Курим и молчим

Проснулся он, когда было уже темно. Часы показывали девять часов вечера, а значит, они просрочили измерение температуры, и чуть не проспали таблетки. На телефоне чей-то пропущенный, но Володя смахнул его, даже не глядя — у него выходной. Нужно сходить за чаем, пить охота очень сильно, и вообще потом доползти до душа, он то не болеет, чтобы отлынивать. Володя вылез из кровати, натянул штаны на голое тело и пошел на кухню ставить чайник. А заодно и убрать суп, и сделать что-нибудь поесть к чаю. Пока кипел чай, он начал набрасывать материал про вчерашний концерт прямо на телефоне. Наделать бутербродов, ничего сложнее не хочется, пойти в душ, закинуть наконец стирку. Запустив машинку, он понял, что сунул их белье все вместе, даже не озадачившись. Надо же, было даже сложно подумать чуть раньше, чтобы стирать свое белье ещё с кем-то. Хотя… Это примерно как пить из одной кружки. Давать ему свою одежду. Внезапно это стало в порядке вещей. Володя вернулся с бутербродами в комнату, записал ещё пришедшие идеи по поводу концерта и начал будить Макса, потому что лекарства надо было принять. Да и вообще… — А? — физиономия у Макса была совершенно ошарашенная. — Уже утро? А почему темно? Ты чего меня разбудил? Слушай, ничего не помню. Мы сейчас с тобой где вообще? А пожрать есть чего? Блин, я совершенно окосел, прости. Давай чайник поставим? — Вечер. Чайник я поставил и поесть принес, потому что у тебя таблетки. Потом можешь обратно ложиться спать, — он улыбнулся, щупая лоб у совершенно заспанного Макса. — Дома мы с тобой, Макс. Вообще, если б можно было не будить, он бы не будил. Но забивать реально было нельзя, он понимал это, даже не особо разбираясь в медицине. Поэтому сейчас он наблюдал картину «сонный Макс пытается понять, то происходит». Включив тусклый ночник, чтобы не бил по глазам, Володя ушел за чаем, который как раз заварился. Макс несколько раз моргнул, осознавая, что ему только что сказали. Дома. Вот какая штука интересная. До недавнего времени его дом был совсем другим и в другом месте. Думал ли он, что так все сложится, когда покупал билеты на тот концерт? А потом вечером шёл на танцы, подгоняемый дружками — «але, Макс, там какой-то хрен приезжий твою бабу клеит»? И ведь шёл то чисто из любопытства, так-то провались она, эта баба, интересно просто! Пришел — и словно споткнулся об этот взгляд, о глаза — серые, стальные и в тоже время такие дружелюбные. И от этой дружелюбности стало так странно внутри, что все вскипело и захотелось ему морду набить! А оказалось, и не виноват он совсем в Максовых ощущениях. Просто они так устроены. Тёмный сеновал, запах сухой травы, руки на плечах, всем весом его в эту траву, и целовать, целовать, прижимать к себе… И спросить, как зовут. Владимир. Владимир Красно солнышко, етишкина мать! Володька. Серые глаза, сильные руки, нежные пальцы. Губы. Волосы на лоб падают, темно-русые, мягкие. Теплая кожа, дорожка на животе, аккуратный член. Ладонь помнит, как они вдвоём руками… Ааа, что ж его так кроет то, етишкина мать!.. Володя вернулся с кружками, поставил на тумбочку, сел на пол у кровати, это стало уже привычным, положил локти, поймал Макса за руку. Кто бы сказал ему, что он радостно будет таскать кому-то чай в постель и заботливо варить суп, а? Да и с кем-то быт будет налаживать? Пальцы переплелись, он прижался губами к ладони и замер, чувствуя эту странную накрывающую нежность и то, как он просто тонет в этих всех ощущениях. И выбираться не хочется. — Макс… — осторожно позвал он. — О чем ты думаешь?.. — Будешь смеяться, — ответил Макс. — О тебе. Меня опять кроет флешбеками, прикинь? Как я билеты покупал. Как на танцы пришёл. Как на тебя наезжать пытался. И что было потом. И какой ты… во всех местах. Он тряхнул головой: — Кстати, любопытно: сеновал вспоминается, а дуэль — нет. Вытеснилась. — А потому что дуэль совсем дурная была, — ответил Володя, прижавшись виском к его животу. — Потому что… Смысла не имела, мы пошли на поводу… я пошел на поводу у своей гордости. Ну и вообще, народ требовал возмездия. Невеста твоя и все такое, — он замолчал, забираясь с краю на кровать и прижимаясь к Максу. — А на сеновале мы делали то, что нам хочется… Как мне кажется, — он негромко вздохнул. — Меня тоже кроет. Но кроет так… масштабно, ощущениями скорее, и я удивляюсь, насколько быстро привык к тебе здесь. — Вот и меня удивляет, как я быстро сюда вписался, ага, — усмехнулся Макс. — Как мой батя говорил: обжился, как скоба в бревне! Вообще, Володь, смешно так получилось. Я никак не могу вкурить, что всего три дня прошло. Мне кажется — уже несколько месяцев! Он внезапно погладил Володю по голове. И начал перебирать волосы, ласкать пальцами. — Это вообще так странно, — говорил он при этом. — Мы такие разные с тобой, я и не думал… что вот так бывает. Но ух! Поначалу бесил ты меня! Или меня бесил тот факт, что ты мне… что ты меня не бесил. Кстати, Володь, как там твой материал о концерте? Я, конечно, не спец, но может, чем помочь могу? — Я набросал то, что в голову пришло, — ответил Володя, подставляясь под его пальцы и прикрывая глаза. — Потом буду собирать в статью. Могу прочитать, если интересно, может и поможешь чем в самом деле. За телефоном было вставать лень, он пригрелся рядом, особенно, когда его так гладили по голове. — У меня тоже ощущение, что больше чем три дня прошло… Тишину нарушил телефонный звонок. Володя озадаченно глянул на часы, но кто-то настырно висел на линии. Пришлось вставать и сбрасывать, заодно взяв телефон. Но сделать ничего не дали, и на третьем звонке у него сдало терпение. — Извини, я отвечу, — сказал он Максу, сел обратно рядом с ним на кровать и снял трубку. — Да? — Ты дома? Какие планы на вечер? — не сильно трезвый голос заставил ещё раз взглянуть на часы. Полдесятого. Ну да, сегодня суббота. — Ты чего завис? Я вон под подъездом стою, поехали куда-нибудь… — Нет, Игорь, я занят. — Володя прикрыл глаза. На том конце замолчали. — В смысле занят? — собеседник, кажется, даже протрезвел. — Ты же не работаешь сегодня? — У меня что, кроме работы дел нет? — огрызнулся Володя, но его перебили. — Ты дома или нет? Меньше всего хотелось, чтобы он припёрся сейчас под дверь. — Нет, я не дома, — соврал Володя. — Я за городом. — Понятно, — разочарованно отозвался голос. — Жаль, я думал, ты составишь мне компанию. — Не судьба, — ответил Володя, чувствуя себя полным идиотом. — Ты больше ничего не хотел? Он сбросил звонок, откладывая телефон в сторону. Игорь, которого несколько месяцев где-то носило, решил объявиться именно сейчас на кой-то хрен. Отчаянно хотелось поговорить с кем-то. С Максом. Но не грузить же его на больную голову, в самом деле. — Кто это? — встревоженно спросил Макс.- Нет, понятно, это дело не мое, но… этот человек напряг тебя. Он тебе угрожает? Что-то можно сделать? Он не станет ломиться сюда, чтобы вынести дверь и увезти тебя, куда он там собирался? Ты даже соврал, что тебя дома нет. Но судя по всему, он бухой и с него станется. Ты хочешь это обсудить? Володь? — Он мне не угрожает. Он не станет ломиться сюда, потому что у меня не горит свет. Он пьяный, — Володя закрыл глаза на пару секунд и замолчал. — Да, я, наверное, хочу это обсудить, — наконец сказал он. — Только ты таблетки сначала выпей, а то мы забудем нахрен. Он перевел телефон на беззвучный, и вовремя, на него снова позвонили. А потом позвонили в дверь. — Я ошибся, — удивлённо Отозвался Володя. — Однако… Он замолчал, прислушиваясь, и придержав Макса, чтобы тот никуда не пошел. Звонки прекратились. Хотелось надеяться, что свалил, а то Володя чувствовал, что Макс окажется прав — с него станется. — Мне определенно надо поговорить, — ещё раз повторил он. — Я хочу. Поход за чаем немного успокоил и, вернувшись обратно в комнату, Володя сначала вручил Максу стакан воды и таблетки, а потом уже чай. — Давай выпьем за то, чтобы обсуждение не доставило тебе неприятностей, — сказал Максим и одним махом забросил в рот сперва таблетки, а потом опрокинул стакан с водой. И улыбнулся. — У нас же ночник, вот он и ломится. И на кухне тоже свет небось, ты же за чаем и таблетками ходил. Он хоть и пьяный, но понял, что ты ему наврал. Ну ладно, если ломиться начнет — разберемся. Это твой бывший, что ли? — Можно и так сказать, — скривился Володя. — Давай по порядку я тебе расскажу, а то меня самого это уже задалбывает, а поговорить не с кем. Он отпил чай и вернул кружку обратно на тумбочку. — Мы встречались примерно полгода, ну, как встречались, ездили куда-нибудь сначала, мне тогда было откровенно хуево, честно скажу, и я тупо заткнул им дыру в своем окружении. Это я уже потом понял. Он, по ходу, тоже, потому что встречались мы в основном для постели… — Володя замолчал на пару секунд, потом все же продолжил. — Я был удобным партнёром, меня не надо было никуда приглашать, кроме как к себе домой, обещать мне что-то, участвовать в моей жизни. Мы встречались на выходных, в воскресенье я возвращался домой, а дальше рабочая неделя. Подобие долбаной стабильности. — Он замолчал, заметив, что ему снова звонят, но трубку не снял. — Потом мы стали встречаться не каждую неделю. А потом я узнал, что он решил «жить нормальной жизнью» и завел себе девушку. Ну как узнал, девушка позвонила мне с его телефона, а потом долго извинялась, решив, что ошиблась номером. Больше не звонил, вон только сегодня выплыл, пьяный, как три сапожника, и уверенный, что я четыре месяца сидел в ожидании. Как девочка по вызову, блядь. Стало горько. Володя вспомнил, зачем он поперся в эту командировку, в которую никто не хотел ехать — ему реально было все равно, если он там где-то встрянет. Почему согласился на эту глупую дуэль, зная, что против трактора нет шансов. Даже зачем он на сеновал поперся, тоже знал — пусто было, все равно. Пока они не начали разговаривать. А потом как переключило. Реально переключило и не все равно стало. В дверь постучали, но он проигнорировал. — Вот какой хрен упорный, а, — сказал Максим. — Слушай, может, я выйду, а? Вот такой весь в трусах и тапочках. И скажу: проваливай отсюдова, товарищ дорогой, твое нагретое местечко занято, вали туда, где ты столько времени шароебился!.. — Он расхохотался. — Не, Володь, не смотри на меня так. Это говно недостойно того, чтобы руки об него пачкать. Но слушай… блин, я начинаю понимать, зачем ты в эту нашу дуэль ввязался. Я тогда подумал: больной, что ли? Я же его в блин раскатаю. И… не захотел раскатывать, Володь. Не потому, что сел бы. Не потому, что испугался грех на душу брать. А потому что… нравился ты мне. До меня самого это только там, на сеновале дошло, когда я… по сену тебя размазывал. С поцелуями своими. А ты, значит, просто хотел, чтобы тебя кто-нибудь укокошил. Не мытьем, так катаньем, не трактором, так… — Я в общем-то на дороге ещё понял, что это просто ерунда какая-то, — ответил ему Володя. — Когда свернул, потому что мне стало понятно, не этого я хочу. Уже не этого. Чего, я ещё не знал, но не этого, не этой дуэли, не этих последствий… Он замолчал, потому что в дверь откровенно колотили. И поднялся. Звонки в дверь стали практически непрерывными. Потом снова раздался грохот. И пьяный голос: — Вовка! Я знаю, что ты дома! Открывай!!! — Сукин сын, — нахмурился Максим. — Полицию вызвать? Или сами ему морду набьем? Он ведь не отъебется, особенно если бухой. Володе одному идти не хотелось. Откровенно. Отчаянно. Но помня, как Макса вело сегодня днём, и он сам провожал его везде, он не мог просить его встать и переться сейчас к двери доказывать что-то пьяному идиоту. — Я сейчас, — всё-таки сказал он. — Я просто реально не думаю, что тебе есть смысл из-за этого подниматься с постели. — Ты чего орёшь? — через дверь спросил он, выйдя в прихожую. — Я никуда не поеду, это не ясно? — Да какого хрена! Я эту дуру бросил, а ты со мной не поедешь? Как так-то? — А я тебя просил? — устало спросил Володя и вздрогнул, от того, что в дверь снова начали стучать. — Открывай, а! К кому мне ещё идти, когда мне плохо? — Я что, похож на скорую помощь?! — не выдержал Володя. — Блядь, Игорь, ночь на дворе, тебя вообще не интересует, болею я, сплю или занят, ты просто припёрся после четырех месяцев молчания. Наше с тобой общение закончилось в мае, все. Сам же сказал. — Мы можем поговорить не через дверь? — не унимался Игорь. — Нет. И если ты не уйдешь, я вызову наряд. — Я ночевать буду здесь, под дверью у тебя, — пообещал пьяный голос за дверью. — А я слово свое держу, ты знаешь… — Иными словами, — сказал Максим, появившись в прихожей, — как говорил мой батя — мужик что бык, втемяшится в башку какая блажь — колом ее оттудова не выбьешь, упирается, всяк на своем стоит!.. Он замолчал, наслаждаясь произведенным эффектом. За дверью внезапно затихли. — Ты вот что, Игорь… Игорь же, да? Ты иди домой. Выспись, протрезвей, потом позвонишь. Если будешь хорошо себя вести — с тобой поговорят. Ты ведь полицию не хочешь? Ну наверное, не хочешь. Они приедут и повяжут тебя за хулиганку, потому что ты бухой ломишься к людям в дом, когда они тебя пускать не хотят. И скажи спасибо, если соседи еще полицию не вызвали, потому что ты орешь тут, грохочешь, им спать мешаешь. Ну так что? Договорились, ты уебываешь спать, или мне выйти? — Да ты кто такой ваще, — прозвучало из-за двери. Правда, уже тише. — Я? — Максим подошел совсем близко и сказал прямо в замочную скважину. — Я родственник. Приехал в гости в дУше помыться, а то у нас в дярёвне душа нету, одна выгребная яма на все село, да и та с дерьмом! Я в этой дярёвне трактористом работаю. Знаешь частушку? Трактор едет, трактор едет, на всю улицу гудит, кто ко мне в кабину сядет — обязательно родит! Ну и там еще есть, восемнадцать плюс, я тебе через дверь орать не буду. Но обещаю: если ты сейчас меня доведешь, я выйду, и ты у меня непременно родишь. Ежика. Поперек иголок. А потом я увезу тебя к себе в дярёвню и суну головой в яму с дерьмом. И ты пикнуть не успеешь. Понял, нах?.. — Понял… — совсем неуверенно отозвались из-за двери. — Ну, Вовка, у тебя и родственники, блин… Так бы и сказал сразу, что не один… Слышно было, как открылся лифт, починили что ли, потом закрылся, и стало тихо. Володя стоял у стены и беззвучно ржал в ладонь. Когда за дверью стало тихо, он расхохотался в голос, потому что это просто было что-то. Да и нервяк, который создал Игорь, искал выхода. — Частушка огонь, что там про восемнадцать плюс, а? — сквозь смех спросил он. — А я не рожу, а? Хотелось глупо ржать, потому что его сейчас попустило. Он обнял Макса и уткнулся ему в плечо, пытаясь успокоится. — Нет, Володь, ты, к сожалению, не родишь, — вздохнул Максим. — Ты же ко мне в кабину не садился? — А у тебя волшебная кабина, что ли? — продолжил ржать Володя. Макс тоже заржал. — А то! Пойдем в комнату. Мне нравится этот вид досуга: набухаться чаю и орать матерные частушки про трактористов. Ну, вот например, хрестоматийная: тракториста полюбила, трактористу я дала, две недели сиськи мыла и соляркою ссала. Это уже даже скучно. Или вот эта: приходите, девки, в поле, с трактористом пашню мять, у него есть ключ для гаек — сантиметров двадцать пять! Ну, это авторам со страху показалось… Пойти нормально не получилось, потому что где-то на второй Володьку снова разобрал ржач. — Или вот эта, я с нее ржу всегда: трактористы ебачи, проебали все ключи, бригадир кричит — ура, проебем и трактора! — Авторы текста про 25 сантиметров вместе с девками мять пашню, что ли, ходили? — ржал Володя. — А про ключи эпично, это прям все объясняет, радостно проебанные трактора. Макс тоже еле дошел до кровати, сел и ржал уже согнувшись. Вообще плюхнулись на кровать они оба и Володька явно пытался успокоиться, упёршись руками в постель и пытаясь перевести дыхание. Но у него не получилось, потому что Макс продолжил, провоцируя новый приступ ржача: — А вот эта моя любимая: два чумазых тракториста пашут поле на Ка-триста. Хуй теперь их разберет, кто сейчас меня ебет. Он перевел дух: — У нас народ как бухнет на праздник и начнут частушки орать, когда эту вспоминают — особо набухавшиеся вместо «меня» поют «кого». Мне перестало нравится это где-то раз на пятый, вот честно, ну их в жопу, знаешь ли. Вот когда на прошлые ноябрьские народ это исполнил, мать сказала — женись от греха. — Мда, я смотрю у вас там умельцы переделывать, — всё-таки выдохнул Володя. — Про тебя, что, слухи ходили только от того, что ты не женат был? Немного кружилась голова, столько ржать, но сейчас и правда стало совсем-совсем хорошо. — Если б я не стоял с тобой рядом, я б тоже напрягся, когда б мне таким суровым тоном про ёжиков задвинули, — улыбнувшись, продолжил Володя. — Это реально было сурово, с говором этим. — Да заебал он, ну реально. А в дярёвне нашей, — Макс усмехнулся, — если вот так шугать народ не умеешь — сожрут. Вот я и научился, чтобы не сожрали. Ну да, примитив ходячий, деревенский тракторист. Кстати, вот еще частушка: мой миленок тракторист, ну а я доярочка, он в соляре, я в говне — чем же мы не парочка? Ооо, эту тоже у нас любили заводить, невестушка все обижалась. Она оператором машинного доения в комплексе нашем работает, реально, не вру, — и он заржал. — Я выбрал по классике! Чтобы хоть не меня одного в частушках воспевали!.. Он выдохнул: — А слухи… ну пока не ходили, но мама очень тревожилась, что пойдут. И тогда… тогда реально могут дубиной по башке и в выгребную. Ну, на всякий случай. Кстати, а матерных частушек про журналистов нету? — Мда, ну у вас и порядки там… Хотя здесь иногда не лучше… Частушки? Официально нету, но мы придумали, — гыгыкнул Володя. — На злобу дня, так сказать. Потому что как-то нас достало все до самых гланд. Он кашлянул и с чувством продекламировал: — Наш редактор очень грубый, на него управы нет. Он вчера послал нас нахуй, а сегодня на банкет. На банкете мы не ели, а писали репортаж, и решили — в самом деле охуел редактор наш!* А ещё вот эта мне нравится, это коллеги из соседнего отдела гоняют. Мы работу в спортразделе Делим по порядку Кто-то на футбол идёт Ну а кто на блядки. * Володя снова заржал, потому что читать матерные частушки внезапно оказалось очень весело. — Слушай, это просто потрясающе, — гоготал Максим. — Я тоже вспомнил, заезжие репортеры по пьянке распевали. Что-то было там: моя милка журналистка, из себя газетчица, интервью у всех берет, а еще минетчица. Ты извини, но вот дословно цитирую. Ну, у нас культурный вечер сегодня удался! И вот на этой позитивной ноте — может, почитаем, что там у тебя про концерт получилось? — Да ничего, — смеялся Володя, — я вот понимаю, что им крупно повезло, что им реально по голове никто не настучал. Так, концерт… Да, а то меня этот козел отвлёк как раз на этом самом моменте, — он потянулся за телефоном, достал, но не включил, хитро глянув на Макса. — Я сейчас тебе ещё одну процитирую, так сказать, на посошок, а потом про концерт. Я ее маленько переделал и так она мне нравится больше, — он улыбнулся и начал. — Мой миленочек редактор — новостью заведует. Только заведу свой трактор — Он уже расследует. — Ссска!.. — Макс поперхнулся чаем и закашлялся. — Ты предупреждай! Ну вот, я облился весь. Мне срочно нужны чистые трусы. Или не нужны? Хорошо, что чай остыл, етишкина мать, я больше не могу, у меня живот ржать болит!.. Он встал с кровати и стащил с себя пострадавшее белье. — Пиздец какой, — усмехнулся он. — Культурный вечер! Володь, тыкни, откуда взять — ничего, что я сам достану? — В комоде. Верхняя полка, — улыбаясь, отозвался Володя. — Откуда ж я знал, что ты так среагируешь, она ж приличная! Он тоже вскочил с кровати, для того, чтобы коротко обнять Макса и поцеловать. А потом все-таки показать, где что лежит. — Итак, про концерт… — сказал он, когда Макс наконец переоделся и они вернулись в постель. — Значит, слушай…