Курим и молчим

Макс очнулся, когда уже светало. Самочувствие было такое, словно его долго и с наслаждением лупили палками по всему телу. К тому же он был весь мокрый от пота: как минимум футболку нужно было бы срочно поменять. Он осторожно встал и увидел, что Володя спит с наушником в ухе. Меломан! Где же у него были сухие футболки? Голова закружилась, Макс схватился за стул, стул опрокинулся и загрохотал по полу. Вот черт, разбудил же Володьку наверняка. Ну точно, разбудил. Тот проснулся как-то разом, вскочил, обнимая его, не иначе, чтобы не навернулся, вздрогнул… Да, Володь, Мокрый, хоть выжимай. — Ты чего подскочил? — накинулся он на Макса, на автомате проверяя температуру ладонью. — Тебе одежду сменить надо. Садись обратно, я сейчас принесу. Пришлось слушаться, потому что даже идти в туалет в мокром было бы глупо, просквозит, не заметишь. Володя смотрел цепко и внимательно, и от этого тоже становилось не по себе, не только от собственной немощности, а еще и от ощущения, что это… что-то серьёзное. А кто здесь с этим серьезным возиться будет, в городе-то? Ни полиса, ни прописки, кому он тут… Володя думал. Красное пятно-румянец на одной щеке и правда сохранялся, о чем вчера говорил Павел Анатольевич: похоже, и правда он прав в остальном. Нужно будет идти за лекарствами и вот это все, но давайте все по порядку, он вытащил из шкафа сухую футболку и вернулся обратно к Максу. — Давай помогу, — предложил он, помогая снять мокрое и одеть сухую. Слабость у того определено была сильная. — Я чуть не ебнулся — признался Макс. — Холодно, футболка мокрая… Я ничего не понимаю, Володь. Я что, заболел, что ли? Так-то мог, не надо было в речку лезть тогда… Ох, — он поднял руки, — крыша едет. Шифер разметало к хуям! — В какую речку? — нахмурился Володя. — Какую нахрен речку, октябрь на дворе! — Он помог Максу с футболкой, сдерживаясь, чтобы не высказать, все, что он думает об идее купаться в речке в октябре. — Неудивительно, что крыша едет, температуру еле сбили, и то… Ты ничего не помнишь? Ну а откуда ему помнить, если он даже на укол не среагировал. — Ты в туалет-то пойдешь? Если да, то пошли провожу, чтобы не упал никуда. А потом обратно в кровать, тебе постельный режим прописали. — Так вот то-то и оно, — рассуждал Макс в сортире, справедливо решив, что уж в сортире ему точно не дадут по голове. — Я тогда… ну когда мы с тобой на сеновале переночевали, утром слез и пошел… ух, как меня колотило! Я такой охеревший был и все говорил себе: остынь, остынь, ну и так до речки дошел. Взял и окунулся. Солнышко жарило, вода вроде теплая, а домой зайдешь в душе сполоснуться — там маманя как раз выходная: где ты был, куда тебя носило, с кем ты подрался… заебала! Ну я и… А потом пошел тебя искать. Володь, ну кто же знал, а? Что я тут у тебя зависну?.. Пойдем в кровать, а то я щас реально ебнусь тут, раз мне режим прописали. Кстати, а кто прописал? Ты что, врача вызывал сюда? О, господи. — Пойдем, — Володя оставил при себе все, что он думает об идее остыть, окунувшись в речку, сейчас уже что, результат надо лечить. Они дошли обратно, он уложил Макса в постель и сунул ему градусник, забирая обе кружки и включая на кухне чайник. — Вызывал, — сказал он, вернувшись в комнату с чаем. — У меня сосед педиатр, моих мозгов хватило ему позвонить. Потому что Скорая сказала «не экстренный случай», а ты в таком состоянии был, что мне просто страшно стало! Он пришел, посмотрел, послушал, жаропонижающее тебе уколол, но ты этого похоже не помнишь, приказал тебя в постели держать и лечение вон расписал на пол-листа. Володя забрал градусник, когда тот пропищал, размешал сахар в чае, и глянул на температуру. — 38, 2. Пневмония, он говорит. У тебя полис-то есть? — Как не быть, — вздохнул Макс. — Дома. Вместе с военником и трудовой. Да уж, я умник-разумник, поехал — только паспорт и права взял. Веришь — сглазить боялся. Да и трудовую все равно бы не выцепил так срочно. А так почти уверен был, что довезу тебя — и обратно. Потому что ну кому я тут нужен, да. А тут даже доктор приходил! Кстати, педиатр? Любопытно. Ну я так и понял, что конкретно впал в детство. Прости, Володь. — Чай пей, — буркнул Володя, — и глупостей не говори. У меня другого выхода не было. Где я тебе ночью бы другого врача нашел? Педиатр не педиатр, а в медицине он понимает. — Он прикрыл глаза на несколько секунд. — За что ты извиняешься? За то, что заболел? Или ты думаешь, что в больном виде ты сразу меня разочаруешь? — Да не, — хмыкнул Макс, грея руки о кружку с чаем. — Я думаю, что я остолоп, потому что — ну действительно, кто в речку лазает в октябре? Но я ведь тогда напрочь не подумал, что заболеть могу. Не до того мне было. Так говоришь, постельный режим прописали? А как надолго? К понедельнику можно будет вставать? — Это от твоего самочувствия будет зависеть, — отозвался Володя, взяв свою кружку. — Я надеюсь, что тебе как минимум получше станет. Придумаем что-нибудь. Сейчас я в аптеку пойду, и вообще, потому что надо еду организовывать, а у меня в голове ни одной мысли, что тебе можно и нужно, а на одном чае, понятное, дело сидеть не получится, какое уж тут выздоровление, — он вздохнул. — А насчёт речки, кто знает, может у вас так принято, в деревне-то. Там вообще какая-то бабка стирать шла, я ещё думаю, зачем, холодно же… — О! Тимофеиха, — фыркнул Макс. — Она достижения цивилизации не признает. «Испокон веков в речке белье полоскали», — ага, засрали всю речку, суки, пятый год рыба толком не клюет. Я ее по молодости спрашивал: бабань, а как же зимой-то полоскать? А она мне реально: так прорубь же! А потом, сколько ее, той зимы!.. Макс расхохотался, насколько мог. — Вот ты меня спрашивал, Володь, как я там, в деревне, жил. А я тебе анекдот расскажу. Как давно в интернете услышал, так и забыть не могу, потому что это в точку. Приезжает летом какая-то фольклорная экспедиция в деревню. И журналистка после беседы с очередной местной бабушкой попросилась в туалет и сполоснуться. Бабушка повела ее на задний двор и говорит: вот тут, милая, присядешь, а вот тут тебе ковшик и вода в бочке, она теплая, ополоснешься. Журналистка охренела и спрашивает: бабуль, а зимой-то вы как же моетесь? А бабулька ей в ответ: тю! Да сколько ее, той зимы!.. Он снова криво усмехнулся. — Вот так и живем. Это к вопросу о сексе как о грязном деле: представляешь? А я как идиот, все ржали надо мной: дома душ настоящий, после смены на танцы иду — помыться и чистое надеть, не вонять же там на танцах, прости господи? А народ наш — ничего, воняет. На тех же танцах придешь — пОтом разит. Так сказать, к корням, к истокам! — Корни корнями, а здравый смысл-то надо иметь, — кашлянул Володя. — И ладно б там организовать было невозможно, так у вас же не захудалая деревня, колхоз есть, воду в дом провести можно, свет же провели. Маразм просто какой-то. И ведь утверждают, что это единственная норма, — он поставил пустую чашку на тумбочку и погладил его по руке. — Ничего не имею против деревни, но маразм меня угнетает. Начинаешь себя идиотом считать на фоне. Он глянул на часы и поднялся. — Так, я пошел, а то мы реально сейчас все лечение завернем так. Ты что есть то хочешь, кстати? Вообще хочешь чего-нибудь? На улице было зябко. Пришлось замотаться шарфом по уши, и то спасало мало — Володя от большого ума не выглянул в окно. Список в аптеку, где молодая девушка долго искала препараты, спрашивая его, какие ему нужны, как будто он знал, там же все написано. Потом магазин, потому что продукты было надо купить, да и вообще, таблетки на пустой желудок не пьются. И все это в ускоренном темпе, потому что оставлять Макса одного дома… ну такое… Попутно он поймал себя на мысли, что Макс вписался в его жизнь, как будто там и был, и его присутствие воспринималось как само собой разумеющееся. Оставлять Макса дома, а ведь и правда он думает такими категориями. И поди ж ещё он подумает, что его стесняет со своей болезнью. Вообще, будь это обычная простуда, Володя бы не напрягался. Простуду он знает, как лечить. У себя же лечил. А пневмония давала какой-то неосознанный страх и холодочек по коже, и от этого становилось не сильно спокойно. На выходе он столкнулся с Павлом Анатольевичем, который тут же спросил «как больной?» Володя только успел ему сказать про температуру, подъехало такси, и доктор пообещал заглянуть вечером, если надо. Лифт не работает. Опять? Что за ерунда второй раз за эту неделю? Кое-как поднявшись на свой этаж, он открыл дверь, сгрузил сумку и прижался спиной к двери, переводя дыхание. — Я пришел, — зачем-то объявил он, чувствуя, что это надо сказать. — Володь? Это ты? — донеслось из комнаты. Глупый вопрос на самом деле, кто же еще? Но вдруг подумалось: а может, ключи от этой квартиры есть у кого-то еще? У Володиных родителей, например. У его девушки. Или… парня, — Макс хмыкнул про себя. У коллег, у друзей… да мало ли? Собственно, он тут даже в нормальном виде: футболка, домашние шорты, носки. Особенно носки смешные, теплые с какими-то снежинками: потому что, конечно, ноги надо держать в тепле! Когда они отрыли в шкафу эти носки, Макс долго хохотал, а потом напялил их — и стало так тепло и хорошо. Может, и правда все к лучшему? — Я, я, — громко отозвался Володя из коридора, разуваясь и оставляя верхнюю одежду в коридоре. Вымыть руки, продукты на кухню, таблетки в комнату и присесть на пол у кровати, поймав Макса за руки. Собственные руки ещё не согрелись, и Макс кажется обжигающе горячим. — А кто ещё может быть? Я ж один живу, в общем-то. Вряд ли сюда кто-то придет без приглашения. Есть-то что будешь? Я суп поставлю, это понятно, надо что-то побыстрее сообразить. — Есть? Вот даже и не знаю… Про еду вообще не хотелось думать, фоновая тошнота пока не отпускала. Но когда Володя сказал про суп, почему-то остро захотелось этого супа: горячего, наваристого, с луком и жареной морковкой, с кусочками мяса… Ммм! — Суп буду. Если долго — подожду. Я так-то пока еще вообще есть не хочу, мутит, а суп… Вот суп — это тема. — Тогда будет суп, — пообещал Володя. — Таблетки после еды пьются. А пока только чай могу притащить, его тут пить велено, пока из ушей не польется, — он улыбнулся. — Я тогда пошел, ты если что, зови, хорошо? Попутно поставил трекер на зарядку и побежал на кухню. Воду на суп, кусок курицы туда, и дальше все пошло по кругу. Есть уже и самому хотелось, потому что ни много ни мало едва ли не полдень подходил. Пока они провозились-то. Потом вспомнил, что обещал Максу чай, пришлось кипятить чайник, попутно в холодильнике нашлось лимонное варенье, новое, что он покупал перед командировкой. Вытащив и его, Володя завалился в комнату со всем этим добром, оставив суп доходить на плите. — Варенье будешь? — спросил он, ставя все на тумбочку. — Лимонное, если тебя не достал ещё этот лимон. — Совершенно не достал. Сейчас чего-то такого кислого реально хочется. И чаю. И кстати, насчет лимона… Володь, а сигарета та твоя где? Мы ее всю вытянули, да? Макс последний раз видел эту сигарету у Володи в прихожей под зеркалом: он сам выложил ее туда из кармана, когда приехали, потому что девайс явно требовал дозаправки, и лучше было этим заняться хозяину, ну, скажем так, первому хозяину. — А то вот по ней… реально я что-то соскучился. Кстати, а тебе вот эту твою вишневую эту… нравится курить? Может, мы с тобой опять вместе лимончик потянем? — Всю. Ее заправлять надо. Она вроде в коридоре была, — Володя открыл варенье, дал ему чашку и сел на край кровати. — Я чуть позже этим займусь. А вишнёвая… ну она под настроение. Я вообще люблю вишню, у родителей сад есть и вот она пахнет похоже… А лимон — это уже моя придурь, маменька его терпеть не может. Запах лимона, в смысле, в любом виде. Но так как сейчас я живу один, то меня это не сильно беспокоит. Он отпил свой чай и вспомнил про суп. — Я сейчас, а то выкипит там все, обидно будет. Суп подошёл, Володя выключил его, закрыл крышкой и полез в холодильник. Хлеб, чтобы потом не отвлекаться, и можно вернуться в комнату. — Я в общем закончил свои кулинарные дела, можно будет есть, как чай допьешь. За окном, похоже, начинался дождь, небо было серым и низким. Звонок телефона оказался внезапен, он даже не успел посмотреть, кто звонит. — Да? — Ну ты про концерт то писать будешь? — на трубке прорезался Семенов. — Матвей сказал, что ты на концерт пошел. — Какой концерт? — не понял Володя, судорожно вспоминая, не забыл ли он про какой-нибудь материал. — Ну на какой ты вчера ходил? — Так я просто ходил. Слушайте, так это колонка Матвея, пусть он сам и пишет! — Владимир, Матвей у нас совсем мышей не ловит со свадьбой своей. Напиши что-нибудь, у нас в понедельник выходит обзор недели. Гонорар тебе пришлю. — Ну понятно, как Матвею, так можно мышей не ловить, — пробурчал Володя. — Ну вот будет у тебя свадьба, и тебе можно будет, — хмыкнул Семенов. — Очень сомневаюсь, — выдохнул Володя. — Что? — Ничего. Очень сомневаюсь, что мне можно будет не ловить мышей. Сроки какие? — До завтра успеешь? До вечера. Обычный размер. — Ладно. Володя сбросил звонок и глянул на Макса. — Суп принести? — Да я сам схожу, ну что это в самом деле, — Макс попытался встать, и у него даже получилось, но тут внезапно резко закружилась голова, и он шлепнулся обратно на постель. — Мда. Херня какая-то. Наверное, принести. Чего там хотели от тебя? По работе? Я могу чем-то помочь? — Давай без геройств, а? — вздохнул Володя. — Я принесу. Я просто спросил, будешь или нет. Я себе тоже принесу, а то есть то мне тоже хочется. Он ушел за тарелками, вернулся потом сначала с одной, потом с другой и хлебом. Помог Максу усесться, сам сел у него в ногах со своей тарелкой. — На работе хотели, чтобы я работал за других. Есть у нас парень один, Матвей. Ты вчера его видел. Пишет культурную рубрику. Работа — не бей лежачего, ходи на мероприятия за счёт редакции и пиши материал. Ну вот он и ходил со своей девушкой, когда настроение было. И писал. А год назад они пожениться решили. И теперь у нас не редакция, а сериал «Свадьба Матвея», потому что он почти год выносит нам мозг со своей подготовкой. Ну и косячит периодически, но ему можно, потому что его невеста — племянница главреда. И сейчас она с ним на концерты мотаться не хочет, надоело. Вот и распихивают материал куда попало. По-хорошему, — Володя усмехнулся, — они должны мне компенсировать билеты, раз я вроде как про концерт пишу и все такое, но они мне не компенсируют, потому что билеты брал не я. Но заплатят. Он замолчал, принимаясь есть. Суп получился хорошим, на его скромный взгляд. Чего-то такого и не хватало. — А вообще, они достали меня со своими свадьбами и вопросами «ну когда уже ты?» — он отставил тарелку и забрался на кровать с ногами. — Других дел будто нет, кроме чужих свадеб. А хочу ли я, вообще никто не интересуется! — он вытащил все нужные таблетки и вручил их Максу, пока они оба не забыли про них совсем. День уже. А то ни хрена они так не вылечат. — Мне батя анекдот рассказывал когда-то. Точнее, маме рассказывал, а я услышал. Это уже в деревне жили. Чувака спросили, куда ему больше нравится ходить, на свадьбы или похороны. А он сказал — на похороны. Там хоть никто не дергает за рукав и не спрашивает «А когда же ты». Мама так смеялась тогда… Володя чуть не расплескал жидкость, которую он заливал в вейп на этом самом анекдоте, потому что его он знал и в свое время цитировал в редакции, пока не отстали. Он рассмеялся, стараясь ничего не пролить, а то спать потом невозможно будет в этом лимоне, и закивал. — Вот, вот, ты понимаешь! — Но вообще, это невозможно. Меня тоже все время спрашивали — когда. Я и плюнул, пусть подавятся. Маманя сказала — если я не женюсь, мне в деревне жизни не будет. — А по факту, что в городе, что в деревне этим достают, только в деревне деваться некуда, — Володя закрыл вейп и поглядел на Макса. Внимательно и долго. Макс проглотил все протянутые ему таблетки, запил водой и вдруг сказал: — Володь. А оказывается, я тебе безгранично доверяю. Я ведь только что выпил все, что ты мне дал, и даже не спросил, что это и зачем. Так интересно! Хотя… Вот я все вспоминаю — как спрашивал тебя, будешь ли ты пить после меня из стакана, таблетки эти опять же… И это после того, что мы тут с тобой делали вчера ночью. Странное восприятие: то есть там меня не смущало, а теперь какой-то внутренний голос говорит мне «А почему ты не спросил, что это». Да нипочему. Может быть, потому, что ты мне… отдался вчера ночью, а? И не спрашивал, как да что? Он поставил стакан на тумбочку у кровати и вздохнул: — Эхх. А я думал — придем после концерта, все такие в радостном охренении, и поговорим про окончательную, полную близость с тобой. А то я все ощущал, что в этом равновесии чего-то не хватает. Я идиот, да? А сейчас вот… ну может, хоть поговорить, я не знаю. — Знаешь, — сказал Володя, подсаживаясь ближе и осторожно прислоняясь к нему, так, чтобы они сидели друг на против друга. — Если так подумать, то доверие наше началось не с кофе и не с таблеток. И не с близости даже. А с того, как ты меня на сеновал повел. А я пошел. Это сейчас я понимаю, что мне крупно повезло вообще, что ты меня вел, я ж в деревне не ориентируюсь, завести неизвестно куда — нефиг делать, тем более пьяный. Или с того, что ты за руль сел и повез меня: опять же, в том состоянии вряд ли мог бы что-то предпринять особое, если б цель была другая. Это я только сейчас понимаю, что по логике это довольно опрометчиво было, но доверял я не логикой, Макс. И домой тебя пуская, я думал не логикой тоже. Он взял Макса за руку, погладив по ладони. — Доверие у нас и правда сложилось, это как факт. С этого и начинается близость, как по мне. И нет, ты не идиот. Совершенно не идиот, — он протянул Максу вейп и добавил: — Знаешь, на моей памяти ты первый вообще, кто на эту тему со мной говорит. Это очень… трогательно. Знакомый лимонный запах взбудоражил, голову повело, на губах снова вспомнился горьковатый привкус. — Ммм… — Макс затянулся, закрыл глаза и запрокинул голову. Перед глазами понеслись картины тогдашней ночи: как они лезут вдвоем на сеновал, как колется сено и кружит голову запах сухой травы, как губы касаются губ, как он, плохо понимая, что делает и рискуя получить по морде, вдавливает Володю в это самое сено… А ведь черт подери, правда: тот пошел с ним вдвоем, черт знает куда, в ночи, рискуя практически всем: потому что так-то могли и ограбить, и избить, и изнасиловать, и вообще укокошить. А он пошел. Да уж, как-то так сложилось сразу, даже не осознавали они оба этого. Он открыл глаза, протянул Володе вейп: — Будешь? А то я такой этот… словил сейчас. Как его, вьетнамский флешбек? — Буду, — отзывается Володя, забирая у него ненадолго и тоже затягиваясь. Лимон, который раньше казался горьким и позволял не уснуть, будоражил, сейчас стойко ассоциировался с сеновалом, жаром и их поцелуями. Сначала опосредованными, а потом… Он вернул вейп, выдыхая, а сам полез целоваться, потому что накрыло его тоже внезапно и очень мощно. Хотя Макс болеет… Но целоваться-то хотя бы можно. — Володька, ну ты чего, я же заразный, — кто бы знал, чего Максу стоили эти слова, потому что — вроде бы ну не надо, инфекцией-то делиться, а с другой стороны — как же хочется! Потому что в памяти вспыхивали пережитые ощущения одно за одним, и так хотелось этих самых поцелуев. Именно сейчас, с тем самым вкусом лимона. — Пневмония не заразна вроде… — отозвался Володя, отпуская его. Его уже повело, чуть-чуть, но повело, в этом общем запахе лимона и ощущений поцелуев. — Извини, я просто не удержался. Он зажмурился на несколько секунд, вдыхая их общий запах и вздохнул. — Накрыло, как ты говоришь, этими… Мне сложно было тебя не поцеловать. — Ну, — сказал Макс, — если не заразна, то гуляем! Мне доктор постельный режим прописал, значит, падаем в постель! — Он обхватил Володю за шею и притянул к себе. — Вот что значит поел… супчик очень вкусный был, даааа… — С любовью готовил, — улыбнулся тот, обнимая в ответ и снова целуя. Постельный режим так постельный режим, он то не против. Макс вроде оживел так, вроде не плохо. Поцелуй вышел глубже, потому что реально хотелось и реально очень отзывалось…