Секрет

Сначала Лютик подозревает, что Геральт пытается быть как можно грубее. Какого черта он так себя ведет, он понятия не имеет, но одно можно сказать наверняка: шелестящие звуки, исходящие изо рта Геральта, которые, как думает Лютик, должны быть словами, обязаны свести его с ума. Должно быть, это какой-то язык. Геральт часто использует его, когда разговаривает со своей лошадью. Лютик почти находит такое поведение милым, но потом ведьмак начинает говорить на этом языке, отвечая на многие его вопросы. Лютик просто хочет познакомиться поближе, но Геральта, по-видимому, дружба не волнует. Несмотря на то, что ведьмак может быть настоящим ублюдком, одно ясно с самого начала: Лютик может только желать быть наполовину тем человеком, которым является Геральт, но мир считает, что Геральт меньше, чем человек. Лютик обнаруживает, что он не может стоять в стороне и позволять этому происходить. Это простой обмен. Они оба нуждаются друг в друге, чтобы доказать, что они больше, чем остальные думают. Сделка несложная: Геральт сражается с монстрами, чтобы Лютик пел, а Лютик смягчает сердца и умы. Однако со временем всё меняется и усложняется — они делятся едой, комнатами и монетами, начинают заботиться друг о друге всеми маленькими, но важными способами. Прошло пять лет, и их дружба в полном расцвете, но Геральт все еще часто разговаривает с ним и огрызается на него на этом проклятом языке, как будто он считает, что Лютик не достоин знать его мысли. Это никогда не переставало злить его, но сейчас Лютик также заинтригован тем, что Геральт хочет скрыть и какого черта это так часто его беспокоит. (Какое-то чувство, которое не назовешь, расцветает в его груди при этой мысли, однако он давит его). А потом они принимали ванну. Геральт смотрит на него, как на самую захватывающую загадку в мире, что, вообще-то, правда, Лютик интересный, но если спросить его самого, он ответит, что не настолько. И именно в этот день он решает выучить этот проклятый язык, даже если это будет последнее, что он сделает. Той зимой Лютик едет в Оксенфурт и обыскивает обширную библиотеку вдоль и поперек. Библиотекари бросают на него взгляды, говорящие о том, что они подозревают в нем маньяка, но Лютик — просто человек на задании. В середине зимы его безумие наконец дает плоды — он находит древнюю книгу, написанную на языке, который он никогда не видел. «Wiedźmiński bestiariusz» — гласит название. Внутри лежит рыхлый кусок пергамента с переведенными первыми параграфами, включая название — «Ведьмачий бестиарий». В книге полным полно набросков чудовищ и их описаний, а в словах есть несколько странных букв. Многие отрывки больше не читаются, потому что они выцвели со временем, но Лютик все равно дорожит книгой. Он проводит остаток зимы, переписывая все разборчивые страницы, гораздо меньше предаваясь радостям жизни, что только подпитывает слухи о его безумии. И все это время он надеется, что это именно тот язык, который использовал Геральт. Ответ приходит на удивление быстро в удивительной форме другого Волка-ведьмака. Они натыкаются друг на друга поздней весной в Редании. Это такое забавное совпадение, что нет ни единого шанса, что Лютик не воспользуется им. — Видишь ли, мастер ведьмак, — говорит Лютик, когда они вместе пьют эль, — когда я рылся в университетской библиотеке, то наткнулся на интересный том. — Он забывает упомянуть переведенные отрывки, когда достает копию книги и кладет ее на стол перед Ламбертом. Глаза ведьмака расширяются, когда они останавливаются на названии, и Лютик знает, что это оно. Он ухмыляется и продолжает: — Кажется, она полна драгоценных знаний и мудрости, но написана на языке, которого я не понимаю. Это касается чудовищ, поэтому я надеялся, что ведьмак поможет мне расшифровать этот язык. Ламберт некоторое время ничего не говорит, только подозрительно смотрит на Лютика. — Почему ты хочешь его выучить? — спрашивает он. — Называй это академическим интересом. Глаза ведьмака сузились. Если бы Лютик не проводил так много времени с Геральтом, он бы определенно съежился под горячим, испытующим взглядом. — Это ведь не тайный язык вашей гильдии, так? — спрашивает он, чтобы нарушить напряженное молчание. — Нет, — отвечает Ламберт, — но раньше никто не интересовался им, вот в чем дело. Не знаю, что с тобой делать. Лютик вздыхает и решает раскрыть всю соль своих намерений, потому что из того немногого, что Геральт рассказывал ему о своих братьях, он знает, что Ламберт оценит это. — Послушай, — говорит он, наклоняясь к рыжеволосому ведьмаку, — просто представь, как это взбесит Геральта, когда он узнает. Ламберт радостно усмехнулся. — Блять, я хочу это видеть, когда это произойдет. Лютик не может ничего обещать, поэтому ничего не говорит. Вместо этого он спрашивает: — Тогда мы договорились? — Посмотрим. Тогда сдержанность Ламберта не имела ни малейшего смысла, но Лютик почти не хотел знать, почему ведьмак был так осторожен с его энтузиазмом. Оказывается, этот язык — демоническое творение. Ламберт начинает объяснять ему некоторые основные слова и фразы, и у Лютика голова кругом идет — в нем столько форм и спряжений, что задача Лютика научиться бегло говорить на этом проклятом языке внезапно кажется слишком сложной. Почти. Он все ещё хочет увидеть это выражение на проклятом красивом лице Геральта. Ламберт на несколько недель позволяет Лютику присоединиться к нему на Пути. Все это время он учит Лютика немного большему, особенно тому, как читать на этом языке. Самое замечательное заключается в том, что, как только он узнает все правила произношения, он может читать вслух. И самое ужасное, что само произношение настолько жёсткое и перекручивающее язык, что оно с тем же успехом могло быть формой дьявольского наказания, наложенного на Лютика за все совершенные им проступки. Ламберт смеётся, когда в его голосе звучит разочарование — Przyzwyczaisz się.- Ты привыкнешь, отвечает ведьмак, с лёгкостью проговаривая все эти безумные сочетания согласных. — Сомневаюсь, — бормочет Лютик себе под нос. Их пути расходятся, и Лютик расплачивается за услуги Ламберта песней. Лютик видел, как ведьмак победил вампира поистине захватывающим образом, так что это не было проблемой. После ухода Ламберта, Лютик начинает учиться самостоятельно. Всякий раз, когда Геральт охотится, он читает вслух отрывки из своей копии бестиария (и как Геральт никогда не подслушивает, это действительно выше его понимания. Мелитэле, видимо, нравится, что он так часто взывает к ее сиськам). Он пытается расшифровать слова в книге, используя все свои знания, и переводит еще несколько отрывков. Также они с Ламбертом обмениваются письмами, но у Лютика плохо получается писать на языке. Последнее из его писем возвращается к нему со множеством исправлений Ламберта и короткой запиской от самого ведьмака: — Cały list do przepisania, skowroneczku. — Всё письмо надо переписать, жавороночек. Лютик фыркает на это прозвище, возмущенно взъерошивая воображаемые перья. Хотя голос жаворонка очень красив, его оперение слишком простое. Лютик никогда не смог бы таким быть. Он был бы, по крайней мере, черным дроздом. Или чижом. А лучше всего снегирем. Хотя, если честно, павлин лучше всего подходит для описания его внешности, но звуки, которые издают павлины, не очень приятны, поэтому он охотно остановится на какой-нибудь яркой певчей птице. В любом случае, чертов Ламберт. Ведьмак слишком хорошо знает, как вывести его из себя. И это немного нервирует. — Skowronek to nie jak ja. — Жаворонок не похож на меня, отвечает Лютик в следующем письме. — Rzeczywiście, tak ładnie nie śpiewasz. — Действительно, ты не так красиво поёшь, пишет в ответ Ламберт. Да чтоб его. Лютик отвечает на этот комментарий простым и эффективным «иди нахуй», на что Ламберт отвечает «chciałbyś», как хочешь. Лютик не может это отрицать. Он бы, конечно, выразил свою признательность за пламенный дух Ламберта, если бы не одна маленькая, незначительная деталь. Проблема настолько мизерная, что Лютик изо всех сил старается не думать о ней. Он постоянно ищет любовников и почти каждую зиму падает в объятия графини де Стэль. Она хочет его внимания сейчас, потому что это уже не мальчишеская влюбленность, но во время его пребывания в ее имении кто-то еще всегда привлекает его внимание. Она выгоняет его, как только узнает. И так продолжается их роман, смываясь и повторяясь. Независимо от того, зимует ли Лютик при дворе графини, в Оксенфурте или где-нибудь еще, он всегда посвящает большую часть своего свободного времени поискам любой книги, содержащей ведьмачий язык, как начал называть его Лютик. Их почти нигде нет, а письма Ламберта редкие и короткие. Лютик чувствует, что его обучение застаивается, а он не может себе этого позволить. Не сейчас, после шести лет гигантских усилий, которые он уже приложил. Не тогда, когда Геральт иногда говорит ему что-то тихим, теплым голосом, а он все равно не понимает. Милетэле, похоже, благоволит Лютику больше, чем следовало бы, потому что тогда, когда он впадает в отчаяние, в прекрасный весенний день на его пути выпадает божий дар. Выпадает буквально, потому что этот ведьмак упал с дерева, под которым почти прошел Лютик, направляясь на поиски Геральта. На шее ведьмака — медальон Школы Кота, и его тело серьезно ранено. Он без сознания, когда Лютик берет на себя смелость использовать свои ведьмачьи зелья, чтобы помочь ему не умереть. Когда он, наконец, утром следующего дня открывает глаза, он представляется как Айден. Айдену требуется еще два дня, чтобы встать на ноги. Вскоре после этого, Лютик заставляет его споткнуться, когда он заговорил с ним на ведьмачьем языке, а затем бедный Кот-ведьмак действительно падает на землю, когда Лютик упоминает Ламберта. Почувствовав там какую-то историю, он остался рядом с Айденом на неделю или две. Они быстро подружились и пообещали часто писать друг другу. Письма Айдена — это как раз то, что Лютику нужно. Ведьмак более общителен, чем Ламберт, и немного кокетлив, что само по себе прекрасно. По мере того, как они переписываются, он нравится Лютику все больше и больше. Впрочем, не так уж и сильно; он все еще застрял в веселой старой неразберихе восхищения и дружеской привязанности, выходящих из-под контроля. По крайней мере, он такой не один — в письмах, между строк, есть некая история, которую рассказывают Айден и Ламберт, и Лютик достаточно умен, чтобы понять это. Однажды Лютик и Айден встречаются в Новиграде, чтобы выпить. Когда они выпили несколько кружек, они начали ныть друг другу о своих трудностях. — Cholerne wilki, — Проклятые волки, ворчит Айден. — Cholerne wilki, — Проклятые волки, искренне соглашается Лютик. Прошло десять лет изучения ведьмачьего языка, когда Лютик находит Геральта, ловящего джина в озере неподалеку от Ринды. Он знает Геральта уже шестнадцать лет, так что ему требуется ровно одно мгновение, чтобы все увидеть сквозь жалкое оправдание бессонницы. Он знает, что с судьбой нельзя так шутить, поэтому не позволяет этому произойти. Когда Лютик поет своему другу, чтобы тот заснул, Геральт думает о том, заслужил ли он, глупый ведьмак, такого человека. Как будто это не Лютик мог только мечтать о том, чтобы заслужить Геральта. Как будто Лютик не был мошенником, разлучником и ублюдком, который даже не должен был заслуживать того, чтобы смотреть в эти теплые, золотые глаза, которые позволяют заглянуть в золотое сердце. Когда они встречают Йеннифер, химия между ней и Геральтом настолько сильна, что Лютик почти видит искры, пролетающие между ними. Лютик задерживает дыхание все то время, что они проводят в Ринде. После того, как они уходят и ничего не происходит, никакого облегчения нет. Теперь ведьмак и колдунья могут встречаться в любое время, и Лютику становится горько в зрелом, сладком возрасте тридцати четырех лет. После этого он многое отпускает. Глупую привязанность к графине, заботы о том, что думает высшее общество о его произведениях. Он живет, дышит и растет, наконец, подпитываемый тем единственным, что движет им лучше всего, — чистой, абсолютной злобой. Лютик назло выучил ведьмачий язык (среди прочих мотивов, о которых он даже думать отказывается), и назло он теперь выживет, как бы сильно он ни беспокоился о том, что колдунья с фиолетовыми глазами окажется такой прекрасной парой для Белого Волка, что ему даже захочется написать об этом балладу. Лютик не спрашивает, конечно, и Геральт не говорит. Они продолжают путешествовать вместе, и Лютик купается в лучах славы, точно зная, что именно говорит о нем Геральт, когда ведьмак думает, что он не понимает. Это безумно удовлетворяет, но только до определенного момента — до тех пор, пока однажды Геральт не назвал его красивым. Лютик с улыбкой принял комплимент, потому что, в конце концов, это правда, но он не доверяет своему голосу, чтобы ответить. Он пытается бороться с глупой надеждой, расцветающей у него в груди, и пытается принять тепло во взгляде Геральта за отсвет костра. Он сам себе напоминает, что Геральт не видит его таким, потому что ведьмака интересовали только женщины. Жизнь продолжается. А потом его мир рушится вокруг него, когда он слышит слова о любви, слетевшие с губ Геральта. Именно тогда он больше не может сдерживаться, и его тайна выходит наружу. Или оба его секрета. Это так освобождает, что опьяняет. Или, может быть, это все из-за Геральта. Или, возможно, из-за того, что, когда Лютик обнажает свое сердце на языке ведьмака, это трогает ведьмака до глубины души. Он чувствует это по тому, как Геральт прижимается к нему, и он уже знает, что не найдет слов, чтобы описать это должным образом ни на одном из известных ему языков. Вот почему он знает, что это то, ради чего стоит жить и любить — это слишком много, чтобы выразить это в словах.