и обессиленный, он ухмылялся в свою помятую пыльную бороду и иногда издавал характерное «дж-дж», изображая электрогитару, что было встречено бурным восторгом остальных. Интересно, думали ли эти трое о том же, о чём Адам: им нужно, им просто необходимо быть счастливыми прямо сейчас, потому что скорее всего через пару часов они умрут. И Адам так счастлив, что хочется плакать. *** А потом реальность начала разрушаться. Параллельный город, всё это время висевший над их головами вместо неба, ожил. И когда Адам высунулся в окно машины, чтобы рассмотреть перевёрнутые улицы, он увидел их: тёмные силуэты людей, стоящих — висящих вниз головой — в переулках, на проспектах, на площадях. Один за другим они запрокидывают головы, как сейчас это делает Адам, и смотрят на него. Участники предыдущих Игр. Он помнит некоторые лица — видел их на экране, когда был ребёнком. Все, кто не дошёл до финиша, не прошёл отбор, — никто из зрителей не знал, что с ними стало, но все понимали, что выбраться из Игры живыми могут только победители. А эти и не мертвы: они больше не игроки, они не пытаются пройти последний уровень, они остались здесь навсегда. Значит, с их командой сделают то же самое. Им даже умереть не дадут. И это ещё страшнее. Все эти люди смотрят на Адама, а затем медленно, будто с трудом преодолевая сопротивление воздуха, отрываются от земли — от их собственной параллельной земли — и падают вниз. Город падает за ними. Ещё до того, как машина остановилась, Адам выпрыгивает наружу, следом за ним остальные — спустя несколько секунд огромный кусок бетонного фундамента превращает автомобиль в груду металла. Оглушительный скрежет, кажется, распиливает Адаму голову. Он хватает Брэда под руку, пока Нил помогает упавшему Барри подняться. Земля перед ними вздыбливается и дрожит, и разлетевшиеся откуда-то осколки стекла врезаются в тело, оставляют на щеке Адама глубокую ссадину, которая тут же наполняется кровью. Свет фонарей больше не нужен: дома на пустых улицах воспламеняются, огонь перепрыгивает на мусорные кучи, снопы искр улетают в сплошную черноту, открывающуюся на месте города-перевёртыша. Домики с черепичной крышей, панельные девятиэтажки, обёрнутые в стекло небоскрёбы падают медленно, тяжело, скорбно — и вгрызаются в землю, поднимают новые волны пламени, сотрясают почву, наполняют воздух пылью и гарью. По земле расползаются трещины, ширятся, скрежещут чёрными пастями, небо сжимается, сворачивается вокруг, как в ночном кошмаре, когда вот-вот всё закончится, вот-вот проснёшься, скорей бы проснуться, только бы проснуться. Четыре выстрела, три в цель — перед Адамом рассыпаются на пиксели голограммы мёртвых игроков, одному сносит голову гаечным ключом Нил, другому Брэд сворачивает шею. Перед ними единственное здание, которое не распадается на куски под падающим небом: огромный небоскрёб уходит высоко вверх и теряется в черноте, и здесь их дорога должна закончиться, как бы это ни произошло. На первом этаже они встречаются с четырьмя оставшимися в живых игроками другой команды. Адам целится — противник стреляет раньше. Толчок и неловкое падение, пол снова сотрясается: Брэд столкнул его на землю. У Брэда прострелен живот, но он поднимается на ноги. Болевой шок и кровопотеря догонят его потом. Гаечный ключ прилетает одному из игроков в грудь — секундной заминки хватает, чтобы Нил всадил ему под рёбра подобранный на полу нож. Минус один. Лифт не вариант: здание сотрясается, и кабина рухнет, как только придёт в движение. Они бросаются к главной лестнице, и в эту же секунду часть этажа над ними обваливается. Лестничный пролёт оседает, затягивает за собой Барри и вцепившуюся в него женщину. Адам ловит его руку на самом краю. Барри вцепляется в него и в уцелевшую ступеньку, женщина пытается сделать то же самое, но не дотягивается. Её рука соскальзывает с плеча Барри, и она падает. Брэд помогает Адаму вытащить его. Женщина на куче обломков внизу не шевелится. Минус два. Но двое других уже оторвались на несколько этажей. Пока они бегут следом, сверху на них сыпятся выстрелы. У Адама больше нет патронов, чтобы стрелять в ответ. Приходится жаться к стенам и надеяться, что оружие у тех двоих тоже скоро разрядится. Что-то попадается под ноги: Адам спотыкается и падает уже рассечённой щекой на угол ступеньки, и, кажется, у него даже хрустит шея, и в глазах темнеет от удара. «Попался», — шипит чудовище, обвивая хвостом его ногу. Он изворачивается и бьёт свободной ногой аккурат в клыкастую пасть. Кто-то хватает его за плечо, рывком поднимает на ноги, и голос Нила звучит над ухом: — Ты сильнее его! Адам впервые в этом не сомневается — и чудовище исчезает. Так просто. Уже на пороге главного зала их встречают новые голограммы: реалистичные, как живые, с теми же человеческими лицами, искажёнными страхом, стыдом, ненавистью. «В Игре нет правил», «в Игре нет правил», «в Игре нет правил», шёпотом, вполголоса, сквозь стон, сквозь крик — отовсюду, будто их голоса звучат даже со стен, даже внутри собственной головы. Твёрдые руки, не горячие и не холодные, вцепляются в шею, но Барри оттягивает их обладателя за волосы и с размаху бьёт головой в стену — голограмма растворяется в воздухе, а Адама уже валят на землю другие. Снова выстрелы — кажется, двое других игроков пытались защититься, но случайно пристрелили тех, кто почти свернул Адаму шею. В центре зала, напротив открытых решётчатых дверей лифта, — огромное голографическое колесо, оживший логотип Игры. Судя по всему, им нужно оказаться внутри него — только им и никому больше. Один из игроков уже там. Когда до него добирается второй, Брэд выталкивает первого из круга. Адам видит, как тот пытается высвободить руку с пистолетом, и подбегает как раз вовремя. Перехватывает запястье, направляет пистолет в его же лицо. От выстрела разлетаются брызги крови, Адам готов снова стошнить, но на это сейчас нет времени. Минус три. Последний игрок из команды противников вбегает в круг, и светящееся колесо начинает кружиться. Барри подбирает выпавший из руки мертвеца пистолет и стреляет — игрок внутри круга падает. Минус четыре. Колесо останавливается. Голограммы, заполнявшие зал, мигают, будто в здании перебои с электричеством, — и исчезают. Теперь в зале только они. Они четверо. Выжившая команда. Победители. Несколько секунд они оглядываются друг на друга — а потом пол под их ногами начинает дрожать и накреняться. Нил берёт Брэда за плечи и помогает дойти до проекции. Тот зажимает рукой простреленный живот, но кровь уже пропитала футболку и немного джинсы. У них минут десять, прежде чем Брэд потеряет сознание и по-настоящему умрёт. Адам и Барри становятся внутри круга рядом с ними, и Адам практически задыхается от ужаса, потому что вот сейчас, сейчас должно что-то произойти, не могут их выпустить отсюда так просто. Колесо остаётся неподвижным. Пол продолжает дрожать. Нил беспомощно оглядывается на Адама. Тот мотает головой, как бы говоря: я тоже не понимаю. — Здесь три сектора, — тихо произносит Барри. То, чего они не заметили сразу: мерцающая проекция колеса тоненькими неосязаемыми линиями разделена на три равные части. Адаму хочется расхохотаться, но сил хватает только на усмешку. Хорошая попытка дискредитировать команду напоследок. Заставить их выбирать. Но, знаете, товарищи распорядители, за эту Игру вы ничему не научились. Они с Нилом смотрят на открытую кабину лифта, затем друг на друга, всего секунду, — и оба срываются с места. И, может быть, если бы Нил лучше спал все эти дни, у него хватило бы сил обогнать. Но Адам вбегает в кабину первым и захлопывает за собой решётку — засовы автоматически закрываются. Нил хватается руками за прутья, дёргает изо всех сил, пока за его спиной не оказываются Брэд и Барри. Они берутся за решётку втроём, но Адам знает, что конструкция выдержит — потому что там задумано Игрой. — Так, сука, давай мы сначала всё обсудим, а потом ты будешь творить херню! — рычит Брэд, пока Барри пытается вытащить штыри из петель решётки. Адам смотрит на сенсорные кнопки с номерами этажей. Подсвечена только цифра «1». Но как будто у него есть выбор, где сойти. — Адам, — Нил берётся за прутья решётки, и, чёрт, Адам не думал, что это будет настолько больно. — Мы же говорили об этом. Адам, я… — У тебя получилось, — он берёт руки Нила в свои через решётку и, кажется, улыбается, но с разбитой половиной лица это вряд ли выглядит симпатично. — Спаситель хренов. — Что? — У вас всех получилось. Я не хочу умирать. Здание слишком сильно накренилось, Адам чувствует уклон пола, ощущает, как кабина лифта трясётся. — Тогда открой. Он мотает головой. — Ты же не хочешь. — В том-то и дело. Теперь это необходимо. Если он не сделает это сейчас, то потолок начнёт обваливаться, кого-нибудь может раздавить, и тогда в этом всём не будет смысла. Адам надеется, что у него будет время разрыдаться во время падения, потому что при них он этого не сделает. Нил держит его слишком крепко — чтобы вырваться из его хватки, приходится приложить усилия. Адам отворачивается к сенсорной панели, прикасается к единице и закрывает глаза. Слышит выкрики, удары по решётке, и успевает сползти по стене в угол, закрыв уши руками, прежде чем над кабиной раздаётся треск, и пол уходит из-под ног. Тело будто бы становится в десять раз легче, пространство заполняется грохотом, свет пропадает. Разрыдаться он всё-таки успел. Но удара о землю не последовало.